Страница 26 из 26
Однако вместе с разрушением церковной культуры в обществе формировалась и другая позиция, вернее, оппозиция интеллигенции властям. Ее правильно вычислил Лев Троцкий, написавший в своем письме от 22 марта 1922 г., адресованном в Комиссию по изъятию церковных ценностей: «Среди археологов… имеется немало лиц… связанных с церковными кругами и стремящихся сорвать работу по изъятию».
Еще в 1918 г. Народным Комиссариатом по просвещению был составлен список из 30 предметов художественного значения из Великого Новгорода, подлежащих эвакуации в Москву, в том числе вся Софийская ризница. В этих условиях П. Покрышкин был вынужден 14 августа, в самый разгар реорганизации Российской Государственной Археологической Комиссии, обратиться к ее главе Н. Я. Марру с тем, что эвакуация памятников искусства и древностей из Новгорода в Москву не допустима. Опыт войны показал, по его мнению, что эвакуация не достигает своей главной цели: безопасного хранения. Об этом свидетельствовали драма патриаршей ризницы, опасность, которой подверглись вещи из Эрмитажа при расстреле Московского Кремля, знамена из Артиллерийского музея, которые подверглись бомбардировке в Ярославле. П. Покрышкин писал, что вывоз памятников древности недопустим как с точки зрения музейного строительства, так и с точки зрения народного просвещения; подобные действия справедливо называются «обескровлением» провинции. Он приводил исторические параллели, напоминая, как во времена Иоанна Грозного Новгород был ограблен едва ли не подчистую, обезличенный для возвышения центра. А ныне Москва пытается довершить это преступное деяние! Он призывал не забывать, что при перемещении в значительной мере обезличиваются и сами памятники: если сейчас к ним совершаются паломничества, после переселения многие из них будут забыты. К тому же он указывал, что большинство икон, намеченных к эвакуации, пребывают в таком состоянии, что перевозить их невозможно без весьма длительных работ по укреплению. Больше того: вывоз иконы Знамения Божией Матери опасен и в смысле возможности народного возмущения[145].
Еще в феврале 1919 г. член Археологической комиссии Константин Романов, выступавший в императорское время за объявление памятников церковной старины государственной собственностью, предложил создать музей церковного быта как способ охраны и изучения православной культуры[146].
20 апреля 1920 г. был издан декрет Совнаркома «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троицко-Сергиевской Лавры». В 1920 г. возникает музей в Ново-Иерусалимском монастыре, в 1921 г. — в обителях прп. Саввы Сторожевского и прп. Иосифа Волоцкого, в 1922 г. — в Новодевичьем монастыре в Москве, еще ранее, в 1919 г., — в Иверском монастыре на Валдае и в Оптиной пустыни, в 1924 г. — в монастыре прп. Кирилла Белозерского. Всего таких комплексов насчитывалось по стране не менее 60, а не позднее 1925 г. при Наркомпросе было создано Управление музеями-усадьбами, музеями-храмами и музеями-монастырями[147].
Однако страну ожидала смена курса. Союз воинствующих безбожников требовал закрытия таких музеев как «очагов религиозных настроений». В 1927 г. Управление было закрыто, а сами уникальные комплексы расформированы и превращены в очаги антирелигиозной пропаганды[148].
В музейном строительстве был широко востребован опыт церковно-археологических учреждений и их сотрудников. В описи и сохранении лаврских древностей приняли участие священник П. Флоренский и граф Ю. А. Олсуфьев[149]. В Петрозаводске церковным древлехранилищем, переданным в ведение Наркомпроса, продолжает заведовать протоиерей Дмитрий Островский[150], в Киеве академиком становится заведующий церковно-археологическим кабинетом Духовной академии Николай Петров. Специалисты по церковной археологии и литургике профессора Петербургской академии Николай Малицкий и Иван Карабинов нашли пристанище в Российской Академии истории материальной культуры[151]. В 1920–1928 гг. в музее Троице-Сергиевой лавры в качестве сотрудника Главархива работал монастырский насельник и эконом Алексей (Серафинович), трудами которого была осуществлена передача архива Духовного собора лавры в Российский государственный архив древних актов. На путях создания музеев-храмов и музеев-монастырей должен был сформироваться не только единственно возможный способ сбережения церковной культуры в атеистической стране. Здесь складывался основанный на сохранении целостной культурно-исторической среды грамотный и цивилизованный подход к памятникам православной старины вообще, который неизбежно в течение XX в. был бы выработан внутренними императивами церковной жизни. Этот подход был связан с сознательным ограничением ежедневного богослужебного использования святыни как способа «удовлетворения религиозных потребностей» ради ее сохранения для почитания будущими поколениями.
