Страница 26 из 26
Однако вместе с разрушением церковной культуры в обществе формировалась и другая позиция, вернее, оппозиция интеллигенции властям. Ее правильно вычислил Лев Троцкий, написавший в своем письме от 22 марта 1922 г., адресованном в Комиссию по изъятию церковных ценностей: «Среди археологов… имеется немало лиц… связанных с церковными кругами и стремящихся сорвать работу по изъятию».
Еще в 1918 г. Народным Комиссариатом по просвещению был составлен список из 30 предметов художественного значения из Великого Новгорода, подлежащих эвакуации в Москву, в том числе вся Софийская ризница. В этих условиях П. Покрышкин был вынужден 14 августа, в самый разгар реорганизации Российской Государственной Археологической Комиссии, обратиться к ее главе Н. Я. Марру с тем, что эвакуация памятников искусства и древностей из Новгорода в Москву не допустима. Опыт войны показал, по его мнению, что эвакуация не достигает своей главной цели: безопасного хранения. Об этом свидетельствовали драма патриаршей ризницы, опасность, которой подверглись вещи из Эрмитажа при расстреле Московского Кремля, знамена из Артиллерийского музея, которые подверглись бомбардировке в Ярославле. П. Покрышкин писал, что вывоз памятников древности недопустим как с точки зрения музейного строительства, так и с точки зрения народного просвещения; подобные действия справедливо называются «обескровлением» провинции. Он приводил исторические параллели, напоминая, как во времена Иоанна Грозного Новгород был ограблен едва ли не подчистую, обезличенный для возвышения центра. А ныне Москва пытается довершить это преступное деяние! Он призывал не забывать, что при перемещении в значительной мере обезличиваются и сами памятники: если сейчас к ним совершаются паломничества, после переселения многие из них будут забыты. К тому же он указывал, что большинство икон, намеченных к эвакуации, пребывают в таком состоянии, что перевозить их невозможно без весьма длительных работ по укреплению. Больше того: вывоз иконы Знамения Божией Матери опасен и в смысле возможности народного возмущения[145].
Еще в феврале 1919 г. член Археологической комиссии Константин Романов, выступавший в императорское время за объявление памятников церковной старины государственной собственностью, предложил создать музей церковного быта как способ охраны и изучения православной культуры[146].
20 апреля 1920 г. был издан декрет Совнаркома «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троицко-Сергиевской Лавры». В 1920 г. возникает музей в Ново-Иерусалимском монастыре, в 1921 г. — в обителях прп. Саввы Сторожевского и прп. Иосифа Волоцкого, в 1922 г. — в Новодевичьем монастыре в Москве, еще ранее, в 1919 г., — в Иверском монастыре на Валдае и в Оптиной пустыни, в 1924 г. — в монастыре прп. Кирилла Белозерского. Всего таких комплексов насчитывалось по стране не менее 60, а не позднее 1925 г. при Наркомпросе было создано Управление музеями-усадьбами, музеями-храмами и музеями-монастырями[147].
Однако страну ожидала смена курса. Союз воинствующих безбожников требовал закрытия таких музеев как «очагов религиозных настроений». В 1927 г. Управление было закрыто, а сами уникальные комплексы расформированы и превращены в очаги антирелигиозной пропаганды[148].
В музейном строительстве был широко востребован опыт церковно-археологических учреждений и их сотрудников. В описи и сохранении лаврских древностей приняли участие священник П. Флоренский и граф Ю. А. Олсуфьев[149]. В Петрозаводске церковным древлехранилищем, переданным в ведение Наркомпроса, продолжает заведовать протоиерей Дмитрий Островский[150], в Киеве академиком становится заведующий церковно-археологическим кабинетом Духовной академии Николай Петров. Специалисты по церковной археологии и литургике профессора Петербургской академии Николай Малицкий и Иван Карабинов нашли пристанище в Российской Академии истории материальной культуры[151]. В 1920–1928 гг. в музее Троице-Сергиевой лавры в качестве сотрудника Главархива работал монастырский насельник и эконом Алексей (Серафинович), трудами которого была осуществлена передача архива Духовного собора лавры в Российский государственный архив древних актов. На путях создания музеев-храмов и музеев-монастырей должен был сформироваться не только единственно возможный способ сбережения церковной культуры в атеистической стране. Здесь складывался основанный на сохранении целостной культурно-исторической среды грамотный и цивилизованный подход к памятникам православной старины вообще, который неизбежно в течение XX в. был бы выработан внутренними императивами церковной жизни. Этот подход был связан с сознательным ограничением ежедневного богослужебного использования святыни как способа «удовлетворения религиозных потребностей» ради ее сохранения для почитания будущими поколениями.
