Степной рассвет

— Ваше предложение, товарищ Кувшинов, поступило своевременно и обязательно будет рассмотрено. Для этого в округах продолжают действовать комиссии по обобщению опыта учений. А пока продолжим.

…Когда вопросы по поимке диверсантов были завершены, наступил черед оценки действий условно сбитых пилотов ВВС. Локтионов огласил условное количество потерь, понесенных военно-воздушными силами уже после приземления с парашютом. Одобрил энергичные действия ряда летчиков по прорыву поставленных условным противником заслонов. В том числе, его сильно порадовали сообщения о захвате некоторыми из них условно вражеского автотранспорта.

— В отношении выявления поисковыми группами пилотов, сбитых за линией фронта, результаты получены противоречивые. С одной стороны, большей части пилотов, уклоняясь от контактов с мирным населением, и избегая обнаружения противником, удалось относительно удачно выйти в условные районы эвакуации. Однако, при этом были выявлены признаки недостаточной экипировки пилотов в боевых вылетах. В частности, носимый неприкосновенный запас явно недостаточен для автономного выживания на территории противника в течение хотя бы трех суток. А перевязочных пакетов пилоты зачастую не имеют вообще. В частности, за неделю в рейде летчики испытали настоящий голод, и вынуждены были в ночное время выкапывать овощи на огородах.

— Товарищи, но ведь это же воровство!

— Нет, товарищ полковник, это не воровство. Это действия сбитого пилота во вражеском тылу, нацеленные на скорейшее возвращение в свою часть для продолжения боевой работы. Так и только так придется действовать советским пилотам, сбитым на вражеской территории, где любое обращение к мирному населению может привести к поимке наших летчиков поисковыми группами врага. А вот продумать и усовершенствовать экипировку летчиков в боевых вылетах нам просто необходимо. После приземления с парашютом, носимый летчиками запас продовольствия и медикаментов (а для пустынной местности, еще и воды) должен обеспечивать не менее пяти суток нормальной автономной жизни без необходимости заниматься поисками продовольствия. Оказывать себе первую помощь также должны уметь все пилоты.

Совещание продолжалось долго. Его участникам еще многое предстояло обсудить и согласовать до момента подписания итоговых документов.

— Сашок, не башкой крути, а меня слушай, и на вопрос отвечай.

— Да ладно тебе, Паш. Ну сколько ж можно об одном и том же.

— Сколько?! А я тебе отвечу, сколько. Сколько раз мы с тобой перед тем разведвылетом о связи в воздухе уговаривались? А?! Целых три раза небось. И что же у нас вышло? А вышло то, что в районе цели ведущий пары Дементьев ни хрена не понимал даже половины из сигналов командира группы. Саня, ты что, и в этот раз так же собираешься летать? Да еще и ночью! И кстати меня-то с вами не будет, чтоб тебе заржавленный мозг прочищать.

— Ладно, убедил. Докладываю. При подходе к цели три моих пары вместе с нашим лидером занимают высоту полтора, и ждут подсветки цели ракетами четверки прикрытия. Когда все ракеты повиснут над целью, мы заходим на состав с цистернами и парами пускаем эрэсы. Р-10 своим одним блоком ракет отрабатывает после всех. На ПВО, буде оно проснется, в это время заходит четвертая прикрывающая пара. Одна пара отстрелялась, и сразу же отошла правым боевым и заняла позицию сзади рубежа первой атаки, примерно на километре высоты. Встала и ждет момента выхода в следующую атаку для стрельбы пушками. Вторая уходит левым боевым, чтобы с первой парой не столкнуться. Я веду третью пару и добиваю все, что промазали или недобили первая и вторая. После удара эрэсами третьей пары ждем захода Р-10 с зажигалками, а сами в это время высматриваем соседние составы.

Переводя дух, докладчик мельком взглянул в глаза своему тираническому опекуну, и прочитав спокойное одобрение, продолжил.

— Заходить нам нужно стараться вдоль состава, чтобы наши перелеты-недолеты тоже в цель шли. Когда огонь сильно разгорится, начинаем обработку водокачек и паровозов. Если все же заработало ПВО, то пара Кабоева берет их на себя и обрабатывает пушками и пулеметами. Я присматриваю за ними, и отдаю команду сигнальными ракетами Р-10 если Кабоев, не смог их ПВО потушить. Ну, а когда у большинства ребят останется по четверти боекомплекта, то просто выпускаем по контрольной очереди и уходим домой. Лидеров на обратном пути чуть-чуть пропускаем вперед, а сами идем километрах в двух за ними и выше на полкило. Ну как, мучитель, все что хотел услышал?

