Страница 81 из 90
Неожиданно в дверях образовалась маленькая пробка… стук каблучков и звонкий голос вывели Патрика из оцепенения. Принцесса Изабель – в черной монашеской одежде, но с непокрытой головой, золотые волосы заплетены в косу – вихрем влетела в залу.
- Патрик!
Он поднялся. Сумел даже не пошатнуться. Она жива, и с ней все в порядке. Одна из немногих нитей, привязывавших его к жизни.
Несколько секунд брат и сестра смотрели друг на друга. Потом Изабель подошла – медленно, неуверенно. Осторожно коснулась пальцами его щеки, улыбнулась – несмело, словно не веря:
- Живой…
Патрик прижал к губам ее вздрагивающие ладони.
- Сестренка… спасибо тебе, родная.
Изабель прижалась к нему.
Они стояли так – долго-долго, целых длинных пять секунд…
Осторожно попятился к выходу Тюльен, сжимая свою сумку. Лорд Лестин поманил его за собой и бесшумно вышел.
* * *
- Слава Богу, - сказка бабка Катарина, когда над Лерреном разразилась гроза, первая за эту весну и лето, - услышал Господь наши молитвы. Сжалился над нами, послал дождичка. Теперь еще бы пару раз – и поднимется пшеничка.
Когда к полудню в небе стали сгущаться тучи, все предместье затаило дыхание. Да неужели и вправду – дождь? Люди выбегали на улицы, стояли, задрав головы, кто-то тихо молился. Третье лето будет без урожая… смилуйся над нами, Боже, не отведи тучу! Поднявшийся ветер гнал по дороге мелкую пыль, уже пожухлая от жары трава пригибалась к земле. Хлопали ставни, гнулись ветки деревьев, сразу потемнело. Спала духота, легче стало дышать.
Когда на землю упали первые крупные капли, Вета метнулась в дом – показалось, что захныкал Ян, совсем недавно уложенный спать. Но мальчик спокойно дышал во сне, разбросав по постели пухлые ручки. Вета постояла над сыном, поправила одеяло. По подоконнику снаружи, по крыше ударили упругие струи, за окошком грохнуло – так, что, казалось, дрогнула земля.
Люди на улице что-то кричали неразборчиво, смеялись, кто-то затянул песню… Вета прислушалась и улыбнулась. Будет сегодня Марии веселье: похоже, Фидеро опять наладился выпить. Но по такому поводу, наверное, даже можно…
Дождь шел долго, обильный, сильный. Козы и овцы упирались копытами в жидкую грязь, тянули к лужам морды, гнулась под струями трава. Сразу легче стало дышать, потянуло прохладой; Вета то и дело замирала на полуслове, вслушивалась в перестук капель. Как хорошо…
Перед закатом тучи ушли на восток, солнце выкатилось – в полнеба, обещая на завтра привычную жару. И все равно дышалось легче, и все было хорошо, и Вета напевала, помешивая, чтобы остудить, только что сваренную для Яна кашу. Катарина затеялась поставить тесто, чтобы за ночь подошло, и малыш крутился возле нее, так и норовя залезть руками в муку, пока мать не поймала его и не усадила, наконец, ужинать.
Когда закатный луч, добравшись от стены до угла, рассыпал по столешнице яркие искры, во дворе хлопнула калитка.
- Августа идет, - Вета бросила взгляд в окно. – Вроде была уже сегодня…
- Бабусь, а бабусь, - раздался с порога громкий голос. – Дома ты, бабусь?
- Дома, - подняла голову Катарина, вытерла лоб согнутой в локте рукой. – Ох, лук щиплется. Входи, Августа, только ноги вытри, я полы помыла. Что это ты такая… запыханная?
- Ой, бабусь, в городе такое творится! Я на рынок пошла, думала – соли куплю, кончилась у меня, да меду, я как раз пирожки собиралась печь, вчера Лизетта яблок дала сушеных, у нее еще остались, а у меня кончились, да там совсем немного и надо, меду-то, а у меня кончился…
- Погоди, - Катарина отряхнула руки, отодвинула лук, взяла пучок свежего укропа, - не тарахти. Ты на рынок пошла, а город-то здесь при чем?
- Так я и говорю, - Августа села у стола, подцепила ложкой мед, которое Вета подмешивала Яну в кашу, - пошла. А в городе полицейских на каждом шагу, и на всех углах кричат, что король у нас теперь новый.