Одновременно, в результате работ Комиссии по раскрытию памятников древнерусской живописи (1918–1924) формировалась идеология и практика отечественной реставрации. Впоследствии Комиссия И. Грабаря была преобразована в Центральные государственные реставрационные мастерские, просуществовавшие до 1934 г.
С самого начала деятельность Комиссии получила поддержку св. патриарха Московского Тихона (Беллавина), который передал ее членам свою благословенную грамоту следующего содержания: «Комиссия по реставрации памятников искусства и старины в лице председателя И. Э. Грабаря и членов В. Т. Георгиевского и А. И. Анисимова приступила ныне к изучению древних памятников русского иконописания великих мастеров Андрея Рублева и Дионисия. С этой целью члены Комиссии предпринимают путешествие по древнейшим святыням нашего Отечества. Желаю успеха этому полезному для Святой Церкви начинанию, призываю благословение Божие на тружеников науки»[152]. Грамота не имеет даты, но очевидно, что она получена в конце июля-августе 1918 г., по некоторым предположениям, после ряда недоразумений, случившихся между членами Комиссии и братией Боголюбского монастыря во Владимире[153]. Деятельности Комиссии способствовал и священномученик епископ Кирилловский Варсонофий (Лебедев, † 1918).
Впрочем, уже тогда методы работы «Комиссии Грабаря» вызывали споры[154]. Уже упоминавшийся нами член ИАК П. Покрышкин был в 1918–1919 гг. председателем «Новгородской комиссии» Археологического отдела Народного Комиссариата по просвещению, которая выполняла роль «иконописно-реставрационной секции» этого отдела. 23 августа 1919 г. им был подан рапорт о деятельности «комиссии Грабаря» в Новгороде. В конце декабря 1918 г. тот прибыл сюда в сопровождении 4-х членов Московского отдела по делам музеев и 6 иконописцев.
Инструкция по реставрации была разработана К. К. Романовым, и в январе Петроградский археологический отдел признал работы И. Грабаря опасными для икон, так как имели место отступления от инструкции: иконы с отставанием левкаса, доставленные в мастерскую, не закреплялись, происходило уничтожение слоев поздних записей безо всякой попытки их фиксации и т. д. Желание изменить положение к лучшему постоянно натыкалось на сопротивление, прежде всего со стороны сотрудника И. Э. Грабаря А. И. Анисимова.
П. П. Покрышкин был поражен количеством икон, которые находились в результате действий московской комиссии в угрожающем состоянии. В рассматриваемом случае имели место не одни только ведомственные склоки, но столкновение разных концепций, принципиально различных подходов к памятникам. И. Э. Грабарь и А. И. Анисимов были искусствоведами нового поколения, стремившимися извлечь древнерусскую живопись из-под позднейших записей. Но, как бывает всегда на первых порах, открытие не обходилось без крупных потерь и издержек. «Традиционалисты» из ИАК, к числу которых принадлежали П. П. Покрышкин и К. К. Романов, часто были правы, предостерегая от слишком поспешного смывания поздних слоев живописи — в погоне за древнейшими.
145
РО НА ИИМК РАН, ф. 2, 1919 г., д. 39, 4–4 об., 19–20 об.
146
Медведева М. В. Деятельность архитектора К. К. Романова в области изучения и охраны памятников монументального зодчества по документам из собрания Научного архива ИИМК РАН // Археологические вести. № 12. СПб., 1905. С. 291–316.
147
Каулен М. Е. Музеи-храмы и музеи-монастыри в первое десятилетие советской власти. М., 2001.
148
Антирелигиозная пропаганда в исторических и краеведческих музеях // Труды научно-исследовательского института музееведения / Под ред. А. В. Ушакова и М. А. Казариной. Вып. VIII. 1962; Музей в атеистической пропаганде. Л., 1977; Притыкин Я. М. Наука и религия: Методическое пособие по организации экспозиций в краеведческих музеях и музеях атеизма. Л., 1964.
149
Олсуфьев Ю. А. Икона в музейном фонде: исследования и реставрация. Антология. Сост. А. Н. Стрижев. М, 2006.
150
Семенов В. Б. Об одном забытом музее и его создателе // Учащимся о религии и атеизме. Петрозаводск, 1989.
151
Пивоварова Н. В. Забытые имена в русской церковной археологии: И. А. Карабинов и Н. В. Малицкий // Искусство восточно-христианского мира: Сб. ст. Вып. 8. М., 2004. С. 426–437.
152
Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 68, д. 257.
153
Стерлигова И. А. Боголюбская икона Богоматери в XII–XIII вв. // Древнерусское искусство. Византия, Русь, Западная Европа: искусство и культура. Посвящается 100-летию со дня рождения Виктора Никитича Лазарева (1897–1976). СПб., 2002. С. 187–206.
154
РО НА ИИМК РАН, ф. 2, 1919 г., д. 39, л. 8–9.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте