Сомнамбула

О чем бы мне спросить, раз уж я сюда забрался — суждено ли мне? когда я умру? за столом? в тлеющей постели? Он поднимает глаза, и я осознаю, что у меня есть одна секунда, и кричу: „Я хочу чтобы она выздоровела!!!“ и кричу, и кричу, хотя мое время истекло и никто меня не слышит».

(2)

Мы ошиблись, принимая молчание за глухоту. Надрывались перед картонной фигурой, посаженной за картонный стол. И все-таки кроме нас в комнате был кто-то еще, кого мы не заметили. Вопреки диагнозу, мама прожила еще целых пять лет, горела ясно и ровно, в неизвестном доме, окруженном лавандой и тишиной.

* El G2 D3; El G2 РЗ начало таксона ветви

новая тема

A.: С какой стати она втягивает в эту историю свою мать?

B.: Я согласен с господином А. Это или нарушение правил, или мистификация. Хотя меня больше раздражает ее псевдолитературность, а не псевдореализм.

А.: Нам нужны чистые факты, а не их головные интерпретации. У нее же вообще не поймешь, о чем речь.

И.: Господа, прошу вас. Где вы вообще видели чистые факты. Если хотите, я включу пятый фильтр, который будет отсеивать все flatus voci.

А.: «Стилевой»?

И.: Он самый. Ассистент, будьте добры, активируйте пятый фильтр. Только предупреждаю, что он сразу не заработает. Техника, понимаете ли. Сколько ни налаживай, все одно.

Вокруг дома всегда сад, даже — сады.

Знаю, что там ничего нет, но стоит только подойти к окну, как он возникает внизу — осязаемый, пахнущий смолой, плотный, ярко-зеленый. Один-единственный раз нам удалось уловить нечто вроде сбоя изображения, на долю секунды, будто кто-то быстро сморгнул. Или это были мои собственные ресницы, случайно попавшие в поле зрения. Но тогда почему мы обе заметили, что…

«Мы с сестрой стоим на балконе и смотрим на яблоки в саду. Наши яблоки сплошь мелкие и невзрачные, а у соседа справа — огромные, красные, „наливные“ (энциклопедия — см. Сказка о мертвой царевне). Вон то дерево, до него рукой подать. Конечно, мы не должны… Папа всегда говорит — нельзя брать чужое.

И все-таки мы решились.

Наклоняясь вниз, держась друг за друга, тянемся, обрываем вместе с листьями, и я вижу, что вместо яблок на ветках висят одни огрызки».

(3)

У сестры трудный характер. Она имеет обыкновение возвращать мои подарки всякий раз, когда мы в ссоре. Любит все яркое и невозможное, чтобы било в глаза. И чтобы не страдать от нехватки невозможного, готова вернуть все, все. И у нее никогда не бывает мелких яблок, тем более — надкусанных.

(4) Музыка сфер. Магнитофонная кассета с пережеванной пленкой. Нужно подойти, вынуть и вставить обратно, и чтобы никто не заметил. Странно, что покореженная запись, напоминающая сигналы SOS, приходящие от внеземных цивилизаций на тарелку Хаббла, нисколько не смущает гостей.

(5) Сообщение по радио. Страна вышла из голода. Открыты пункты обмена продовольствия. До сбора урожая остаются считанные часы. Почему-то ни радио, ни тем более телевидению никто не верит.

(6) Немаркая одежда. Человек, выбирающий в лавке новый плащ, примеряет алое, хотя ему советуют взять серое (так практичней и вам к лицу). Он берет алое. Я пробираюсь к нему сквозь толпу, чтобы высказать свое одобрение. Я совсем его не знаю. Это мужчина.

Какое отношение вышеназванные сюжеты имеют к моей сестре? Самое прямое. Это сны о ней. В сновидном мире окольный путь часто оказывается кратчайшим.

В жизни она предпочитает шоколад всем благам цивилизации. Нет, неправда, музыку она любит больше, но при нас никогда не слушает. Мы ей мешаем.

