Страница 39 из 259
Смуглые, загорелые почти до шоколадного цвета местные, хоть и не проявляли особых восторгов по поводу явно белокожих приезжих чужаков, но спасибо, хоть не кидались с оружием. Пялились, и всё. Лишь одуревший от солнца и жары патруль на базарной площади, где заковывали в колодки какогото несчастного, проявил какоето внимание к диковинно выглядящей парочке. Но выходить изпод тени, образованной навесом у колодца, и не подумали.
Valle с ходу, не слезая с коня, чуть ощутимо для Изабеллы напрягся, выписал пальцем в воздухе какуюто светящуюся руну. Дунул на неё, и странный волшебный знак поплыл в жарком мареве к растерянным стражникам, озадаченно почёсывающим бритые затылки под яркими тюрбанами. Не долетев, руна рассыпалась зелёными искорками, сопроводив этот махонький фейерверк затихающим, как звук серебрянного колокольчика, весёлым смехом. Затем баронет показал солдатам пальцем на свою супругу, а потом показал им кулак. Затем подумал, и швырнул в сторону старшего из них приветливо блеснувший в лучах солнца золотой цехин.
Обрадованные стражники усердно закивали, показывая, что присмотрят – с леди и волосок не упадёт, и только тут понятливая Изабелла соскользнула наземь. Оглядевшись, она вполне резонно заключила, что снабжение провиантом мужчинам лучше не доверять, и что начать всётаки нужно с палаток, торгующих одеждой и предметами гигиены. Тощий купец в первой лавке обеспокоенно посмотрел на рыжую красавицу без чадры и кошелька, беззастенчиво роющуюся в дорогих товарах. Затем старательно отвёл непроницаемые восточные глаза от миниплатья покупательницы в сторону.
Valle, улыбнувшись растерянному купцу в неизменной чалме, успокаивающе похлопал по приятно звякнувшему кошельку, и тоже спрыгнул с коня, рассудив, что и ему не обязательно торчать на солнцепёке. Взяв за повод, пошёл в тень под навес. Тут уже закончили с темнокожим грязным мужичонкой в одной набедренной повязке, надев ему разборную деревянную колодку, удерживающую руки и шею, а теперь примеряли такую же к замурзанному мальчишке лет шестисеми, размазывающему слёзы по грязным щекам. Подходящего размера всё не находилось, и потеющий от жары и ярости плотник негромко ругался сквозь зубы.
– Толмач! – бросил баронет международно известное слово, и в пальцах его появилась серебряная монетка.
Словно изпод земли, в воздухе перед ним соткалась тощая фигура в пыльном, выгоревшем белом бурнусе. Переводчик, обязательно имеющийся в каждом порту, чуть поклонился уважительно, сложив ладони, и монетка тут же упала в них.
– Что благородному господину угодно? – привычнопрофессионально забубнил он, безошибочно угадав в странном волшебнике дворянина и уроженца Империи.
– Что тут происходит? – Valle указал взглядом на заковываемую в колодки парочку.
Толмач мелкой рысью подбежал к стражникам, потарахтел с ними негромко, и так же юрко вернулся.
– Осмелюсь сообщить, благородный господин, – зачастил он, – Презренного Саиба продают в рабство за воровство. А поскольку штраф он уплатить не может, то и дочь его тоже.
Баронет неодобрительно покачал головой, поглядывая на несчастных.
Изабелла, которую сопровождали двое вертлявых мальчишекносильщиков, уже нагрузила коня несколькими тюками и свёртками. Соблюдая здешнее почтение к мужьям, она тем не менее посмотрела на супруга так, что тот понял.
– Погодите! – негромко, но властно бросил он, и поманил пальцем старшину стражников. Тот поспешно, уже предвкушая развлечение и прибыль, но всё же сохраняя по мере сил приличествующее стигийскому воину достоинство, подошёл.
– Я хотел бы выкупить эту худышку и подарить своей молодой жене! – мысль была выражена ясно и в то же время с намёком.
Толмач бесстрастно перевёл. Старшина нахмурился, посопел, и коротко чтото бросил.
– Благородный господин, этот воистину уважаемый стражник говорит, что ваше пожелание противоречит нашим законам, – и тут же переводчик заметно вспотел отчегото, заметив, как недовольно приподнялась бровь его нанимателя.
