Степной рассвет

— Да вот он, у ангара стоит, ему как раз снаряды загружают. Видите?

— М-да-а. Видимо у нашего «злого гения» действительно тяга к созданию на своем пути новых трудностей. Как же он стрелять-то из одного ствола будет? Самолет-то из-за отдачи рыскать наверно будет. А с другой стороны у него что еще за швабра торчит?

— «Швабра», как вы выразились, это имитатор второй пушки. Это чтобы те, кто его увидит о двух пушках во всех докладах писали. Жаль, у нас нет времени все это хорошенько еще раз проверить, до вылета всего полчаса осталось. Там-то всякое, конечно, может случиться. Но в одном я с Павлом согласен, вылетевшие из ствола снаряды этой пушки нужно японцам обязательно показать. Пусть думают, что поняли ситуацию, а мы их за такую прозорливость потом накажем несколько раз.

— Ну-ну. Очень хочется верить, что этот цирк хорошо закончится.

— Мне, Виктор Михалыч, тоже верить хочется…

«Эх и темна же ты, ночь-хранительница… Вот только покоя нету моей суетной душе. Как там у классиков жанра: «Прав ли я, не Божья ль кара?» Все кости уже себе перемыла. И еще эта «гордая птица» все норовит слегка влево развернуться, видать аэродинамика так себе у нее получилась. М-дя-я. Вроде все подготовлено, а на душе моей ой как тревожно. Все же первый раз я по-настоящему к бою готовилась. Даже тот наш разведвылет я до самого возвращения на базу в мыслях боевым называть отказывалась. А этот… Этот, пожалуй, настоящий будет. Все сегодня может случиться. Нет, темноты небытия я уже не боюсь, страшно начатую работу не доделать. Столько всего на меня теперь завязано. И в то же время столько еще не сделано и не вспомнено. А если бой этот последним станет. Что тогда? Гм. Тогда… Тогда просто обидно. Да, обидно будет. Что все было впустую… Нет! Не впустую было! Даже если все-таки наемся я сегодня монгольских суглинков, с того что мной уже начато, все равно будет толк. Обязательно должен быть!».

Тусклый и чуть мерцающий огонек карманного фонарика освещал лицо штурмана-стрелка одного из лидирующих Р-10. Двумя ступенчатыми лестницами за ним повисли самолеты ожидающих сигнала к атаке звеньев. Павла на своем «Кирасире» шла в правом пеленге с разведчиком. Она опасливо оглядела гашетку АПК, зябко дернула плечами и снова посмотрела на едва подсвеченный фонарь кабины соседа. Вот свет в кабине стрелка несколько раз мигнул, что говорило о приближении к вражескому аэродрому. Глинка пока продолжал вести машину на той же высоте. Через несколько минут он начнет снижаться.

«Ага. Вон его фонарь быстро-быстро замигал… Значит сейчас ждем осветительных ракет и ага. Где там Горелкин со своими «горелками»? Хрен его знает, где они там крутятся…Угу. Вот они где! Появились, черти… Так, нормально пошли осветительные ракеты… Вот уже и постройки из сумрака проявляются… Еще немного ждем и пора будет… Крайняя четверка ракет выпущена. Не день, конечно, но хотя бы цели становится видно. Ну и отлично… А сейчас, товарищи кинотелезрители, будет мой выход… Эх! Благословите меня кто-нибудь на это правое дело…»

«Кирасир» Павлы, сопровождаемый одним И-14, с высоты всего метров двести полого снижался поперек стоянки самолетов. К шеренге украшенных алыми кругами истребителей потянулись пристрелочные трассы теперь уже не пластмассовых пуль из ПВ-1. Наконец, убедившись что трассы идут куда надо, она стиснув зубы, нажала на гашетку электроспуска АПК. Особой тряски к ее удивлению не случилось. Легкое рысканье по курсу сопровождало бьющие по глазам вспышками выстрелов. Частота стрельбы напомнила Павле стрельбу из ТТ. Проскочив самолетную стоянку, она выровнялась на высоте метров сорока и начала плавный набор высоты левым боевым разворотом. За спиной слышались басовитые очереди «Березняка». Со стороны ангаров суматошно стреляли по атакующим самолетам несколько японских пулеметов.

