Страница 27 из 91
Но фон Кюхлер слывет благоразумным человеком. Он воспринимает докладную записку как деловой документ и высказывает на оригинале жирными буквами свое мнение: «Сдача „Бутылочного горла“ по представленным причинам рассматривалась и мною», — говорится в его резолюции. Но затем приходит черед слову «однако», которое является примером решения удерживать в эти дни все, что только можно удержать. И это решение меньше всего увязывается с разглагольствованиями Гитлера под звуки угодных ему фанфар. Кюхлер преподает конкретный урок своему генералу, говоря, что его предложение может быть реализовано только тогда, когда действительно будут оборудованы долговременные оборонительные позиции. Нельзя так просто размещать солдат в открытом поле. «В этом случае, — пишет далее Кюхлер, — войска понесут большие потери не от врага, а из-за погодных условий, особенностей местности и обморожений. Несмотря на отправленные заявки, в армии пока ощущается большая нехватка саперов и военных строителей». Эта ссылка на отправленные заявки, скорее всего, свидетельствует о том, насколько Кюхлеру претит самоубийственная стратегия Гитлера.
Генералу Лоху хочется несколько ослабить удавку вокруг Ленинграда, чтобы дать передышку своим дивизиям и уменьшить потери. Это всегда отвечало традициям прусского офицерства. Генерал не видит какой-либо причины сдавать Мгу. Она является для немцев стратегически важным пунктом. Но и для ленинградцев это название является магическим, открывающим путь к свободе. Отличительным знаком Мги является неуклюжее строение водонапорной башни, посеченное осколками снарядов. Мга — больше, чем деревня, но и не город. Этот поселок расположен у коричневой от торфа реки одноименного названия, что петляет через сотни болот в окрестных лесах. Из Мги можно добраться по Кировской железной дороге до портов с базами снабжения, какими являются Мурманск и Архангельск на севере страны. Из Мги дорога идет также в Свердловск на Урале, Ярославль на Волге, на Гатчину по пути в Псков и Кёнигсберг. В 1942 году она является важнейшим железнодорожным узлом в «Бутылочном горле». Мга как раз и становится основной целью наступления советской армии под Ленинградом. Для немцев Мга представляется кошмаром, огромным кладбищем с бесконечными рядами березовых крестов, чей вид заставляет притихнуть даже самых невозмутимых и опытных бойцов.
Спустя семь месяцев 6-й советский гвардейской стрелковый корпус перейдет в наступление на Мгу во время Первой Ладожской битвы (немецкое обозначение военной операции в Приладожье 27.8–2.10.1942 г. — Ю. Л.), положив тем самым начало многомесячному сражению за «Бутылочное горло».
Немецкие части, сражающиеся на огромном пространстве между Кронштадтской бухтой и озером Ильмень, постоянно испытывают нехватку в личном составе и боевой технике, из-за чего не в состоянии в полной мере выполнять поставленные перед ними задачи. Самой напряженной для немецкого командования является «работа по латанию прорех». Оно вынуждено оголять боевые порядки в одном месте, чтобы заделывать возникшие дыры в других местах. Оно растягивает боевые позиции так, что солдаты едва могут видеть друг друга. Приданные другим дивизиям подразделения перетасовываются, поспешно вводятся в бой, затем так же быстро перебрасываются на другую позицию. Некоторые дивизии смогли доложить о восстановлении своего штатного боевого состава лишь через несколько месяцев после таких боевых действий. В таких немыслимых условиях однажды один из батальонов ночью перебрасывается при диком морозе на автомобилях на 100-километровое расстояние. Когда он прибывает к месту назначения, то почти половина его состава уже небоеспособна из-за обморожений. В довершение выясняется, что из-за ошибки при доведении приказа туда был послан не тот батальон.
