Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 57

Наверное, она или заснула, или потеряла сознание. Потому что увидела себя посреди цветущего луга. Небо раскинулось в вышине – огромное, безоблачное. Рядом стоял Саадан. Им было по двадцать лет, и ничего не было. Тала засмеялась, чувствуя, как отпускает глухая тоска. Это все сон, поняла она. Это был страшный сон, а теперь я проснулась. И все будет хорошо.

- … и плевать мне, что ты не знал! – заорал кто-то совсем рядом.

Тала вздрогнула, подняла голову. Почти темно, снаружи в неверном свете факелов мечутся тени. Слышен звон и лязг оружия, сорванные голоса и ругань.

Вход откинулся, пропуская высокую фигуру.

… оставь, после, - сказал Саадан кому-то невидимому, входя.

Поставив на стол светильник, он оглядел палатку. Увидел и стоящий нетронутым поднос с едой, и сброшенный на пол кубок, и измочаленный обрывок веревки на полу, и сухие ее глаза с набрякшими веками. Маг был уже без кольчуги, но в той же одежде, что утром, только изрядно перепачканной и прожженной по подолу. Интересно, мельком подумала Тала, кто его так. Не малыш ведь Лит кинул в него огненных ящериц.

- Кто? – вырвалось у нее. – Кто победил?

- Мы победили, - буднично ответил маг. – Город взят.

Тала дернулась, чтобы встать, и – не смогла. Сил не хватило.

Ты не больна? – спросил он… и Тала явственно ощутила в его голосе тревогу.

И обида и горечь так и не сорвались с ее губ. Женщина только молча покачала головой.

Саадан устало провел рукой по лицу. Подошел, попросил «Повернись…» и принялся распутывать веревку на ее руках. От него пахло дымом и железом. Веревочные петли поверх сапог он, не долго думая, перехватил ножом. Потом сел рядом, взял ее руки в свои и принялся осторожно растирать сине-красные борозды на ее запястьях. Тала молчала, кусая губы.

Где мой муж? – спросила она, наконец. – Он жив?

Да… - не поднимая головы, ответил маг.

Я хочу его видеть.

Не сегодня.

А сын? Мой сын… жив?

Да. Его приведут к тебе.

Тала устало выдохнула и, чуть расслабившись, откинулась на подушку. Онемевшие руки мало-помалу обретали чувствительность.

Город разрушен? – голос ее звучал спокойно и холодно.

Не так чтобы очень. Но пожаров было много.

Ты нашел то, что искал? – она приподнялась на локтях и насмешливо взглянула на мага.

Саадан выдержал ее взгляд.

Да.

Тала усмехнулась.

Ты помнишь, надеюсь, что его нельзя взять силой? Только по доброй воле?

Не волнуйся, - так же спокойно ответил Саадан, выпуская ее ладони. – Я помню. И кстати, твой Камень тоже у меня. И если ты захочешь…





Я хочу видеть мужа.

Нет, - снова повторил он. – Не сегодня.

Снова раскрылся вход, и высокий воин в кольчуге, но с непокрытой головой внес в шатер мальчика лет трех, русоволосого и крепкого. Мальчишка отчаянно вырывался и пытался укусить своего стража, а потом, яростно взвизгнув, рассыпал в воздухе синие искры.

Ого! – Саадан вскочил, перехватил малыша и поставил на ноги. – Кто научил тебя так ругаться?

Пусти! Мама! – мальчишка вырвался и кинулся к Тале. – Мамочка! Где ты была?

Крепко обняв малыша, женщина спрятала лицо в его растрепанных волосах, чтобы скрыть прорвавшиеся, наконец, слезы.

* * *

Длинный, очень жаркий и душный день уступил место такому же раскаленному вечеру. Степь гудела от возбужденных голосов – войско Реута, поредевшее, хмельное без вина, возвращалось в лагерь. Не все – многие остались в городе; Реут всегда отдавал своим солдатам захваченные города, если только они не были нужны ему нетронутыми. Матерились про себя солдаты из личной десятки князя, обязанные сопровождать князя, куда бы ни шел он. Не повезло – им достанутся объедки более удачливых товарищей. Сегодняшнюю ночь надолго запомнит город. Нынче можно все. С хохотом и радостными воплями они, победители, будут выталкивать жителей из уцелевших домов, занимая их для себя. Сегодня можно. Сегодня платит князь. Сегодня – их ночь и их время.

