Страница 112 из 135
Адмирал снял трубку, и попросил его соединить с канцелярией рейхс-министра пропаганды...
***
В штабе Торуньского района, куда перекочевал и штаб всей Армии 'Поможжя' уже давно повисло тягостное ожидание. Количество трагических известий стекающихся сюда со всего фронта нарастало с неумолимостью балтийского шторма. И хотя отдельные обнадеживающие доклады изредка звучали в этом зале, но в целом картина лишь ухудшалась. Лица командования мрачнели час за часом, а решения ими все чаще принимались под давлением созданных врагом обстоятельств. Уже на третий день боев инициатива целиком была на стороне противника...
-- Настолько все плохо? Говорите прямо подполковник, сейчас нам уже не до реверансов!
-- Ситуация тяжелая пан генерал... Устаревшие сведения о дислокации наших частей, и последние сведения о вражеских ударах на карте поможского фронта отмечены. Но уже долгое время нет связи со многими из наших частей, отрезанных врагом от главных сил... И, хотя прошедшим днем существенно снизилась активность германской авиации, что в целом, позволило ряду подразделений оторваться от противника, и даже частично занять новые рубежи обороны. Но... Но мы с вами, панове, должны понимать. Это лишь временная передышка.
-- Да уж... А как себя показали 'противоштурмовые роты'?
-- Гренадеры показали себя прекрасно. Гм... Тактика засад себя тоже, в общем, оправдывает. Разумеется лишь там, где ландшафт и оперативная обстановка действительно благоприятствуют... Батальонные и полковые командиры очень просят дать им побольше 'Гочкисов' 52-го калибра, чтобы эффективнее выбивать автотранспорт и бронетехнику немцев...
-- За неимением лучшего им сойдут и старые крепостные ружья! Фланговый огонь из ружья Гана на коротких дистанциях боя тоже может быть эффективным. Да и из других типов тоже...
-- Вы так думаете, пан генерал?
-- Точно так, пан Бортновский. Я уверен в этом. Конечно, с новыми противотанковыми ружьями это старьё сравнения не выдерживает, но как временная мера, вполне годится. Так что я, пожалуй, отдам приказ, все, что есть бронебойного в арсенале Торуни срочно передать в войска. Нечего нам ждать, пока подтянутая к городу швабская артиллерия все смешает с землей.
-- Ну что ж. Хорошо. Я согласен с вашим решением, пан генерал... А вы продолжайте доклад подполковник. Что там еще было о судьбе сводного батальона, обнаруженного сбитым поручником Моровским? Есть какие-нибудь уточнения?
-- В принципе все. Материалы допроса германского подполковника вы читали. Привезенного на 'Шторхе' раненного ротмистра Шполянского у нас в Торуни уже проаперировали, он в сознании. Все сказанное 'американцем', и он, и другие доставленные добровольцем раненые подтверждают. Сам же ротмистр просил наградить отважного пилота за хитроумный захват вражеского штабного самолета, и за помощь в проводе его отряда между германских частей.
Оба генерала встретившись взглядами, и задумчиво усмехнулись. В общей нерадостной картине отступления окруженных частей, истории новых подвигов 'американского сокола' лишь слегка добавляли бодрости. В целом же, было понятно, что оборона уже трещит по всем швам...
-- Гм. Да. Этот юноша, похоже, решил собрать все награды за одну неделю. Мда-а. Вот из таких хлопаков, случается, выходят настоящие полководцы. Гм. Если, конечно, доживают...
-- Вы сейчас о рискованной судьбе пилота, или об инциденте с германскими диверсантами?
-- Именно о нем! Ведь это позор для нас, что любой вражеский агент с приказом и удостоверением Дефензивы, может спокойно разгуливать по крепостному району, и требовать ареста нескольких лучших наших героев!
-- Вы уже послали сообщение в штаб Дефензивы, пан Карашевич?
-- Разумеется, пан генерал. Сейчас капитан Чеслак и его коллеги усиливают режим безопасности. Брошена тень на их службу. Упусти они в этот раз врагов вместе с американскими ракетами, и головы бы полетели у многих. К счастью, та история закончилась благополучно. Пан, Шлабович, вы уже отписали родным Моровского?
