Страница 20 из 26
Вместе с тем, значение древности и ее музеефикации для демонстрации статуса епархии осознавалось высшей иерархией в полной мере и происходило при одобрении и поддержке православного народа. Никто не усматривал «кощунства» в перемещении церковных святынь в музей, которое, к тому же, зачастую совершалось путем выкупа. Запрещая в 1864 г. неизвестному архиерею продавать церковные сосуды и выжигать старинные облачения для добычи драгметаллов, Синод писал, что древность имеет ценность не по качеству и количеству материала, но как памятники состояния мастерства в ту эпоху, к которой относится их изготовление. Вещи, собранные в течение столетий, должны быть видимым памятником древности архиерейской кафедры и свидетельством того почитания, которым пользовались возглавлявшие ее иерархи. В качестве видимого украшения архиерейского дома, эти предметы должны быть поставлены в залах на приличном и безопасном месте[98].
В 1864 г. известный знаток церковных древностей Феодор Буслаев передал в дар Румянцевскому музею в Москве антиминс 1662 г.[99] С момента основания Русского музея имени Александра III в Петербурге в 1898 г. в составе его художественного отдела существовало Отделение христианских древностей, основу которого составили произведения, переданные из Христианского музея Академии художеств, образованного в 1856 г. по инициативе князя Г. Гагарина[100]. Христианский музей Академии во многом формировался с помощью архитектора А. Горностаева и В. Прохорова. В 1860–1861 гг. А. Горностаев, первый хранитель музея, привез много реликвий из новгородских монастырей и древлехранилищ, в частности деревянные резные надгробные изображения святых и амвон 1533 г., которые были сложены на полатях Софийского собора[101].
В 1861 г. заведующим музеем стал В. Прохоров, при котором сюда поступили коллекции церковной утвари из Мироваренной палаты и синодальной ризницы Московского Кремля[102]. Всего Русским музеем было получено из Академии 1616 древних икон и около 3500 различных предметов церковного обихода[103]. С 1913 г. император Николай II ежегодно жертвовал на развитие Отделения христианских древностей 30 000 рублей из своих средств. Была создана отдельная «Иконная палата» по проекту академика А. Щусева, открытие ее состоялось 18 марта 1914 г. 23 марта 1914 г. Отделение получило название «Древлехранилище памятников русской иконописи и старины имени императора Николая II». В 1910–1912 гг., в результате экспедиций П. Нерадовского, в музей поступили на основе выкупа памятники церковной старины из ризницы Иосифо-Волоколамского монастыря. В 1913 г. В. Георгиевский, сопровождавший Николая II при посещении Покровского Суздальского монастыря, обратил внимание Государя на древние иконы, вышедшие из богослужебного употребления и хранящиеся в ризничной палате. В 1914 г., после переговоров, иконы были доставлены в музей. В 1912 г. из Благовещенского собора в Муроме также был вывезен ряд церковных древностей[104].
Тогда же В. Суслов (1857–1921) передал в музей резной кивот в форме церкви из храма в Романове-Борисоглебске. В 1883–1886 гг. он провел ряд экспедиций в Архангельской и Олонецкой епархиях, где собрал значительное количество памятников церковной старины. В результате этого в 1886 г. возникли не только Архангельский епархиальный церковно-археологический комитет и древлехранилище[105]. После соответствующей переписки 1886–1889 гг. иконы и литургическая утварь XVI–XVII вв., по личной просьбе великого князя Владимира Александровича, были пожертвованы Академии епископом Нафанаилом (Софийским) через канцелярию обер-прокурора Синода[106].
В этой связи стоит обратиться к анализу конфликтной ситуации, возникшей между Синодом и МАО в преддверии VIII Археологического съезда в Москве. В намерении организовать к открытию съезда в январе 1890 г. выставку, на которой был бы представлен обширный отдел церковных древностей, графиня Уварова обратилась в Синод с просьбой разрешить епархиальным преосвященным выдать предметы православной старины «во временное хранение». Ответ Синода от 16 марта—31 мая 1889 г. был достаточно жестким. Последовал отказ, мотивированный тем, что хотя большинство предметов и не используются литургически, но освящены богослужебным употреблением, поэтому их «перенесение из ризничных хранилищ на выставку для обозрения любознательными лицами, хотя бы и в научных целях, не соответствовало бы тем благоговейным чувствам, с коими православные относятся к сим священным предметам». В связи с этим Синод не признает возможным помещение на предполагаемой выставке священных предметов, тогда как возможность отправки в Москву других вещей оставляется на усмотрение преосвященных.