Город уцелел едва ли наполовину. Улицы, прилегающие к воротам, были почти полностью выжжены. Замок князя остался стоять, почти нетронутым было убранство комнат, и конюшни, и кладовые – Реут запретил солдатам грабить его, желая сохранить все для себя. Слуг не убивали, если те не оказывали сопротивления. Судьба самого князя осталась неизвестной; говорили – убит в поединке с самим Реутом, говорили – схвачен и теперь в плену. Кто теперь разберет и какая разница?

Впрочем, двое выживших и бежавших в степь слуг, бывших в тот день в замке, рассказали, что князь Тирайн жив. Реут, ворвавшийся в княжеские покои во главе своей личной сотни, сам предложил ему сдаться.

- Вы проиграли, - сказал он. – Если вы сложите оружие, бой будет остановлен.

Тирайн, иссиня-бледный от усталости, едва стоящий на ногах, усмехнулся непослушными губами.

- Я не ваш пленник, - проговорил он. - Меня одолел маг, только ему я и могу сдаться. Если хотите взять меня силой – попробуйте.

- Ваше упрямство будет стоить нескольких сотен жизней жителям города, - сказал Реут снисходительно. – Мы обещаем с почетом проводить вас в лагерь и содержать там как гостя – если вы согласитесь. Мое слово.

Тирайн помотал головой - и взял в руки меч…

Никто не знал, что сталось с княгиней; шептались выжившие горожане, что в ночь перед битвой она исчезла из города… куда, зачем? А маленький княжич был захвачен – его видели плачущим и зовущим мать на руках одного из сотников. Убьют, говорили люди. Убьют, не помилуют. Зачем им возможный противник?

Как сумели одолеть князя, удивлялись люди. Как смогли, ведь он маг… а неужто нашлась в войске Реута другая сила? Нашлась, говорили одни. Кто знает, возражали другие. Не до князя теперь – выжить бы. Похоронить убитых да найти тихое место, накормить детей. Говорят, захватчики женщинами не брезгуют, схоронись-ка ты, соседка, покуда не заметили, в подвал. Где зиму зимовать будем? Не до зимы еще, пережить бы ночь эту, завтра князь Реут в город войдет, глядишь, полегче станет.

Спустившиеся сумерки разгоняло пламя пожаров, удушливый запах гари летел над улицами к воротам города. Гарь – и тяжелая усталость, вот и все, что было главным в тот вечер. Устали все – и победители, и побежденные.

Когда закончилась схватка, когда отпустило напряжение и исчезло незримое присутствие чужой Силы, Саадан еще не чувствовал утомления. Битва продолжалась, на городских улицах еще кипели бои; горели дома, крики и лязг оружия заглушали стоны раненых. Но его работа была уже закончена, а присутствие в городе – необязательно. Перерывать весь замок сверху донизу не хотелось, к тому же Саадан не сомневался – Камень будет у Тирайна.

Саадан поднял голову, посмотрел в безоблачное вечернее небо. Тихо сказал ему:

- Спасибо…

И пошел прочь, к лагерю.

И тут накатила слабость. Задрожали руки, ноги стали ватными, закружилась голова. Не пройдя и сотни шагов, он зашатался и едва не упал. Подумал даже: может, ранен, но не заметил в пылу боя? Но прислушавшись к себе, понял – нет, просто устал, страшно устал.

Шатаясь, как пьяный, Саадан свернул в сторону, побрел вдоль реки в степь. На обрыве у самой воды остановился, оглянулся. И рухнул со стоном лицом в траву, приминая мягкие метелочки ковыля.

Сколько он лежал так – не помнил. Когда сознание прояснилось, Саадан перевернулся на спину и стал смотреть в небо. Небо было высоким и очень уставшим. День угасал. Оранжевые, малиновые, алые и фиолетовые полосы расчертили горизонт от края до края. Алой была кровь. Фиолетовой – усталость. Камень Воздуха судорожно, рывками пульсировал на груди, и Саадан мысленно попросил его: помоги. Еще немного помоги…

Сила пришла сразу – точно холодной водой умылся. Саадан знал, конечно, что это облегчение временное, что все равно нужно поесть, сбросить кольчугу и сапоги и хоть чуть-чуть полежать. Но главное сделано – теперь он сможет сам дойти до лагеря и не рухнуть где-нибудь по дороге всем на потеху.