Страница 18 из 20
Три года он работал как проклятый, спал по несколько часов в сутки, часто забывал о еде. Ходил весь в щебенке и крошке. Разбил в кровь колени, загноил заусенцы, мраморной пылью испортил себе глаза и легкие. Зато создал-таки своего четырехметрового «Давида». Никто в мире еще не ваял такого Гиганта! Для его перевозки пришлось построить огромнейшую деревянную клеть. Архитекторы братья Сангалло сообразили, как специальными узлами укрепить в ней «Давида», чтобы он ехал в подвешенном состоянии и не ударялся при этом о клеть. Саморучно оплетая статую десятком канатов, Микеланджело уговаривал «Давида» потерпеть. Да и как не уговаривать — Гигант казался живым. Сквозь молочный мрамор на его напрягшейся шее словно проступили вены, вздувались жилы на руках, глаза смотрели совершенно осмысленно. У Микеланджело даже руки затряслись — тяжело отдавать свое создание в люди…
На перевозку «Давида» народу набежало с полгорода. Все глазели, кричали. У Микеланджело зарябило в глазах. Хорошо, что подоспел друг — шумный и задиристый архитектор Симоне Кронака. Он-то и стал руководить передвижением «Давида». Клеть опустили на деревянные катки. Как только она немного продвигалась и задний каток освобождался, один из рабочих выхватывал его и, забегая вперед, снова подсовывал под клеть. Но дело оказалось не из легких. За весь день «Давид» продвинулся всего-то на полквартала, еле добравшись до Виа Проконсула. И каждый раз, когда впереди под клеть просовывался каток, Гигант вздрагивал, словно предчувствовал что-то. А народ вокруг кричал и тыкал пальцами. Наверное, там был и тот, кто написал эту записку с угрозами…
Микеланджело выбежал на Виа Проконсула. Хвала Мадонне, его громадное детище было тут — живое и невредимое. В лунном свете белый мрамор отсвечивал каким-то неземным сиянием. Микеланджело неловко погладил его заскорузлыми пальцами. Все хорошо. Ночь тиха и прохладна.
Скинув плащ на землю, скульптор устроился рядом с клетью. Он будет сторожить. Но сон, подкравшись, сулил блаженство. Микеланджело снились времена его юности: знаменитые сады Медичи, в которых он впервые оказался почти два десятилетия назад, дабы посетить одну из мастерских, которые там для живописцев и скульпторов устроил тогдашний правитель Флоренции Лоренцо Медичи Великолепный. Именно там еще 12-летним подростком Микеланджело впервые увидел мраморные фигуры и понял, что нет в мире ничего прекраснее, чем создавать белоснежную скульптуру! Отсекать все ненужное и раскрывать душу камня. Освобождать из холодного мрамора почти живые тела. Чувствовать силу и мощь своей руки и передавать эту силу своим созданиям. Да за то, чтобы стать скульптором, он был готов отдать жизнь! Но отец Микеланджело, городской советник Лодовико Буонарроти, прослышав о таком увлечении сына, запретил ему и думать о скульптуре: никогда еще члены его почтенного рода не опускались так низко. Ведь резать камни — это же занятие для грязных крестьян! И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы на любознательного подростка не обратил внимание сам Лоренцо Медичи, главный покровитель флорентийских художников и поэтов, который даже согласился заплатить папаше Буонарроти кругленькую сумму за то, чтобы тот позволил своему сыну учиться ваянию. Лоренцо обладал поразительной способностью — он безошибочно определял талантливых людей.
Не прогадал он и на этот раз. В результате Флоренция получила большого мастера, который к тому же успел получить признание в самом Риме, изваяв для базилики Святого Петра знаменитую скульптурную группу «Пьета». Хотя он еще молод: в нынешнем, 1504 году ему, Микеланджело Буонарроти, исполнится всего лишь 29 лет. К тому же со времен юности в его жизни мало что изменилось: он, как и прежде, живет только ради своей скульптуры. Даже семью завести не удосужился. Впрочем, его творения для него все равно что дети. А гигант «Давид» — его лучшее и любимое создание.
Шум голосов и топот ног разбудили скульптора. Гоня остатки сна, он затряс головой. И в это время в боковую стенку клети врезался первый камень. За ним другой, третий.
Странствия Гиганта
Микеланджело вскочил. Распростер руки, закрывая «Давида» и мужественно подставив себя под камнепад. «Стража!» — заорал он что есть мочи и, схватив камень, только что попавший ему в ногу, запустил им в ответ. Раздался чей-то вопль. Значит, камень достиг цели.
Стражники уже спешили на помощь. Глядя на окровавленное лицо скульптора, один из них крикнул: «Сначала о себе побеспокойся — все лицо в крови!» Но Микеланджело не обращал внимания на ссадины и ушибы. Ему было важно только одно: не пострадал ли Гигант. Тщательно осмотрев статую, он облегченно выдохнул: «Слава богу, цел!»
Наутро вместе с рабочими прибыл взволнованный Содерини: «Это позор для города! Отныне я выставляю вокруг статуи охрану!»
Действительно, пока «Давида» снова катили по улице, стражники ходили вокруг, пытаясь разогнать толпу. Но народ только прибывал. Все уже прослышали про ночное происшествие и чуть не сворачивали от любопытства шеи, таращась на статую. Микеланджело хмурился: может, среди этих любопытных и прячутся ночные «гости»?
Недобрые мысли преследовали его и тогда, когда он вернулся домой, чтобы немного отдохнуть. Растянулся на топчане, но заснуть не смог. Голова раскалывалась от предположений — кто бы это мог быть. Вспомнился вопрос Содерини: «У тебя есть враги?» Но откуда? Микеланджело ведь больше трех лет почти ни с кем не общается — знай себе работает. Хотя нет — ходил же он к своему другу Симоне Поллайоло…
Тот обладал наиобщительнейшим характером. Каждому готов был рассказывать захватывающие истории, которые с ним якобы приключились. Однако вся Флоренция знала, что все это байки — хроники, как смеялись горожане. Потому-то Симоне Поллайоло и прозвали Кронакой. Так вот Симоне был одним из тех, кто создал во Флоренции веселое общество живописцев и ваятелей, которое прозвали Обществом Горшка, поскольку, собираясь, художники любили подкрепиться, дружно опустошая горшки с едой. По совету Кронаки на одну из таких пирушек пришел и Микеланджело.
Рассевшись вокруг чисто выскобленных деревянных столов, собравшиеся бросали жадные взгляды на гирлянды колбас, холодную телятину и трех молочных поросят, громоздившихся в центре. Прямо на полу стояло с десяток оплетенных бутылей кьянти. Микеланджело стрельнул глазами на собравшихся — кого же они ждут?
От соблазнительных запахов заломило в животе. Скульптор поднялся и отошел к окну, решив посмотреть на улицу, чтобы хоть как-то отвлечься. И тут с высоты второго этажа отчетливо увидел, как прямо через двор шагает долгожданный гость — знаменитый художник, архитектор и инженер Леонардо да Винчи. Высокий, статный, на плечи наброшен роскошный, расшитый золотом бархатный плащ невероятного розового цвета. Эка модник! А вслед за ним торопился его ученик — начинающий художник Салаи. О, Мадонна! У юноши был лик греческого бога, пышные вьющиеся золотые волосы. И одет он был прямо напоказ — в дорогую льняную рубашку и плащ, богато отделанный серебристой парчой.
Микеланджело невольно вспомнил о своем мальчишке-подмастерье Арджиенто, вечно одетом в грязную рубаху с заплатами. Да и сам он, если честно, на вид не слишком-то привлекателен: приземистый, плотный, со шрамами и сломанным в драке носом, к тому же в драном домотканом плаще непонятно какой расцветки. В волосах, наверное, все еще белеет едкая мраморная пыль — ее ничем не смоешь.
Скульптор скрипнул зубами. Он даже не заметил, как Общество Горшка, шумно поприветствовав Леонардо, начало свой обед. Микеланджело потихоньку забился в дальний угол, а потом и вовсе устроился на табурете, стоящем за ширмой. Ох, лучше бы он этого не делал! Леонардо и его приятель архитектор Рустиччи подошли к ширме и, не подозревая, что за ней кто-то есть, начали задушевную беседу. Пахнуло тончайшим ароматом духов, которыми Леонардо щедро окропил свои кружева, отчего Микеланджело еще острее почувствовал себя каким-то грубым мужланом.