«Молодцы горелкинцы! И по складу горючки вон там еще добавьте! Хм. А мне-то теперь куда? Может по казарме пройтись? Или… А вот эта будка с антенной уж очень похожа на штаб или здание радиостанции. В Крыму, правда, по-другому такая постройка выглядела, но сходство в таких делах совсем не обязательно. А ну-ка, а если пара полуторадюймовых снарядов ее слегка причешут, интересно следы от них вызовут здоровый интерес японского командования? Та-а-ак, казарма подождет, а у меня как раз еще целая дюжина снарядов осталась. Ну держите подарочки, господа мастера икебаны».

В заключение представления, пара разведчиков высыпала на разбитые самолетные стоянки зажигательные и осколочные бомбы. Казармы японцев тоже не остались без внимания. Пара зажигательных бомб помогла им дружно задымиться. Потом по ним ударили трехлинейные пули ШКАСов. В густом дыму кругами ходили истребители, время от времени постреливая куда-то. Через четверть часа солнце осветило густо чадящие руины еще недавно образцового аэродрома. За границей летного поля дымила пара костров сбитых на взлете японских истребителей. На северо-запад в лучах восходящего солнца удалялась группа закончивших работу самолетов. Вот к ведущему подошла пара самолетов. Ведущим в этой паре был слегка неказистый «Кирасир».

Горелкин поглядел на упрямо-настойчивое лицо летящего рядом пилота и устало выругался.

«Да похеру мне, Павел, твои семь снарядов к АПК. Нет! Ты понял меня! НЕТ! Не разрешаю я на станцию ходить. Дементьев с Кольцовым там уже и так все вдоль и поперек перепахали и 37-миллиметровых снарядов бракованных штук восемь побросали. Стоять! Да я тебя за неподчинение сейчас сам собью нахрен! Колун… Чего ты там мне сигналишь? Не свисти мне. Они наверняка все правильно сделали. Нет, я сказал. Хватит уже мое терпение испытывать! Ты мне свой зуб не обещай, а то потом мне половину своих жемчужных сокровищ отсыплешь. Да врешь ты все. Стой! Б.я-яя! Ну, все! Ладно, хрен с тобой, бери пару Зайцева. Вот этих. Да тех, которые справа идут. Ну, гляди у меня, мерзавец! Не дай бог, что-нибудь там с тобой или с ребятами случится я ведь тебя, гада, потом из-под земли достану, и пожалеть об этом заставлю. Вот ведь наглец какой! Взял и все настроение мне испортил. Мне же никак нельзя всю группу с ним отсылать и бросать группу я права не имею. Теперь еще ждать придется этого анархиста хренова. В ведомые, нахрен, его разжаловать, что ли? Чтобы место свое знал…»

На станции весело пылали несколько составов. «Кирасир» Павлы вместе с ведомым прошел на бреющем, пытаясь разглядеть результаты работы вооруженных ракетами самолетов группы Дементьева и их прикрытия. Заметив уцелевшую водокачку Павла полого спикировала и выпустила в нее пару снарядов. Один вроде попал. Почти до конца расстреляв по пытавшимся тушить пожар японцам оставшийся боекомплект к ПВ-1 она, наконец, нашла достойную цель для последних снарядов. Этой целью оказалось стоящее на отшибе небольшое ремонтное депо, из которого выглядывали морды двух паровозов. Один из них был явно под парами. Павла зашла на него вдоль железнодорожных путей и злорадно выпустила последние снаряды. Потом, покачав крыльями, развернула свою четверку в сторону дома. Уже за линией фронта она оглянулась и вроде бы заметила, что в стороне, где был расположен второй аэродром в небе сверкнуло несколько солнечных зайчиков. Если это были вызванные для отмщения И-97, то перехватить ночных нарушителей они уже никак не успевали.

Когда колеса «Кирасира» застучали по полосе, Павла заметила замершую у стоянки группу пилотов во главе с комэском. Павла открыла фонарь кабины и огляделась. Чуть в стороне напряженно замерли несколько солдат охраны во главе с Полынкиным. Горелкин явно ждал доклада от своего наглого заместителя. Но первым к зарулившему ИП-1 быстрым шагом подошел человек с очень знакомым по недавним крымским приключениям лицом.

— Валера! Твою дивизию! Здорово! Какими судьбами тут? Неужели тебя меня стеречь прислали?

— Ты, Павел, за языком-то следи, не забывай. И что б ты знал, тебя действительно считают очень ценным кадром. Вот меня и направили обеспечить тебе охрану. Заодно я назначен в особую эскадрилью инструктором по рукопашному бою. Буду ваших летунов самбо учить, раз ты их своему Муай Таю учить отказываешься. Чего в кабине застрял, вылезай давай.