Однако выставка состоялась, не в последнюю очередь благодаря местным епископам, в частности Ростовскому Ионафану (Рудневу). Еще в 1886 г., по ходатайству графини Уваровой, он передает пелену с образом прп. Авраамия Ростовского из Авраамиева монастыря в древлехранилище[107]. Теперь, получив, отношение МАО от 9 июля 1889 г., он, своей резолюцией от 12 июля № 2210, не только благословляет отправку церквами и монастырями в Москву испрашиваемых предметов, но и просит настоятелей «о скорейшем исполнении желания археологического общества». Он принял выставочное дело под свое покровительство и распорядился опубликовать отношение и резолюцию в Ярославских епархиальных ведомостях[108]. Выступая на открытии Областного археологического съезда в Ярославле в 1901 г., он благожелательно отнесся к развитию в Поволжье археологических исследований, в том числе и связанных с изучением погребений и раскопками курганов. Возмущенная синодальным отказом, графиня уже после окончания съезда, 28 апреля 1890 г., пишет обер-прокурору К. Победоносцеву о том, что духовенству необходимо разъяснять, сколь важно сохранять церковные древности. В письме она перечисляет случаи уничтожения, продажи и безграмотного поновления древних предметов и предлагает, чтобы неиспользуемые за богослужением церковные предметы были выкуплены Российским историческим музеем.
20 декабря 1890 г. К. Победоносцев отвечает графине, что не видит необходимости в новых мерах по сохранению церковной старины. При этом он ссылается на практику церковно-археологических обществ и древлехранилищ, куда, в случае необходимости, и могут быть переданы вышедшие из употребления литургические предметы, но никак не в Исторический музей. Он как будто старается не замечать выявленных МАО случаев небрежения к памятникам литургической старины, которым якобы ничего не угрожает, «особенно ввиду глубокого уважения православного народа к предметам древности». Заметим, что это письмо появилось лишь после Определения Синода 10 октября—16 ноября 1890 г., где, очевидно не без влияния собранной МАО информации, духовенству было еще раз строжайше запрещено продавать древности своих ризниц.
В любом случае, последнее слово должно было оставаться за графиней. В ответном письме в декабре 1890 г. она не без ехидства замечает, что Императорский Российский исторический музей предоставляет более надежные гарантии сохранности старины, чем древлехранилища, зависящие от воли преосвященных, а уважение «православного народа» не мешает ему продавать и сжигать собственные древности. О неоднозначности Определения Синода 1889 г. свидетельствует и синодальный указ 31 октября—26 ноября 1903 г., разрешающий Русскому музею императора Александра III, по просьбе его «августейшего управляющего» великого князя Георгия Александровича, осматривать предметы древности в различных епархиях с целью дальнейшего доклада Совету музея и пополнения коллекций. Точно так же, 27 мая—7 июня 1911 г. Синод, по отношению великого князя Константина Константиновича, разрешил передать целый ряд предметов из храмов в распоряжение Комиссии по устройству выставки «Ломоносов и Елисаветинское время». Очевидно, отказ 1889 г. являл собой пример чисто ведомственных «разборок» и был связан со сложными отношениями между Синодом и МАО вообще. Синод знал, кому, когда и в чем можно было отказывать.
98
Гаврилов А. Постановления и распоряжения Святейшего Синода о сохранении и изучении памятников древности (1855–1880). С. 56.
99
Отчет Московского Публичного и Румянцевского музея за 1864 г. СПб., 1865. С. 32.
100
Сычев Н. П. Древлехранилище памятников русской иконописи и церковной старины // Избранные труды. М., 1976. С. 141–143; Вздорнов Г. И. История открытия и изучения русской средневековой иконописи. XIX век. М., 1986. С. 116–119, Обозрение Отделения Христианских древностей в музее императора Александра III. СПб., 1902.
101
РГИА, ф. 789, оп. 3, 1860 г., д. 35, л. 32–45.
102
РГИА, ф. 789, оп. 6, 1869 г., д. 111; ф. 789, оп. 151, 1870 г., д. 702; ф. 797, оп. 40, отд. I, д. 49; ф. 528, оп. 1, д. 60.
103
Лихачева Л. Д. Коллекция древнерусского прикладного искусства // Из истории Русского музея. СПб., 1995. С. 91.
104
Нерадовский П. И. Из жизни художника. Л., 1965. С. 142–144.
105
Федосеева М. В. Памятники древнерусского прикладного искусства, вывезенные академиком В. В. Сусловым из Архангельской губернии // Санкт-Петербургский фонд культуры. Программа «Храм»: Сб. материалов (ноябрь 1993—июнь 1994). СПб., 1994. С. 98.
106
РГИА, ф. 789, оп. 10, 1878 г., д. 142, л. 188.
107
РО НА ИИМК РАН, ф. 4, д. 110, л. 242.
108
Ярославские епархиальные ведомости. 1889. № 30. Часть официальная. С. 234–235.