– Сколько стоят ваши законы?
Толмач посерел от страха, но коекак, убитым голосом перевёл. Стражник коротко рыкнул, выразительно положив ладонь на эфес сабли, а другой рубанув в воздухе, и заговорил. Толмач, вжимая голову в плечи и проклиная в душе свою жизнь, тоже забормотал.
– Подкуп стражи, неуважение к священным законам…
Неизвестно, до чего они ещё бы договорились, если бы умница Изабелла не шепнула пару фраз в пыльное ухо переводчика. Тот окончательно стушевался и стал о чёмто шептаться с переменившимся в лице стражником.
Наконец, они пришли к общему мнению, и толмач забубнил.
– Благородный господин, за рабыню и улаживание формальностей надо отдать пять таких же золотых монет, как вы подарили уважаемому стражнику, да продлит Сет его дни.
Голос его вроде бы даже не перекрывал ленивого, полуденного базарного гама, и всё же обладал тем преимуществом, что както ненавязчиво, но понятно доносил слова прямо до ушей.
– Пять золотых? – удивился баронет, протягивая слова, – За тщедушную девчонку?
– Дорогой, – капризно надув губки, великолепно сыграла свою роль Изабелла, – Подари мне её.
– Ладно, – смилостивился Valle и отсчитал в ладонь старажнику пять золотых монет, добавил ещё две.
– Старшине стражи и тебе, толмач. За то, чтобы вы о нас сегодня же забыли.
Беспрестанно кланяясь, тот перевёл. Стражник улыбнулся белозубой улыбкой, но кланяться не стал – отдал воинский салют. По его приказу во мгновение ока выписали какойто документ на клочке папируса, смотались на подпись и печать к местному бею, и с поклоном вручили бумагу и покупку баронету.
Изабелла аристократично наморщила носик, обнаружив, что от преданно глядящей в глаза смуглой девчонки простотаки невыносимо по жаре несёт потом и благовониями. Наскоро купив ей несколько одёжек и красивые башмачки из кожи буйвола, потихоньку, обезлюдевшими по жаре улочками выбрались из города.
Valle вёл в поводу увешанного свёртками и тючками коня, а рядом шли обе, гм, женщины и втихомолку приглядывались друг к дружке. Наконец, удалившись от города по раскалённой дороге, Изабелла не выдержала и задорно расхохоталась. Смуглокожая девчонка сначало растерянно переводила взгляд с одного из супругов на другого, а затем и сама осторожно, как мышонок, улыбнулась.
Когда прибыли на место и волшебник небрежно снял с лагеря и лениво пофыркивающей Звёздочки заклятье невидимости, глаза у девчонки от удивления стали окончательно круглыми, как полная луна. А когда Valle, аккуратно примерившись, кончиком кинжала сковырнул с её худущей шеи медный, свежезаклёпанный рабский ошейник и под одобрительным взглядом супруги зашвырнул далеко в море, даже открыла рот.
Затем баронет разжёг небольшой костерок из нескольких щепок, сунул в руку девчонки папирус с купчей и властным жестом указал на пламя, та удивлённо протарахтела, в сомнении вертя в ладонях свиток.
– Эце тхели суани?
Изабелла улыбнулась, прислушиваясь к мелодичным, напевным и совершенно непонятным словам, и кивнула, тоже показывая – в огонь! Молодая стигийка, испуганно вжав голову в плечи, осторожно протянула руку с папирусом к костру, глядя на госпожу и каждый миг ожидая злорадной насмешки и побоев. Чуть помедлив, осторожно разжала пальцы, уронила своё рабство в огонь и закрыла глаза.
Несколько мигов ничего не происходило, лишь обрадованный пищей язык пламени радостно трещал, поглощая свою добычу. Наконец, девчонка открыла глаза и сторожко осмотрелась. Госпожа с волосами цвета благородной меди уже добыла из узлов кусок благородного яблочного мыла, большое мохнатое полотенце и прямотаки устрашающих размеров полированный черепаховый гребешок. А её молодой, но вовсе не страшный и улыбающийся господин поманил рукой к ручью и показал ладонями – умываться!
Девчонка тут же упала на колени и принялась целовать ноги своей хозяйке, и отвлечь её от этого занятия удалось с изрядным трудом.
– Вот же забитый народ, – ворчал Valle, таща её к ручью.