Степной рассвет

— Получили, мой друг. Получили. Даже если он не сможет летать… И вот мой вам совет – прямо сейчас отдайте приказ вашим ремонтным службам собрать из двух разбитых самолетов хотя бы подобие одного. Окончательно уничтоженные детали нужно изготовить заново, но к моменту демонстрации трону достижений моих разведчиков и ваших пилотов, у вас должен быть готов небольшой аэродром максимально забитый отремонтированной трофейной техникой. Кстати, русские показали нам с вами пример рационального использования пленных… И еще этот достойный майор рассказывал, что у них есть какие-то тренировочные пули, рассыпающиеся при ударе в дюралевую обшивку. Не пора ли вам воспользоваться всеми этими подсказками?

— Да, это был действительно интересный момент. И этот факт хорошо объясняет последние успехи большевиков в воздушных боях. Вы правы генерал-доно, сейчас не время предаваться унынию. Император ждет от нас результатов, и они будут.

Старший майор Бочков уже сутки как вернулся в Москву, но пока не успел даже отдохнуть. Сейчас в кабинете наркома, вместе с майором госбезопасности Фитиным, шло обсуждение достигнутых результатов. В целом отчет о «Степной охоте» уже был зачитан. Оставались рабочие моменты и сомнения в результате. И Фитин первым высказал их.

— Как же «Мимоза» сможет пройти проверку, если рискует просто проговориться в бреду?

— Не проговорится. Этого и еще нескольких агентов мы готовили с начала тридцатых, когда они были еще совсем мальчишками. «Мимоза», судя по всему, из корейцев или северян, но точно мы этого не знаем. В конце двадцатых он беспризорничал вместе с другими мальчишками, пока не попал в спецприемник ОГПУ. Там-то и разглядели в нем «самурайскую гордость» и начали учить быть настоящим самураем и настоящим чекистом одновременно. Мало того, что сразу нескольких таких ребят обучали изначально на японском. «Мимоза» и еще один из этих ребят до попадания в спецгруппу были заиками, и почти не говорили по-русски. За девять лет они научились не только говорить, но и думать по-японски, и жить в соответствии с традициями Ямато. Двоих таких ребят нам удалось внедрить еще в двенадцатилетнем возрасте через буддийский монастырь. Остальные долго работали «внештатниками» в Приморском управлении НКВД. На этих агентов были свои планы и варианты, но большинство из них не отличались надежностью внедрения. Обычный «побег из плена» по нашим расчетам был бы раскрыт в течение недели, поэтому вот такую благоприятную ситуацию мы пропустить никак не могли.

— А в чем тут разница?

— Разница большая. В случае обычного внедрения, риск компрометации подобного агента, конечно же, высок. Но здесь и сейчас «Мимозе» не требуется ничего доказывать. Со сбитым в Китае японцем он полгода жил бок-о-бок, и тщательно изучил, как особенности речи, так и историю своего двойника. Тому, кстати, давали спецпрепарат. Так что из настоящего Тахиро удалось выудить такие подробности его жизни и службы на флоте, что рассказ о них уберет последние сомнения. Внешнее сходство между ними также присутствует, но оно, конечно, не абсолютное. Лично знавшие Тахиро Конда японцы легко бы обнаружили подмену, если бы не эта авария. Идентифицировать его теперь, наверное, смог бы лишь дантист и постоянный лечащий врач. Но такого врача, теперь установить проблематично, потому что семья младшего лейтенанта за десять лет сменила много мест жительства. Его отец и родной брат уже несколько месяцев мертвы. Самого Тахиро также уже давно «отпели» по японским обычаям. Со своей сводной сестрой Юмико, единственным человеком способным раскрыть нашего посланца, Тахиро не виделся уже больше трех лет. По полученным нами фотографиям видно, что сам Тахиро за это время сильно похудел, нажил седых волос. Ну, а агент «Мимоза» после этой аварии избавился еще от не совпадающих с оригиналом пигментных пятен на теле. Впрочем, некоторые из них мы ему оставили намеренно. Именно по ним его и опознают как Тахиро.

— Ему пришлось терпеть такую боль… Ведь мог и сломаться человек.

— Не мог. На боль мы его специально натаскивали. Когда ему наносили первые, еще китайские ожоги, полученные Конда в бою над Нанчаном, то учили контролировать болевые ощущения. Кроме того, он получил перед самым угоном «Нагинаты» обезболивающее на основе морфина. Начиная со второго дня, он остался наедине с болью, но я уверен, что он себя не выдаст.

Нарком благожелательно улыбнулся обоим подчиненным.

— Ну что ж, будем считать, что вопрос мы разобрали. Вы, товарищ Фитин, к дареному источнику не придирайтесь. Раз он сейчас внедряется, ваша задача ему сначала помочь, а потом его толково использовать и при этом не потерять. А вам спасибо, товарищ Бочков, езжайте-ка вы отдыхать, время уже позднее…

— Товарищ Сталин, вот новый доклад от Голованова.

— Спасибо, я посмотрю. Совещание пусть будет на полчаса попозже.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

«После получения Вашего разрешения на запуск новой операции «Краковяк», удалось выудить из «Кантонца» еще несколько новых предложений. В тот же день командир 1-го особого авиаполка представил старшему майору Бочкову доклад об аналогичных идеях, предложенных «Кантонцем» в форме проекта. В частности, в беседе со мной и старшим майором Бочковым, «Кантонец» высказал довольно интересную идею о создании крупных авиационных частей особого назначения. Следуя ранее полученным распоряжениям, я постарался вытянуть из него максимально подробное описание замысла. Лично мое мнение – особой гигантоманией «Кантонец» не страдает. Предложения в целом выполнимы, хотя и потребуют серьезного вложения сил и средств. Не совсем понятны его мысли по использованию в качестве обучающегося состава на новой технике несовершеннолетних воспитанников детских домов. Думаю, с пилотами авиаучилищ результат был бы достигнут быстрее и надежнее. Однако с частью умозаключений «Кантонца» я в основном согласен – переучивать всегда сложнее, чем учить заново. Вот только сроки готовности этой «воздушной армии» у него опять же непонятные. Почему создаваемое соединение должно быть боеготовым именно к лету 41-го года «Кантонец» внятно объяснить не смог. Его умозрительные расчеты по поводу вероятного времени начала активной фазы общеевропейской войны, кажутся скорее надуманными. Тем не менее, понимая, что сроки массовой готовности новой авиатехники не могут быть установлены ранее того же периода, я склонен согласиться с предложением «Кантонца» и поддержать их. Мой конспект его предложений, прилагаю.

— Так-так. Значит, этот юный гений опять что-то там напридумывал. Все-то ему неймется. И, судя по всему, он уже догадывается о том, на кого по-настоящему работает Саша. Прыткий какой! Гм. Да тут целый трактат «О создании авиации резерва главного командования». Жаль, времени мало, скоро совещание. Но пару страниц я, пожалуй, изучу.

Основной силой авиачастей РГК, по всей видимости, станут дальнебомбардировочные авиаполки, способные с приграничных аэродромов долететь до европейских столиц и продемонстрировать мощь советских ВВС. В то же время, для отражения сосредоточенных бомбардировочных ударов авиаэскадр агрессора необходимо иметь, помимо обычных авиачастей первой линии, мощный авиационный кулак второй линии, способный очистить небо над конкретным оперативным районом. Оснащение такой ударной силы реактивными самолетами даст серьезное преимущество перед новейшими винтомоторными аппаратами противника по скорости, скороподъемности и времени реагирования на запросы командующих наземных армий. А наличие такой незадействованной в первые дни вражеского нашествия авиагруппировки, добавит боевой устойчивости, как линейным частям ВВС, так и прикрываемым ими наземным соединениям…

— От кого это наш юный Клаузевиц обороняться собрался. Хочет, видите ли, пожарную команду собрать в Резерве Главного командования. Хм. Надо бы Локтионова на эту тему послушать, что он скажет? Хотя Берия говорил, что на того слишком много доносов пришло… Ладно, не будем с выводами торопиться. Что там дальше?