Для некоторых немецких командиров частей все более ощутим разрыв между дисциплиной и совестью. Под впечатлением быстрой победы в 1940 году над Францией, считавшейся заклятым врагом, многие старые высокопоставленные офицеры, служившие еще солдатами в Первую мировую войну, полагали свести таким образом счеты за постыдный для них Версальский мирный договор и, как следствие, отомстить французам, оккупировав их территорию. Поэтому их недовольство Гитлером уменьшилось. А если оно и выражалось, то в силу родословного высокомерия, а не из-за моральной или деловой оценки фюрера.
Вновь зарождающиеся сомнения имеют более глубокие корни. Один из молодых офицеров, граф фон Штауффенберг также все больше начинает задумываться над происходящим. Будучи кавалеристом, он, несмотря на свое выдающееся военное дарование, был определен закостеневшей бюрократической военной машиной заниматься выездкой лошадей. Позднее ему была поручена, хотя и ответственная, но все же рутинная работа. В качестве офицера штаба главного командования сухопутных войск он все глубже начинает заглядывать за кулисы происходивших событий. Уже 13 ноября 1941 года собравшиеся в Орше начальники штабов групп армий, самих армий и танковых групп высказали сильную озабоченность нехваткой личного состава и военного имущества, надежных транспортных средств и подготовленных дорог. К тому же наступала суровая зима, да и противник наращивал свое сопротивление. Начальник штаба сухопутных войск Гальдер посетовал: «Перед началом похода на Россию мы считали, что у русских может быть самое большее 19 000 орудий. А сейчас нами уже захвачено 24 000 орудий». Затем он добавил: «Самое прекрасное время наших военных действий осталось позади». Это в точности его слова. По итогам этого совещания господа с красными лампасами сделали такой вывод: «Никаких больше наступательных операций до следующей весны».
При этом о Гитлере никто и не вспомнил. А он намерен передвинуть линию фронта на 600 километров вперед. Гитлер считает невозможным с точки зрения технических возможностей оборонной промышленности комплектование Сталиным новых армий на Урале и Волге. Поэтому и не верит такого рода донесениям. Более того, он даже отводит с центрального участка Восточного фронта четыре дивизии. Немного позже командующий 3-й танковой группой Райнхардт, с которым мы уже встречались под Ленинградом, оценит совокупную боеспособность своих восьми дивизий как равную семи ротам. А генерал Гудериан заявит после того, как осознает масштабность катастрофы под Москвой: «У нас боеспособны лишь части тылового обеспечения, которые медленно откатываются назад».
Через несколько дней после знаменательного совещания в Орше Гитлер доверительно признается датскому министру иностранных дела Скавениусу, что немецкий народ будет уничтожен советской властью, если не проявит стойкости и готовности к самопожертвованию. В эти дни офицер отдела личного состава прилагает к папке с документами для доклада начальнику Управления военной экономики и вооружения сухопутных войск копию одного из писем, на которой делает пометку: «Написано в совершенно трезвом состоянии»! В письме сообщается: «Дорогой Г.! Среди приближенных Розенберга (рейхсминистр по вопросам оккупированных восточных территорий. — Ю. Л.) обсуждается следующий вопрос: Немцы не в состоянии заселиться на всем Восточном пространстве. В целях селекции они должны быть поделены на людей типа „А“ и „О“. Тип „A“ (alt. — Ю. Л.) предназначен для старого Рейха. Тип „О“ (ost. — Ю. Л.) — для Восточного пространства. Путем отбора должен быть выведен новый сорт людей. Из людей типа „О“ будет сформирован „особый класс“, который заселится на крайних точках Восточного пространства (Крым и Ингерманландия). От этих крайних точек „ковром“ пойдет заселение людей типа „О“ в направлении Германии. Могу ли я Вас в предварительном порядке занести в список тех людей типа „О“, которые определены для „коврового покрытия“ в направлении Германии? Или же Вы предпочитаете быть причисленным к людям „особого класса“ „О“ в Ингерманландии (район Ленинграда. — Ю. Л.)?»
Ироническое отношение к данному документу представителя военного командования и расовая идеология окружения Розенберга представляют собой две грани внутреннего мира правящих слоев Германии.