Страница 4 из 14
Первую практику Павел проходил на паровозостроительном заводе в Коломне. Это было старое и большое предприятие. Оно выпускало паровозы, дизели, речные суда, компрессоры, чугунные тюбинги[4] для строящегося метрополитена в Москве. Павла направили в литейный цех — тесный, темный, со слабосильными кранами-тихоходами, вагранкой[5] с ручной завалкой, с ручными же формовкой и отливкой, без вентиляции. И все же при таком дедовском производстве здесь умудрялись отливать сложнейшие детали: блоки цилиндров дизелей, втулки, элементы топливной аппаратуры, корпуса компрессоров, котлы для паровозов и судов.
На этот же завод помощником механика литейного цеха пришел Павел после защиты диплома. Но уже рядом со старым цехом строилась громада нового. По планировке, масштабам, оборудованию новый цех превосходил все заводы крупногабаритных отливок в Европе. Его мощность вместе с производством тюбингов уже тогда достигла огромной цифры — 60 тысяч тонн литья в год. А работало в нем без малого полторы тысячи человек.
Много оборудования было закуплено в США, Англии, Германии. Теперь-то и пригодился Павлу усвоенный с детства немецкий язык. Правда, его немецкий звучал примерно так, как русский язык в XVIII веке, однако Павел без особых усилий догнал в языке свое время. На монтаже и наладке работали немцы из Германии. Среди них были саксонцы, мекленбуржцы, баварцы, силезцы, австрийцы — постепенно Павел овладел и их диалектами.
А в мире росла тревога. В Испании поднял мятеж генерал Франко. Япония двинулась на Китай. Над Европой нависла тень фашистской свастики. Эта тревога заставляла Советский Союз спешить с планами, тратить на оборону огромные средства. Промышленность переключалась на выполнение военных заданий. Появились новые наркоматы. Металлургические заводы осваивали выпуск танков, поскольку будущая война представлялась битвой машин, техники.
Павла призвали в армию. Для молодых людей с высшим образованием устанавливался сокращенный срок службы — один год. После этого они в чине младших командиров увольнялись в запас. Но Павла оставили в вооруженных силах, предложив место адъюнкта[6] Военно-инженерной академии. Пришлось изучать тактику, стратегию, состав, организацию и техническое оснащение вооруженных сил, фортификацию, саперное и взрывное дело, методы управления войсками в военное время, строительство, теорию военной экономики и искусства, воинского обучения и много других военных дисциплин. В общетехнических же вопросах Павел разбирался прекрасно. Недаром старый Вольфштадт кроме аккуратности и прилежности в ремесле приучал его мыслить, искать новые технические решения. Теперь идеи одна смелей другой теснились у него в голове, требовали воплощения в чертежах, расчетах, металле…
Но однажды… Да, такое всегда случается однажды… Пришла в аудиторию светленькая, похожая на подростка девушка в глухом синем платье со значком Коммунистического интернационала молодежи, с бледным личиком и добрыми голубыми глазами.
— Гутен таг, фройнде! — произнесла она звонким от волнения голосом. — Их бин ире нойе доцентин ин дер дойчен шпрахе.
Да, да, новый преподаватель немецкого языка… У Павла дрогнуло сердце от какого-то счастливого предчувствия. Видно, и для него, и для нее пришло время любить. Чистые, цельные души нашли друг друга.
Родители Нины были профессиональными немецкими революционерами, сподвижниками Тельмана и Пика. Они жили в Штутгарте. Мать вела пропаганду против нацистов среди работниц швейной фабрики «Траутлофт». Гестаповцам ее выдали фашистки из «Союза немецких девушек». Спасаясь от шпиков, отец с Ниной через Польшу и Литву перебрались в Советский Союз. Коминтерн выделил небольшую комнату в Доме интернационалистов на Полянке. Густав поступил на работу в объединение «Каучук». Вскоре начались события в Испании.
Как-то раз отец пришел с работы не один, а с товарищем в черной сатиновой рубашке и дешевом суконном пиджаке. Живые и добрые глаза располагали к доверию.
— Сколько ж тебе лет? — поздоровавшись за руку, спросил гость глуховатым, отбивающим каждое слово голосом.
Хотя Нина жила в России недавно, она вопрос поняла и ответила по-русски:
— Уже тринадцать.
— Так вот слушай, Нина… Твой папа отбывает в командировку… Надолго… Ты сможешь жить одна?
Нина сдержанно кивнула. Глаза наполнились слезами. Маленькая, узкогрудая, с тоненькими бледными руками, она опускала голову все ниже и ниже и вдруг бросилась к отцу, умоляя его не уезжать.
