Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 27

Почему при Иване Грозном народ роптал в тряпочку? Народ видел, что царь казнит начальников-притеснителей. Значит, царь он народный. Казань взял. Астрахань взял. Сибирское царство присоединил. Честь ему и хвала. Большевики тоже читали историю. В ней господин Карамзин писал, что народная память не помнит, что вытворял этот царь, но люди помнят его как твёрдого руководителя, собирателя земель русских и мечтать будут о том, чтобы снова пришёл царь Иван и нашёл управу на казнокрадов, и на коррупцию, с которой никто не может справиться. А Иван Грозный справился бы.

Глава 35

Наша французская жизнь протекала удивительно спокойно. Моя комиссарша чувствовала себя как рыба в воде. У неё были поразительные способности к иностранным языкам. Во всяком случае, к исходу третьего месяца нашего пребывания во Франции она бойко говорила по-французски, имела обширные знакомства в пригороде. Несколько раз мы выезжали в Париж. А один раз она исчезла на сутки. Я места себе не находил.

— Извини, дорогой, — сказала просто Мария, — не успела на последний поезд, пришлось коротать ночь на вокзале, зато первым поездом я поехала тебя успокоить. Да и вообще, чего тебе беспокоиться обо мне? Кто я для тебя? Обуза и больше ничего.

Понятно, что расчёт был на то, что я буду разубеждать её в обратном, и говорить разные комплименты. Хотя, она права. Кто она мне? По сути — никто. Меня к ней тянуло, но мой внутренний голос предупреждал об осторожности. Поэтому я промолчал.

Раздосадованная Мария сказала:

— Каждый месяц я буду уходить на сутки, чтобы решать свои личные дела, и ты не можешь мне мешать в этом.

— Хорошо, — покорно согласился, наблюдая за её реакцией. Она ожидала совершенно другого, скандала, резких слов или просьб не делать этого.

— Почему ты не спросишь, чем я буду заниматься? — сердито спросила девушка.

— Зачем? — спокойно ответил я. — Я прекрасно знаю, где ты будешь и чем будешь заниматься.

Удивлению Марии не было предела.

— Расскажи, если знаешь, — как-то холодно сказала она.

— Один человек предложил руку и сердце очень красивой женщине, — начал я свой рассказ. — Женщина согласилась при одном условии: раз в год она будет уходить на два дня и муж не должен спрашивать, где она была и что делала. Жених согласился. Прожили они в мире и согласии десять лет. Однажды муж решил выяснить, в чем же секрет его жены. Когда подошло обусловленное время, женщина ушла, а муж тайно отправился за ней. Женщина ушла в горы и зашла в пещеру. И муж заглянул в пещеру. В пещере его жена скинула все одежды, превратилась в змею и стала шипеть в разные стороны.

Понятно, — подумал муж, — два дня шипения даже мало, чтобы весь год быть спокойным человеком.

— Ты хочешь сказать, что я змея? — вспылила Мария.

— Я хочу сказать, что мне совершенно наплевать, где ты была и что делала, — резко сказал я и вышел на улицу.

Действительно, чего мне беспокоиться? Она не жена мне и не родственница, за которую я несу ответственность. Она имеет задание от Дзержинского… Да, она имеет от Дзержинского задание постоянно держать меня в поле своего зрения и если что, то… А сейчас она почти сутки была неизвестно где. Вот именно, где? Возможно, что я с самого начала недооценил её и не относился серьёзно к её присутствию, посвящая её в некоторые вопросы, которые нужно было держать в секрете. Неизвестно, как повернётся дело, но оставаться без козырей в игре с высокими ставками нельзя.

Я рисковал не только собственной безопасностью. Я вывел Марию на полковника Борисова, у которого были все нити связей с главами всех государств Европы. Кроме того, он мог получить высокие рекомендации для организации связи и с другими странами мира.





Большевики могли со спокойной совестью зарезать курицу, которая несёт золотые яйца. Без всякого сожаления новое правительство России высылает за границу людей с мировыми именами, тех, кто обеспечивает международный авторитет нашей страны. Они считают, что всё у них получится по щучьему велению, по моему хотению.

