Степной рассвет

— Ну что ж. Хорошо. Я доложу наше общее решение в Москву, и сегодня вечером мы сможем продолжить совещание для выработки окончательного решения. Георгий Константинович, задержись, пожалуйста, остальные товарищи могут быть свободны.

Зал совещаний в штабном блиндаже опустел. Жуков замер у стола, сверля приехавшее из Москвы начальство хмурым упрямым взглядом.

— Слушаю вас, товарищ маршал.

— Я про Кольчугина с тобой поговорить хотел. Ты наградной на него уже подписал?

— Так точно. Считаю его достойным высокого звания Героя Советского Союза.

— Посмертно? Ну что ж, решение твое правильное, я поддержу. А остальных, с кем он воевал, когда подавать будешь?

— На затевахинцев еще вчера все было мной подписано и отправлено. А на кольчугинцев вчера почти все подписал, кроме одной нелепицы. Там практически анекдот вышел.

— Что еще за анекдот?

— Летчика одного над северным плацдармом сбили, так по представлению покойного Кольчугина, тому тоже чуть не Героя давать надо. Странная ситуация.

— И чего он там натворил?

— Да, говорят, в обороне намолотил больше роты японцев, подбил импровизированным оружием пять танков, один захватил и на нем прорвался к самим японским позициям, а потом помог в захвате вражеского штаба и батарей. Да еще после всего этого умудрился улететь обратно к себе на базу на найденном на вражеских позициях японском самолете. Не представление к награде, а прямо приключенческий роман какой-то. В общем, сведения требуют проверки, хотя представление к Красному Знамени написано рукой самого Кольчугина, когда его еще не ранило.

— Гм. Да, такое лучше пока не подписывай. Вызови-ка ты этого крылатого гусара прямо сюда в штаб, и все вместе на него и полюбуемся.

— Слушаюсь. Разрешите отбыть на узел связи?

— Иди, Георгий Константиныч.

Временно выделенное помещение для размещения Управления перспективных разработок НКВД, гудело от людского гомона. Совещание новоиспеченных начальников КБ, опытных заводов, испытательных лабораторий и научных отделов, кипело нешуточными разногласиями. Нарком грозного ведомства скромно присел за центральным столом между профессором Стечкиным и профессором Проскурой. Напротив него сидел начальник СТО Давыдов. Между ними расселись группами по интересам производственники, ученые, и от НИИ ВВС комбриги Филин и Громов. Мнений было множество, и уступать своих позиций никто не хотел. Нарком НКВД поначалу хмурился, наблюдая непримиримые споры. Но после выслушивания нескольких мнений выступающих, лоб наркома разгладился, а на губах его заиграла ироничная полуулыбка. Сейчас выступал главный инженер 135-го авиазавода, переданного в новое Управление всего неделю назад. Поддерживали его начальник СТО Давыдов и профессор Уваров, а оппонировали ему Анатолий Еременко с авиаконструкторами Павлом Сухим и Николаем Боровковым.

— Товарищи, я понимаю ваш энтузиазм по поводу перспектив получения реактивного самолета в следующем году, но давайте же мыслить здраво! Во-первых, 23-й «Фоккер» и сам еще толком не доведен, да и на продажу его пока никто не выставлял. Что это означает? А? А это означает, что купить его планеры быстро и задешево не удастся. Минимальное количество времени, которое потребуется на все эти махинации, это полгода.

— Где полгода там и целый год запросто вылезет.

— А я как раз об этом и говорю. Так зачем же нам без толку ждать голландцев, или наших заново спроектированных и построенных реактивных прототипов? Неужели же не найдется похожих отечественных конструкций полностью готовых или находящихся в постройке?

— Такие конструкции есть, но их соответствие требованиям данного проекта, мягко говоря, неполное.

— А что это за аппараты, нельзя ли поточнее?