Одновременно, в результате работ Комиссии по раскрытию памятников древнерусской живописи (1918–1924) формировалась идеология и практика отечественной реставрации. Впоследствии Комиссия И. Грабаря была преобразована в Центральные государственные реставрационные мастерские, просуществовавшие до 1934 г.
С самого начала деятельность Комиссии получила поддержку св. патриарха Московского Тихона (Беллавина), который передал ее членам свою благословенную грамоту следующего содержания: «Комиссия по реставрации памятников искусства и старины в лице председателя И. Э. Грабаря и членов В. Т. Георгиевского и А. И. Анисимова приступила ныне к изучению древних памятников русского иконописания великих мастеров Андрея Рублева и Дионисия. С этой целью члены Комиссии предпринимают путешествие по древнейшим святыням нашего Отечества. Желаю успеха этому полезному для Святой Церкви начинанию, призываю благословение Божие на тружеников науки»[152]. Грамота не имеет даты, но очевидно, что она получена в конце июля-августе 1918 г., по некоторым предположениям, после ряда недоразумений, случившихся между членами Комиссии и братией Боголюбского монастыря во Владимире[153]. Деятельности Комиссии способствовал и священномученик епископ Кирилловский Варсонофий (Лебедев, † 1918).
Впрочем, уже тогда методы работы «Комиссии Грабаря» вызывали споры[154]. Уже упоминавшийся нами член ИАК П. Покрышкин был в 1918–1919 гг. председателем «Новгородской комиссии» Археологического отдела Народного Комиссариата по просвещению, которая выполняла роль «иконописно-реставрационной секции» этого отдела. 23 августа 1919 г. им был подан рапорт о деятельности «комиссии Грабаря» в Новгороде. В конце декабря 1918 г. тот прибыл сюда в сопровождении 4-х членов Московского отдела по делам музеев и 6 иконописцев.
Инструкция по реставрации была разработана К. К. Романовым, и в январе Петроградский археологический отдел признал работы И. Грабаря опасными для икон, так как имели место отступления от инструкции: иконы с отставанием левкаса, доставленные в мастерскую, не закреплялись, происходило уничтожение слоев поздних записей безо всякой попытки их фиксации и т. д. Желание изменить положение к лучшему постоянно натыкалось на сопротивление, прежде всего со стороны сотрудника И. Э. Грабаря А. И. Анисимова.
П. П. Покрышкин был поражен количеством икон, которые находились в результате действий московской комиссии в угрожающем состоянии. В рассматриваемом случае имели место не одни только ведомственные склоки, но столкновение разных концепций, принципиально различных подходов к памятникам. И. Э. Грабарь и А. И. Анисимов были искусствоведами нового поколения, стремившимися извлечь древнерусскую живопись из-под позднейших записей. Но, как бывает всегда на первых порах, открытие не обходилось без крупных потерь и издержек. «Традиционалисты» из ИАК, к числу которых принадлежали П. П. Покрышкин и К. К. Романов, часто были правы, предостерегая от слишком поспешного смывания поздних слоев живописи — в погоне за древнейшими.
145
РО НА ИИМК РАН, ф. 2, 1919 г., д. 39, 4–4 об., 19–20 об.
146
Медведева М. В. Деятельность архитектора К. К. Романова в области изучения и охраны памятников монументального зодчества по документам из собрания Научного архива ИИМК РАН // Археологические вести. № 12. СПб., 1905. С. 291–316.
147
Каулен М. Е. Музеи-храмы и музеи-монастыри в первое десятилетие советской власти. М., 2001.
148
Антирелигиозная пропаганда в исторических и краеведческих музеях // Труды научно-исследовательского института музееведения / Под ред. А. В. Ушакова и М. А. Казариной. Вып. VIII. 1962; Музей в атеистической пропаганде. Л., 1977; Притыкин Я. М. Наука и религия: Методическое пособие по организации экспозиций в краеведческих музеях и музеях атеизма. Л., 1964.
149
Олсуфьев Ю. А. Икона в музейном фонде: исследования и реставрация. Антология. Сост. А. Н. Стрижев. М, 2006.
150
Семенов В. Б. Об одном забытом музее и его создателе // Учащимся о религии и атеизме. Петрозаводск, 1989.
151
Пивоварова Н. В. Забытые имена в русской церковной археологии: И. А. Карабинов и Н. В. Малицкий // Искусство восточно-христианского мира: Сб. ст. Вып. 8. М., 2004. С. 426–437.
152
Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 68, д. 257.
153
Стерлигова И. А. Боголюбская икона Богоматери в XII–XIII вв. // Древнерусское искусство. Византия, Русь, Западная Европа: искусство и культура. Посвящается 100-летию со дня рождения Виктора Никитича Лазарева (1897–1976). СПб., 2002. С. 187–206.
154
РО НА ИИМК РАН, ф. 2, 1919 г., д. 39, л. 8–9.
Конец ознакомительного фрагмента.