Нет, такое бывает только в сказках. Авторитет государства зарабатывается годами, столетиями, государственной поддержкой талантов и перспективных, приоритетных направлений в науке, культуре, искусстве, обороне. Сломать всё может любой дурак, а заново отстроить может только тот, кто это строил и кому это нужно. А кто будет восстанавливать экономику в России, когда всех специалистов разогнали или уничтожили?

Рассуждая об этом, я не заметил, как очутился у дома Борисова. Полковник сидел над исторической повестью времён Ивана Грозного. Похоже, что его волновали те же мысли, что и меня.

Уехать от смерти, от мести тирана — предательство родины. Погибнуть на родине ни за что по воле тирана — безвестность или то же обвинение в предательстве. Стать подручным тирана — заслужить позор и принять на себя всю вину тирана, которого люди будут зацеловывать за грозность и справедливость, и плевать на могилы его подручных.

Как ни крути, а дворянству и интеллигенции, как сейчас говорят — среднему классу — податься некому. Куда ни ткнись — всё плохо. И ещё хуже, что в этом среднем классе разброд и шатания. Обстановка как в банке с пауками, все считают, что виноват кто-то другой, а вот он такой ласковый и пушистый пострадал ни за что. Знали бы вы, сударь, что у Молоха виноваты все, сидели бы тихо, прижав язычок.

Глава 36

— Дон Николаевич, — раздался голос полковника Борисова, — вы будете заходить или все так же будете стоять у калитки и мотать головой?

Я оторвался от своих мыслей, улыбнулся и вошёл в дом.

— Случилось что-то, — участливо спросил Борисов, — и почему вы без верного телохранителя?

— О нём и хочу поговорить, Александр Васильевич, — задумчиво сказал я, — какие-то сомнения терзают меня, а правильно ли я сделал, выведя её на вас? Может, нам нужно было делать вид, что мы с вами не знакомы?

— Кто его знает, что правильно, а что неправильно, — философски сказал мой бывший шеф, — время покажет. А она, как-никак, все же та ниточка, которая связывает нас с нашей родиной. Вы тоже ниточка, но у неё возможностей больше. И я её хорошо понимаю. Она терзается, разрывается между своим долгом и вами. И всё идёт к тому, что вы разорвёте эту нить, и мы окажемся без связи с Россией. Мы не можем бросить её, она наша родина и мы должны служить родине, переходя на службу к новым правителям. Другого выхода нет. Причём это понимают все, и они пошли бы на службу к победившему народу, но никто не уверен в своём будущем. И я не уверен. Но я не агрессивен к своим соотечественникам, а те, кто запятнал себя кровью, жаждут дальнейшего кровопролития.

— Но война ещё не закончена, Александр Васильевич, — пытался я сохранить какую-то искорку веру в победу Белого движения.

— Полноте, батенька, — усмехнулся Борисов, — война проиграна давно, в октябре 1917 года, когда не нашлось сил для восстановления власти и порядка, и когда никто не хотел сорганизоваться на противодействие установлению советской власти в стране. И запад давно кинул нас, исключив Россию из числа тех, кто будет в списке победителей над Германией и её союзниками.

— Александр Васильевич, — сказал я, — вы прямо прорицатель какой-то. Война ещё не закончилась и Германия сильна как никогда.

— Дон Николаевич, спуститесь с луны на нашу грешную землю, — улыбнулся полковник, — через месяц-два Германия будет способна только воевать с Россией, пошедшей на огромные уступки, чтобы избежать удушения революции.

Но революция перекинется на Германию. Любая палка имеет два конца. Политика братания и агитация противника на фронте это как вирус, заражающий всех, кто с ним соприкасается. Распропагандированные российские солдаты не препятствовали революции и открывали фронт противнику. И немецкие солдаты видели это, и немецким солдатам не хочется продолжения войны, и они уже распропагандированы, несмотря на немецкое чувство дисциплины.