— Можно и поточнее. Два года назад в Ленинграде на планерном заводе Осоавиахима конструктором Антоновым был построен двухбалочный грузовой планерлет ЛЕМ-2. Аппарат интересный и в целом подходящей нам схемы. Правда, конструкция его для данной задачи немного слабовата, поскольку не рассчитана на высокие скорости и перегрузки. Но зато в нем имеется большой грузовой отсек, который можно использовать для установки опытного реактивного мотора. Но тут нам придется столкнуться с коренной переделкой обычной схемы шасси, не соответствующей обозначенным ТТТ. Есть еще одна проблема – хвостовые балки на нем установлены довольно близко к миделю, и при скольжении реактивный факел может их задеть, что приведет к пожару. С оперением проще, после установки шасси с носовым колесом, его можно будет поднять до верхнего среза киля примерно как в «Горыне». Сам же планерлет с 38-го стоит зачехленный на приколе на запасной площадке ГВФ. Развития эта тема тогда не получила, но аэрофлотовское начальство еще не приняло по нему окончательного решения.

— Хм. Один планерлет, и это все что у нас есть?

— Ну почему же все. Есть еще одна сильно изношенная ленинградская двухвостка Гроховского и Рентеля Г-37. К ней раньше подвешивали грузы для экспериментов с парашютным десантированием. Возраст аппарата пять лет, многое в нем требует ремонта и замены. А размеры примерно как у разведчика Р-6, от которого при постройке было взято крыло. Шасси также с хвостовым колесом. Остальные машины пока только в проектах.

— Ну, вот видите! Вот это уже кое-что!

— Но ведь эти машины не годятся в качестве боевых аппаратов! У них же никакого развития не будет!

— Будет развитие! Сначала поднимем их в воздух, и научим летать на реактивном моторе. Потом…

— Для двухвостки Г-37 никакого реактивного «потом» не будет. С одним «Кальмаром» летать он не сможет. А два «Кальмара», установленные рядом в хвосте гондолы неизвестно как будут влиять друг на друга. Так что ему придется оставить моторы М-17 в балках и использовать его можно будет лишь для испытаний. А ЛЕМ-2 вероятнее всего придется каждый раз буксировать на взлете. Поэтому оба предложенных варианта не тянут на нормальный прототип боевой машины. И хотя работы по ним лишними, наверное, не станут, закупка ФД-23 все равно остается желательной. Вот так у нас получается, товарищи.

— Гм. Опять этот «Летучий Голландец». Но ведь это же, большие деньги…

— Еще бóльшие деньги стране придется тратить, когда противник выставит против нас свои реактивные авиачасти, против которых нашим ВВС придется держать двое большее количество самолетов. И все это, как вы понимаете, в постоянной суете, при необоснованном расходе моторесурса, огромном расходе горючего и частых потерях от внезапных авиаударов.

— Но за это время мы бы, помимо разовой экономии, выпустили бы тысячи обычных самолетов…

— Каких самолетов? Отстающих от противника по скорости на двести километров? И, кстати, учтите, что лихорадочные работы по сокращению отставания нашей авиации, начатые во время ведения боевых действий, дешевыми быть не могут по определению. Так когда нам лучше экономией заниматься, товарищ Давыдов, сейчас или во время боевых действий?

— Так что же у нас с вами получается? Выходит – и то и это придется делать?! Хорошая же у нас выйдет экономия!

Берия заметил поднятую слева от него руку профессора Стечкина.

— Говорите, Борис Сергеевич.

— Коллеги, к сожалению, все это так. Озвученные сегодня варианты лишь дополняют, но никак не заменяют друг друга. Кстати, вот такая отработка принципиальных узлов реактивного самолета на разных опытных аппаратах в дальнейшем позволит собирать из отдельных узлов прототипы. И, как следствие, экономия может оказаться весьма существенной.

— То есть, как дети строят разные башни из одних и тех же кубиков, так и вы хотите, не проектировать самолеты, а компоновать их из готовых частей?

— Совершенно верно, коллега. И хотя вы правы в том, что нормальный самолет новой схемы должен быть от начала до конца спроектирован под конкретные требования, двигатель и оснастку. Но в качестве временной меры, использование обсуждаемого метода позволит нашей стране выиграть лет пять. А пять лет в такой гонке дорого стоят…