— Нет, не все. А про порядок посадки кто помнить будет. А если вас какие залетные самураи там ждать будут, или дежурные звенья Лакеевцев встретят?

— Э-э-ээ. Ладно, командир. Каюсь, эту часть пути я уже домашними тапочками считал. Значит, вот как там будет…

— …Ну все. Считай до самой койки с сортиром я тебе все отбарабанил.

— Дело не в том, Саша, что ты сейчас мне все это отбарабанил. Самое главное, чтобы ты там над железкой и по дороге все это сделал. И если что-то пойдет не так как мы планировали, чтоб ты там сам, без подсказки, смог правильное решение принять и ребят наших сохранить. Понял меня? Ладно, сейчас иди отдыхай, а перед самым вылетом сам ко мне подойди, и расскажи мне все вот это, а заодно то, о чем мы с тобой еще даже не договорились.

Закопченный чайник кипел на спиральной электроплитке. Разговор не клеился.

— Чего сегодня делали?

— «Осьминога» мучили. В жизни бы не поверил если б сам глазами не увидел, что такая страсть работать будет. Ну и мозги у наших анжинеров, эх и мозги! Эти пострелята, почитай всю Европу с носом оставили. Никакие их рекордсмены теперь за нашими хлопцами не угонятся…

— Угу-у-уум.

— А ну, ешь нормально! Я кому говорю?!

— Ымхф! Не хочется.

— Ешь! А не то я не погляжу, что уже большая выросла. Мне твой батька завещал о тебе заботу, вот и слушайся мене.

Лицо девушки никак не изменило своего выражения от этой грозной тирады. А сам строгий воспитатель никак не мог найти правильный баланс между угрозами и кроткими увещеваниями своей уже совсем потерявшей вкус к жизни подопечной.

— Ну, будет уже тебе кручиниться-то. Каша-то чудесная вышла, на-ка, спробуй. А будешь мне тут вздыхать да охать, возьму и вспомню как я, бывало, тебя да Никитку мово воспитывал… Эх, Никитка, Никитка. Тьфу ты! Вот уже и я от тебя заразился. Ну поешь, Марина, а?

— Не хочу я, дядя Савва. Вдруг он там сейчас… Вдруг его уже…

— А ну хватит! Марин, ты лучше меня не серди. А то пойду вон к Софе, и договорюсь, чтобы отсушила тебя навеки.

— Предлагала она мне уже.

— Ну и чего ж не согласилась, дуреха?

— Да не смогу я его забыть. Он такой…

— Да какой, ТАКОЙ!?

— Смелый, надежный и НАСТОЯЩИЙ он, понимаете?

— Настоящий. Тьфу ты! Ты вокруг себя-то оглянись! Вон их сколь смелых да надежных по белу свету ходит. Ходят себе «настоящие» да ждут, чтоб такая вот краля их к себе взглядом-то приковала.

— Да не хочу я никого приковывать! Мне просто рядом с ним быть хочется. Вы мне все рассказываете, что смелых кругом полно. Да где они смелые-то?! Смогут они сотруднику НКВД в морду дать?! Да так это сделать, чтобы тому потом извиняться пришлось. А при всем честном народе правду об арестованных людях сказать смогут?! А?! Ну чего же вы молчите-то, дядя Савва?!

— Ну, Пашка! Эх и засранец! Закружил девчонке голову и утек…

— Да никуда он не утек! Он воевать отправился! И между прочим секретную технику испытывать. Он просто жизнь мне ломать не хотел, если погибнет, или если его арестуют за что-нибудь. Да таких людей вообще один на миллионы! Понятно вам?!

Лицо мастера опытного авиационного производства вдруг стало обреченно-задумчивым.

— Понятно. А чё ж тут непонятного. Раньше мне, старому дураку, думать надо было. Эх, и натворил же я дел!

— Да вовсе ничего вы не натворили! Я сама его первая увидела, еще когда он Анечку от тех хулиганов защищал. Кстати, Паша о вас всегда с большим уважением отзывался.