«В доме гости, смотрят семейный альбом. Реплика за репликой, дежурные восторги, набор которых подходит к концу, и про умных детишек, и про чудесный садик, и о том, как молоды мы были. Появляется сестра, приносит фотографию, где она снята с подругой. Все бы ничего, но себя она вырезала ровно по контуру. Красивый, стройный черный силуэт, возле правой ноги — след от ножниц, идущий за рамку. Я недовольна тем, что она вмешивается в беседу и вообще явилась без приглашения, но гости не могут отвести глаз от ее снимка».

(7)

«Папа и мама в растерянности. Они стоят на пороге комнаты и держат в руках подарки, которые так и не успели вручить. Праздник закончился. Я спрашиваю у сестры, не хочет ли она посмотреть, что ей подарили. Она высокомерно, как мне тогда показалось, отвечает: „Если у меня будет время“».

(8)

«Тебе не кажется, что мы уже были здесь?

Спускаемся по лестнице вниз. У входа в зал — мраморный столик, заставленный мыльницами, одно мыло еще влажное, ярко-розовое. Беру его и мою руки, так надо. И ты тоже вымой.

Теперь можно взяться за книги. Страницы цвета чая, индийских специй, корабельный переплет, брызги соли на лице. Вы держите в руках дневник Магеллана, говорит нам хозяин лавки, оригинал утрачен, но это очень хорошая копия. Обратите внимание на последнюю запись. Он и не догадывался о том, что его ждет.

Магеллан нам не по карману, увы. Ищем что-нибудь подешевле. В одной из книг попадается листочек, сложенный пополам, почерк кажется мне знакомым. Да это же ты писала — неужели не узнаешь? Мы точно были здесь, но когда? Что мы тут делали?

Теперь и я начал вспоминать, говоришь ты. Мы приходили не за книгами, у нас была какая-то странная цель, что-то вроде изгнания духов. А что там написано?

На листочке только одна фраза: „Это произойдет в четверг в доме швецов“. Ты что-нибудь понимаешь?

Ровным счетом ничего.

Я еще спросила у тебя — швецов, т. е. портных? Ты сказал — да, там в подвале ателье, одни мужчины, они шьют. Но ты успокойся, сегодня пятница».

(9)

«На средневековой монетке, зашитой в ворот моей рубашки, выбиты птички и стрелочки, математический ряд, в котором нет ни одной цифры. Я стою у серого могильного камня. Это скрижаль рода, на ней начертаны годы рождений и смерти, на каждое имя по пять жизней. Вот родители, вот я. Непрерывная цепь, веревка, внутри которой обрывы нитей не видны. Присмотревшись, замечаю, что одновременно могут воплотиться только три жизни. Кто-то укоризненно говорит мне: видишь, ты здесь за двоих, потому что имени сестры на камне нет».

(10)

И последнее.

«Высокое здание с отвратительными синими балкончиками. Почему отвратительные? Наверное, цвет виноват — грязный, словно присыпанный ноябрьским снегом. Останавливаю случайного прохожего, спрашиваю, что это за дом такой. Не надо было. Ведь я знаю все, что он может мне сказать — дом из соседнего двора, у магазина, рядом небольшая площадь. Ничего особенного.

Прохожий отвечает — у него дурная репутация, это дом самоубийц».

(11)

Прошла, может быть, неделя или две, не больше.

Мы не смогли ее удержать и даже не заметили, как она вышла из дома.

Мы искали ее во дворах. Может быть, она пошла к подруге или просто решила подышать свежим воздухом. В последнее время у нас не ладилось. Мама подолгу разговаривала с ней, плакала. А я вообще махнула на нее рукой. Упрямая девчонка, которая любыми средствами хочет привлечь внимание к собственной персоне. Я в эти игры не играю. Мне больше нравятся прямые высказывания.

Я захожу с черного хода в дом с синими балкончиками, поднимаюсь на крышу. У меня, кажется, была странная идея о том, что сверху будет легче ее увидеть, куда бы она ни пошла, город-то маленький. На соседних крышах снег, голуби, черные ветки антенн. Чуть пониже — окна, наглухо зашторенные, забитые досками, затянутые оберточной бумагой. Дома выглядят нежилыми, но это только кажется. За каждым окном притаился зритель, который видит и меня, и ее. Наконец я смотрю вниз.