Герои(ЛП)

— Значит… — пролепетал Дрофд.

— Айе. Видимо, они пойдут сразу.

По воле несчастья, как только Утроба произнёс «сразу», из тени Детей начали выскальзывать люди. В быстром темпе построили упорядоченную шеренгу. Стена щитов шириной примерно с дюжину, сзади сверкают наконечники копий второго ряда, по бокам под прикрытием щитов лучники.

— В старом стиле, — отметила Чудесная, накладывая стрелу.

— Ничего другого от Горбушки я и не ждал. Он сам в старом стиле. — Весьма похож на Утробу. Два старых дурня зажились на свете недопустимо долго, и теперь собирались повыбить друг из друга дурь. По крайней мере, они поступают правильно. Они всё делают, мать их, правильно. Он огляделся по сторонам, высматривая признаки двух отколовшихся троек. Никогошеньки не заметил. Может, ползут в густой траве, либо просто выжидают.

Агрик оттянул тетиву прямо к нахмуренной роже.

— Когда хочешь, чтоб я стрелял?

— Как только сможешь во что-нибудь попасть.

— В кого-то конкретного?

Утроба почесал язык о резцы.

— В любого, кого можно завалить. — Произнёс уверенно, почему нет, должны же в нём найтись кости хотя бы для этих слов. — Любого, кого сможешь убить.

— Понял, не беспокойся, всё с ними будет хорошо.

— Пусть лучше с ними будет плохо — так мне спокойнее.

— Так точно. — Агрик спустил тетиву, просто стрела на дальность, промелькнувшая над головами Горбушкиного войска и пригнувшая их к земле. Первая стрела Чудесной, загудев, воткнулась в щит, и человек за ним отпрянул назад, растягивая порознь щитовую стену. Она так и так начала ломаться, несмотря на все окрики Горбушки. Кто-то проворней движется, кто-то быстрей устаёт на таком отвратном склоне.

Выстрелил и Дрофд, его стрела ушла высоко вверх и не долетев, затерялась где-то у Детей.

— Говно! — выругался он, дрожащей рукой выхватывая следующую стрелу.

— Тише, Дрофд, тише. Дыши. — Но оказалось, лёгкое дыханье и самому Утробе давалось нелегко. Он всю жизнь не любил стрелы. Особенно, вряд ли стоит упоминать, когда они валятся с неба на него самого. На вид неказисты, но несут смерть, будь уверен. Он вспомнил зрелище, как стрелы градом падали на их строй при Инварде, точно рой разъярённых пчёл. Некуда бежать. Приходилось только надеяться.

Одна как раз подплывала сюда, и он шагнул вбок, за ближайшего Героя, сгорбившись за щитом. Собачья радость, глазеть, как такое жало, вращаясь, мчится вниз, гадать, не перехватит ли его в последний момент ветер и не всадит ли прямо в тебя. Оно сверкнуло, безобидно отскочив от камня по кручёной дуге. Пшик, а не расстояние отделяет стрелу в траве от твоей смерти. Стрелявший остался на одном колене, возясь с колчаном, в то время как щитовое прикрытие отодвигалось от него вверх по склону. Стрела Атрока вонзилась ему в живот. Утроба видел широко открытый рот и выпавшую из рук стрелу, мгновением позже доносится вопль, перетекающий в долгий протяжный стон. Может это кричат их понемногу улучшающиеся шансы, но Утробе всё равно не по душе такое слушать. Не по душе, ведь возможно не пройдёт и часа, и он сам запоёт точно также.

Конец щитовой стены разлохматился, когда люди заоглядывались на подвывающего лучника — то ли раздумывая помочь, то ли раздумывая ломануться вперёд, а может раздумывая — не станут ли они следующими. Горбушка отрывисто гаркал команды, выравнивал строй, но ещё одна стрела Чудесной прошла впритирку над их головами и пригнула их снова, бесформенно перекособочив. Люди Утробы, имея в союзниках высоту, могли стрелять настильно и быстро. Горбушкиным приходилось стрелять высоко, где их стрелы наверняка относило ветром. Тем не менее, существенного перелома не произошло. Предрешить исход стрелами не удастся.

Утроба позволил Дрофду выпустить ещё одну, затем взял его под руку.

— Назад к остальным.

Парень дёрнулся, разворачиваясь, как будто готов завопить. Может у него боевая горячка. Никогда нельзя сказать точно на кого она снизойдёт. Бешеный страх и бешеная отвага, однозначно, два листа одной крапивы — и ни за один не хотелось бы хвататься голой ладонью. Утроба впился в плечо бойца пальцами и подтянул его к себе. — Назад к остальным, я сказал!