- Это как – новый? – спросила Вета и ловко отправила Яну в рот еще одну ложку каши. – А старый где?
- А старого убили, - наслаждаясь вниманием, сказала Августа. – Вчера…
- Ерунду говоришь, - отмахнулась Катарина. – Вета, подай-ка мне красную чашку.
Ян, пользуясь тем, что мать отвлеклась, зачерпнул кашу ложкой и вместо того, чтобы отправить в рот, вывалил на стол.
- Ты послушай сначала, бабусь! – обиделась Августа.
- А ты говори толком, не тарахти, - не осталась в долгу Катарина и закричала: – Эй-эй-эй, ты что же, неслух, делаешь! Вета! Он же сейчас всю кашу вывалит!
Вета быстро отодвинула тарелку подальше от маленьких цепких ручек, мокрым полотенцем вытерла сыну перемазанную мордашку.
- Густав наш, царствие ему небесное, сегодня того… убили его. А убил его этот, ну который принц наш бывший, Патрик… который сосланный был. Пришел, сказал: ты, дескать, убирайся с моего места, и убил. И теперь будет сам король, ясно вам? На всех углах глашатаи кричат, народу объявляют. А завтра, говорят, из пушки палить будут.
Яну надоело есть, и он, вертя головой, затянул какую-то песню.
Катарина перекрестилась.
- Ну, земля ему пухом, Густаву, если правда это. Может, другой-то получше будет и войну остановит.
- Самозванец очередной, - пожала плечами Вета. Каши оставалось еще много, но Ян, похоже, наелся и больше не будет.
- Да нет же, говорю вам! Тот самый, настоящий.
Старая боль шевельнулась внутри.
- Погиб Патрик. Все ведь знают.
- Ну, не веришь, так иди сама в город и убедись, - фыркнула Августа.
Снова хлопнула входная дверь.
- Катарина, дома ты? – послышался из сеней голос.
- Анелька, - определила Августа, недолюбливавшая эту соседку из дома напротив. – Что это она к тебе зачастила?
- Ой, Катарина, - в кухню влетела маленькая, верткая старуха, - в городе такое творится! Не слыхала?
Вета аккуратно зачерпнула еще одну ложку каши. Стало быть, очередной самозванец все-таки добился своего. Что ж, может, и правда – хуже не будет? Ян решительно сжал губы, завопил «Неть!» и замотал головой. Ладно, дружок, будем считать, что ты поужинал, а кашу я доем сама. Самозванец, точно.
Слухи ходили один невероятнее другого, но все сходились на том, что хуже все-таки не будет. Если новый король остановит войну, то какая разница, кто он там – самозванец или нет. А к тому все и шло. Новый король в первые же дни установил твердые цены на хлеб и соль, и хоть были они выше довоенных, но спекулянтов-мешочников, торгующих хлебом на черном рынке, теперь арестовывали без разбора и разговоров. Карманники и щипачи на столичных рынках поутихли, в городе был введен комендантский час. Горожане, не зная, чего ждать от новой власти, привычно запрятали все, что ни было съестного, и старались после наступления темноты на улицу не выглядывать.
Подробности того, что случилось в тот день во дворце, ходили по городу, обрастая самыми разнообразными слухами. Вета слушала их краем уха; какая разница, кто – ведь тот единственный, кто мог быть настоящим королем, остался под маленьким холмиком в поместье ее отца. Но не проходило и дня, чтобы к Катарине не забегали соседки и не вываливали на нее очередной ворох сплетен, а в сплетнях этих было все: и отравление, и убийство ночью, и какие-то древние свитки, которые предъявил «самозванец». Потом вариант убийства стал звучать все чаще и наконец трансформировался в поединок. Пришел человек, вызвал Густава на дуэль и убил.
-… и говорят, у них был обычай: если ты наследный принц, ты можешь вызвать короля на дуэль и убить, и станешь сам править, - рассказывала Августа, блестя глазами. – Старый, говорят, обычай, и уж триста лет как никто им не пользовался, а тут – вспомнили.
Вета, только что уложившая спать Яна, услышала конец фразы, входя в кухню – и замерла.
Поединок. Старый обычай.
- Что ты, девонька? – прозвучал смутно, издалека, голос Августы.
- Что ты? – испуганно спросила Катарина, взглянув на девушку. – Плохо тебе? Вета?