Отец долго гладил девочку по голове, потом тихо проговорил:
— Ты помнишь маму? Она стыдилась слез, как бы горько ей ни было. Слезы не для нашей породы. Учись, работай, живи… Тогда и ты станешь бойцом и будешь полезной для нашего дела. А о тебе позаботятся…
Нина быстро вытерла слезы. Отец и дядя Алеша, как отрекомендовался гость, проговорили всю ночь, а рано утром поехали на Брянский вокзал к поезду «Москва — Одесса».
Позже девочка узнала, что из Одессы отец уехал в Испанию, сражался в бригаде Тельмана, после вывода из Испании интернациональных войск попал во французские лагеря для интернированных, там заболел и умер.
Дядя Алеша относился к Нине как к родной. Она все время чувствовала его заботу. Если он исчезал надолго, то какие-то люди приносили ей деньги и короткие записки от него.
Она окончила школу, поступила на филологический факультет университета. Но девушке не хотелось жить на чьем-то иждивении. Она обратилась к дяде Алеше, решив и работать, и учиться заочно. Тот порекомендовал обратиться в Военно-инженерную академию, где как раз была одна вакансия на должность младшего преподавателя немецкого языка. Здесь-то Нина и встретила Павла Клевцова. В феврале сорок первого года они поженились. Они удивительно подходили друг к другу, и, видимо, поэтому их брак оказался счастливым.
5
Павлу повезло и в том, что в академии он встретил самобытного и ярко одаренного человека — профессора Георгия Иосифовича Ростовского.
Дружба началась с курьеза. Комбриг читал вводную лекцию в курс военной инженерии и обратил внимание на белобрысого круглолицего лейтенанта, который улыбался неизвестно чему. А Георгий Иосифович говорил о серьезных вещах, и эта веселость его возмутила.
— Повторите мною сказанное! — потребовал он.
Покраснев, лейтенант сказал:
— Вы говорили о дисциплине особого рода, присущей только саперу. Даже самая идеальная организация работ по расчистке минных полей не может гарантировать стопроцентную безопасность. Требования предъявляются самые жесткие, не всяким нервам под силу. Командир должен хорошо знать характер бойцов. И не за тем, чтобы выяснить, кто смелый, а кто трус. Смелыми могут быть все. Но не каждый сумеет ювелирно обезвредить заряд. Справится только знающий, уверенный в себе и в своих нервах. В нервах, а не в храбрости.
— Чему же вы улыбаетесь? — Ростовский внимательно посмотрел на лейтенанта и тут понял, что две врожденные морщинки как бы подтягивали уголки рта вверх, придавая лицу выражение беззаботное и смешливое. — Извините, — сказал он, кивком приказывая сесть.
Однажды Георгий Иосифович засиделся допоздна в читальном зале академической библиотеки. Он не заметил, как все разошлись. Добрейшая Мария Ивановна героически боролась со сном, но не смела тревожить профессора. Да и в другом конце зала занимался адъюнкт Клевцов, которого старая библиотекарша уважала за редкую усидчивость и серьезность. Наконец Ростовский оторвался от книги и, взглянув на часы, смущенно пробормотал:
— Извините, заставил вас ждать…
— Не вы один, Георгий Иосифович. — Мария Ивановна взглядом показала на дальний стол, освещенный лампочкой под глухим абажуром.
Павел вскочил и стал поспешно собирать книги. Профессор узнал его. Но удивился, когда увидел, что адъюнкт сдавал справочники по германской экономике и технике на немецком языке. Ростовскому не часто приходилось иметь дело со слушателем, который бы владел чужим языком, как своим. Он припомнил также план инженерных разработок, представленный этим молодым человеком на утверждение кафедры. Чего там только не было! И вездеход для движения по воде, суше и льду с преодолением торосов — дань челюскинской эпопее, и приспособление для скоростной установки мин, и путеукладчик в кустарниках и молодом лесу, и окопокопатель, и много других проектов. Каждый из них имел оригинальное решение, отвечал требованиям будущей войны, однако не мог осуществиться сегодня, когда не хватало не то что машин, а обычных саперных лопат. Да и один человек не в состоянии был поднять то, что не под силу даже коллективу. Георгий Иосифович, кажется, посоветовал Клевцову остановиться на одной насущной проблеме и решить ее в наилучшем варианте.
4
Тюбинги — элементы сборной крепи подземного сооружения.
5
Вагранка — шахтная печь для переплавки чугуна, а также для обжига руд цветных металлов.
6
Адъюнкт — аспирант высших военно-учебных заведений.