Дрофд сглотнул, тиски хватки Утробы привели его в чувство. — Вождь. — И он согнувшись в три погибели, спотыкаясь, попятился между камней.

— Отходи, когда надо! — Крикнул Утроба Чудесной. — Нельзя рисковать наобум!

— Ты невъебенно вовремя! — прошипела она через плечо, прилаживая очередное древко.

Утроба отползал, приглядывая за стрелами, пока не миновал камни, затем припустил по травяному кругу, без дураков рад паре безопасных мгновений, и от этого ощущая себя конченым трусом.

— Они уже на… Гах!

Что-то поймало его за ступню и он подвернул лодыжку, боль пронзила всю ногу. Остаток пути он дохромал, скаля зубы, и грузно плюхнулся в центр строя.

— Кроличьи норы — воистину зло, — проскрежетал Трясучка.

Прежде чем Утроба собрался с мыслями для ответа, между двух Героев появилась Чудесная, на бегу размахивая луком.

— Они за стеной! Ещё одну сволочь подцепила!

По пятам следовал Агрик, стаскивая со спины щит, стрела сзади описала петлю и вонзилась в торф у его башмаков.

— Остальные подходят!

Утроба слышал их крики внизу, и до сих пор — слабые взвизгивания простреленного лучника, странно искажённые ветром.

— Сюда, назад! — слышал он отрывистые с присвистом вопли Горбушки. Похоже, что они, взбегая вверх, всё сильнее теряли строй, кто-то рвался живее, кто-то наоборот — не приучены сражаться вместе. В своей команде Утроба больше всего любил то, что большинство пробыло вместе, казалось целые века.

Он украдкой оглянулся через плечо и Скорри в ответ подмигнул, причмокнув. Давние друзья, давние братья. Вирран достал из ножен меч, здоровенный кусок тускло-серого металла, с едва ли отблеском по краям, даже на таком солнце. Руны сказали — быть крови. Вопрос только — чьей. Всё промелькнуло между ними на пересечении взглядов, ни слова вслух, да и не нужно.

Чудесная припала на колено на краю их небольшого строя, прилаживая стрелу под сенью щита Атрока, и дюжина Утробы оказалась наготове настолько, насколько вообще могла быть.

Кто-то лез между камней. На его щите, вероятно, что-то было изображено, но настолько истрёпано войной и погодой, что нельзя было сказать что. В руке сверкал меч, надвинут шлем, но едва ли он казался врагом. Он казался измотанным, и после долгого подъёма одышливо глотал воздух широко открытым обвислым ртом.

Он стоял и смотрел на них, и те смотрели в ответ. Утроба ощутил, как рядом с ним, едва сдерживаясь, напрягся Йон, услышал хрип дыханья Трясучки сквозь стиснутые зубы, услышал глубокое грудное рычание Брака. Звенящие нервы каждого сильнее и сильнее взвинчивали нервы всех остальных.

— Стоять, — выдохнул Утроба, — стоять. — Зная, что самое трудное в такое время просто стоять на месте. Люди для такого не созданы. Пора ли нападать или пора сматываться — в любом случае в тебе бурлит жажда двигаться, бежать, орать. Но всё же приходилось ждать. Выбрать верный момент было всем.

Показался и другой из горбушкиной команды — низко подгибая колени, выглядывал поверх щита. На том скверно намалёвана рыба. Утроба представил — неужели воина зовут Рыбка, и почувствовал глупую тягу расхохотаться, которая быстро прошла. Им вот-вот пора нападать. Используй местность. Застигни их на склоне. Срежь Горбушку. Утроба обязан выбрать верный момент. Будто бы он знает как. Время растянулось и заполнилось мелочами. Дыханье в ободранной глотке. Дуновеньем щекочет тыльную сторону ладони. Древки-стебли колышет ветер. Во рту так пересохло, что неизвестно, сумеет ли он внятно вымолвить хоть слово, даже если сообразит, что настал нужный миг.

Дрофд выпустил стрелу, те двое вжали головы. И пение тетивы что-то выпустило в Утробе, и прежде чем вообще успел подумать, верный ли это момент или нет, он взревел великим рёвом. Вообще не членораздельным, но команда восприняла смысл и подобно стае псов, внезапно сорвавшейся с поводка, ринулась вперёд. Теперь поздняк. А может, один момент ничем не отличается от любого другого. Ноги загрохотали по земле, отдавая в зубы, отдавая в гудящее колено. Блуждала мысль, а что если он попадёт в ещё одну кроличью норку и растянется наповал. Блуждала мысль, где сейчас те шестеро, пошедшие в обход. Блуждала мысль, не стоило ли отступить. О чём те два, теперь уже три, полудурка, на которых они несутся, думают. Что он наврёт сыновьям Йона.