-- Да, пан, генерал. Мне было очень приятно лично писать пану Вацлаву о героизме его внучатого племянника и о полученных им наградах.
-- Ну, хоть что-то приятное осталось на нашем фронте. Хм. Да и в целом наши 'ополченцы' уже оправдали, все усилия на создание этой эскадрильи. Вы согласны со мной, пан Карашевич?
-- Пожалуй. А ведь нам с вами, пан генерал, уже пора принимать решение и по оставшимся у нас в Поможже воздушным силам, да и по ожидаемым нами добровольческой авиагруппе, тоже.
-- Это вы к тому, что большинство аэродромов скоро окажутся захваченными швабами?
-- Увы, но долго удерживать фронт располагаемыми силами мы не сможем. Как только Грудзенз и Быдгощ падут, настанет и наш черед. А они и так уже довольно долго отбивают атаки. Если бы не взорвали часть мостов, то враг уже разрезал бы нашу оборону еще в ряде мест. Удерживаемые сейчас позиции останутся нашими всего сутки, может быть, двое. Затем отход или истребление.
-- Хотелось бы возразить, но, пожалуй, вы правы. Мы сейчас в двойном 'котле' и, наверное, наиболее, разумным будет прорывать вражьи 'клещи', и отступать к столице, занимая оборону уже на пути к ней. Кстати, я уже готовлю запрос в ставку... Ну, а насчет 'добровольцев' пришел приказ из Варшавы.
-- Американцев заберут у нас вместе с их ракетами?
-- Мне, как и вам, жаль отпускать от себя толковые кадры, но сейчас речь уже идет об усилении обороны коронных земель. Штаб маршала хотел бы верить, что Поможже еще сможет держаться, но вот истребители сейчас нужнее в небе Варшавы. Генерал Зайоц экстренно сводит многие наиболее боеспособные истребительные части в бригаду защиты столицы. От Поможжя в нее будут направлены лучшие пилоты, включая наших 'янки'.
-- Что ж. Приказ есть приказ. Подполковник Шлабович, передайте полковнику Стахону, пусть срочно готовит группу лучших пилотов к отправке в Варшаву вместе с техникой.
-- Так ест!
А на аэродроме 'Катаржинки' в эту ночь еще долго не утихало маленькое, но как всегда бурное гуляние авиаторов. Основная причина торжества была проста. К своим подчиненным вернулся быстро полюбившийся всем коллегам-авиаторам один очень молодой и очень удачливый поручник. Вернулся словно с того света. Да не просто так вернулся, а еще и привез на захваченном у врага самолете пленного и двух раненых офицеров с очаровательной юной сиделкой. И, несмотря на свое легкое ранение, сам еще раз слетал в тот же день к окруженцам, доставив им боеприпасов, еды и медикаментов, а также запчастей к своему подбитому Р-7. А уже вечером четвертого дня войны, оба недавних подозреваемых, с которых, наконец, были сняты все обвинения, перегнали 'Шторх' с очередной партией раненых и слегка подремонтированный 'Пулавчак' в Торунь. Для мальчишек подхорунжих, до этого целый день с неохотой выполнявших указания чешского поручника Куттельвашера, вот такое триумфальное возвращение их любимого командира, стало радостным чудом. Образ 'Сокола' Моровского и без того овеянный командирской и летной доблестью, взлетел теперь в глазах молодых пилотов на совсем уж недосягаемую высоту. Обмывание наград и удачи их командира затянулось почти до утра...
***
***
Терновский хотел было сделать замечание напарнику, но сообразив, что сейчас никто их тут не слышит, лишь недовольно скривился. Стоя у двери и поглядывая за сидящими в машине 'сторожами', он вслушивался в странно щемящие слова этой песни, удивляясь, что сам раньше не слышал такого. А Павла дописывала свой отчет, и ничуть не стесняясь друга, мурлыкала себе под нос комсомольский мотив своей юности на чистом русском...