Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 9



- Вы оба рыжие, - заявил генерал, покровительственно скалясь. - Значит, сойдетесь. Но, ты, Алекс, бойся этой женщины. Не женщина - огонь.

Женщина-огонь глядела на Вечерского огромными карими глазами. Вот странно - лицо у нее жесткое и даже надменное, а глаза мягкие, бархатные глаза. Рукопожатие по-мужски крепкое. Алекс попытался заглянуть в карие очи поглубже и понял, что они обманчивы. Поверхность расступилась, но лишь до определенной глубины, а за ней - кремень, скала. Саманта Морган улыбнулась холодной приветливой улыбкой и сказала:

- Вы, наверное, хотите осмотреть вашу будущую лабораторию.

Генерал полюбовался выражением лица своего подопечного и радостно заржал.

Алекс всегда был робок с женщинами, но Саманту - он уже мысленно называл ее Сэмми - пригласил на ужин в тот же вечер.

- Отлично, - ответила Морган, тряхнув рыжей гривой. - Я как раз собиралась предложить вам то же самое. У нас традиция - угощать в ресторане всех новичков. Вы какую кухню предпочитаете - индийскую, тайскую? Или вашу, русскую? Я знаю отличное место на Кингс Стрит...

Должно быть, женщина заметила в глазах Вечерского тень разочарования, потому что улыбка ее смягчилась.

- Алекс. У вас у резюме так и написано: Алекс. Это Александр или Алексей?

- Александр.

- Ах да. Конечно. Алексей - это Льоша, Альоша.

От этого нежного «Льоша» в груди Вечерского дрогнуло, и он подумал, что между ними обязательно что-то будет, не сегодня, так завтра.

После ужина как-то случайно оказалось, что уже все разъехались, и только они сидят за столиком и обсуждают интереснейшую тему, является ли способность узнавать свое отражение в зеркале признаком сознания. Морган считала, что да, и что дельфины, шимпанзе, гориллы и слоны не менее разумны, чем люди. У правого уголка ее рта осталось пятно карри, и Вечерский, потянувшись через стол, аккуратно стер пятно салфеткой. Затем они поспорили, кто будет оплачивать счет, скинулись поровну и вышли из ресторана. Был вечер. Тиха была бостонская улочка, застроенная кирпичными особняками, тихи и неподвижны канадские клены и разгорающиеся над ними звезды. Фирма предоставляла Вечерскому машину, но ее должны были подогнать лишь завтра, и Морган распахнула перед ним дверцу своего «Рэндж Ровера». Они доехали до подъезда одного из многих неразличимых кирпичных особняков, где весь первый этаж поступил в распоряжение нового сотрудника («а затем, если вы предпочитаете загородный дом, у нас есть несколько вариантов»). И, конечно, Вечерский пригласил коллегу на чашечку кофе, и, конечно, коллега сослалась на занятость и усталость. Алекс махнул вслед отплывающему от тротуара джипу. Джип прощально мигнул задними фарами и завернул в переулок. Все получилось как всегда...

- Да, любил, - ответил Вечерский, глядя в белый овал маски. - Я любил ее.

Бессмертный кивнул.

- Спасибо за честный ответ. Ваша очередь.

- Правда или поступок? - спросил бывший ученый, чувствуя себя идиотом.

- Давайте правду.

Что же у него спросить? Как его расколоть, мерзавца? Бессмертные живут ложью, они не выносят правду, в первую очередь правду о себе. Они вечно играют, блефуют, держат покерное лицо - значит...

- Как вас зовут по-настоящему, Дориан?

Маска помедлила и неохотно ответила:

- Джеймс Оливер Эмери.

- Эмери? Вы сын леди Эмери?

- Это уже второй вопрос, а сейчас моя очередь.

- Хорошо. Я весь в ожидании.

- Правда или поступок?

Вечерский опять выбрал правду, и Бессмертный тут же спросил:

- Вы с Морган были любовниками?



Бывший ученый вздрогнул, потому что и сам не знал настоящего ответа.

...Через неделю Вечерский с головой ушел в работу, и потому, когда Саманта объявилась в его лаборатории и потащила с собой в темную комнату, решил, что ему сейчас покажут результаты особенно важного белкового фореза. Вместо этого, когда свет в комнате погас и под потолком загорелась красная лампочка, женщина распахнула халат, а за ним и легкую блузку - бюстгальтера под блузкой не оказалось - и положила руки Вечерского себе на грудь. Алекс все еще пытался понять, что происходит, когда в подсвеченной красным темноте ладонь Саманты скользнула вниз и расстегнула молнию у него на брюках. Прохладные пальцы легли на его член, обхватили, сжали, и голос Саманты - твердый, суховатый голос - произнес:

- У меня обнаружили ранний Альцгеймер. Прионной природы, значит, неизлечимый. Через два года я превращусь в слабоумную хихикающую развалину. Carpe diem, Алекс.

Рука женщины двигалась аккуратно, сноровисто, но Вечерский не мог - так, не под такие слова, не в этой красной, пропахшей химикатами темноте. Его ладони соскользнули с груди Саманты.

Морган разжала пальцы и, отступив, улыбнулась.

- Напрасно, Алекс. Второй попытки не будет.

Она запахнула халат и быстро вышла из комнаты, не забыв по дороге врубить свет - а Вечерский так и остался стоять у машины для проявления пленок, злой, красный и со спущенными штанами.

Второй попытки Морган ему действительно не дала. Нет, не дала, потому что нельзя же ту пьяную, безобразную ночь в парижской гостинице считать второй попыткой.

- Нет, - сказал Вечерский, и лишь когда произнес это вслух, почувствовал, что, говорит правду. - Нет, мы не были любовниками.

- Занятно. Ну что ж, продолжим. Я готов правдиво ответить на следующий ваш вопрос.

Ах ты гнида, подумал Вечерский, будет тебе сейчас вопрос.

- Кто ваш отец?

- Военный, - быстро ответил Бессмертный.

- Вы жульничаете.

- Ничуть. Если хотели получить точную информацию, следовало спросить, как моего отца зовут. И вы можете спросить, когда снова наступит ваша очередь, но сейчас моя. Правда или поступок?

- Правда, - с ненавистью ответил Вечерский.

- Вы придерживаетесь одной стратегии, а это ведет к проигрышу.

- Посмотрим.

- Хорошо. Вы действительно сдали Морган с потрохами генералу Амершаму?

А ведь я хочу его убить, с удивлением понял Вечерский. Я бы его убил прямо здесь, будь у меня такая возможность. Спокойней, Алекс, спокойней. Не стоит тратить эмоции на нечто неосуществимое.

- Да или нет, Алекс?

Они работали вместе еще долго, два года, и неизменно вежливо улыбались друг другу - даже тогда, когда больше всего хотелось вцепиться друг другу в глотку. Это хуже ненависти, это презрение. Презрение со стороны Морган, глухое отчаяние, переходящее в злобу - с его стороны. И ревность. Страшная, слепая ревность - не к человеку, не к вещи. К науке. Когда появились первые результаты, касающиеся телепатического интерфейса, Морган сделалась почти счастлива. Ему хотелось, чтобы она была счастлива с ним. Чтобы ее бархатные глаза сияли при виде него, а не при виде бегущих по экрану статистических данных.

...Вся беда в том, что Саманта была гением, самым обыкновенным гением, из тех, что рождаются раз в сотню лет - а он, Вечерский, гением не был. Он был просто человеком и хотел человеческого: славы, признания. Любви. Саманта же хотела таблетку от одиночества, немного живого тепла: ровно столько, чтобы не отвлекало от работы. Но любовь не продается в таблетках, а если упаковать ее в приторную оболочку пилюли, становится не лекарством, а ядом.

Таким же ядом сочились благожелательные слова пригласившего его в свой кабинет человека.

Грегори Амершам на публике мог выглядеть добродушным старым мерином или беззаботным кутилой, но настоящим он был только здесь, в сером офисе на одном из бесчисленных этажей серого нью-йоркского здания. Офис был безлик. Стол и стул для посетителей - ни картин по стенам, ни фото жены и детей, ни, как Вечерский был уверен, припрятанной в одном из ящиков стола бутылки. Только серая, безликая функциональность.

- Вот что, Алекс. Я ведь могу называть вас Алексом? Ну и отлично. Как у вас продвигаются дела с Грин Кардом?