Тревожные галсы

— Зачем? Слово моряка, только взгляну. Кесарев может ошибиться. Надо помочь ему... Ну?

Скляров взглянул на Леденева. Тот согласно кивнул головой:

— Добро...

...Савчук присел на корточки рядом с миной. Осмотрев ее, он сказал, что корпус «эски» нагрелся на палубе и увеличилось давление, а когда Кесарев отдал пробку электрозапала, воздух стал выходить наружу. Савчук посоветовал Кесареву вначале извлечь запалы, а потом гидростат с прибором срочности.

— Не вздумайте бросать инерционный взрыватель на палубу; он непременно взорвется, — предупредил Савчук.

Кесарев вынул один запал, принялся за другой. Наконец устало выпрямился. И только сейчас он ощутил запах рыбы на палубе, немало подивился, почему раньше не ощущал его.

— Все вынул запалы? — спросил Савчук.

— Все, — ответил Кесарев. — Осталась аппаратная камера.

Савчук сказал, что мину надо совсем обезвредить и только потом опустить на воду:

— Я открою аппаратную камеру. Там наверняка есть патрон-ловушка.

Однако Кесарев сам взялся это сделать.

— А вы, Евгений Антонович, идите на «Бодрый». Командир уже трижды меня запрашивал. Спасибо вам за помощь. Я сам все закончу. Сам...

Савчук постоял, постоял и молча направился к трапу. Раз уж Кесарев так решил, он не станет возражать. Интересно, есть ли ловушка в аппаратной камере? Должна быть... Да, есть! Савчук остановился, окликнул Кесарева.

— Там есть еще ловушка!

Он увидел, как лицо минера расплылось в улыбке, он махнул ему рукой, мол, все понял.

«Рисковый Кесарев, у таких людей страха нет», — подумал Савчук, садясь в катер. Ох как не хотелось ему уходить, но если Кесарев сам взялся обезвредить мину, пусть делает. «Сергей, конечно, задел твою гордость, — сказал себе Савчук, — но ты не сердись. Ты не имеешь на это права».

А Кесарев уже отвинчивал гайки. Снимались они нелегко. Первая... третья... шестая. Но вот что странно, Кесарева охватило нервное напряжение, от которого никак он не мог избавиться. Ему казалось, что еще никогда он так не волновался, как в этот раз. А чего — и сам не знал. Савчук, у которого на мины особое чутье, ободрил его, и теперь он думал только о том, как бы скорее обезвредить мину. «Ты, Сережа, человек храбрый, но порой легко глядишь на опасную работу, а надо быть осторожным», — пришли ему на память слова Наташи. Она сейчас далеко в деревне и не знает, что он, Сергей, ведет поединок с миной.

«Она так и не узнает, что я был на волоске от смерти», — подумал Кесарев.

Осталась одна гайка, только одна, и тогда можно будет снять крышку камеры. Но гайка не поддавалась. Кесарев даже вспотел. Вот черт, небось заржавела. Что делать? Пришлось запросить корабль. Савчук словно бы ожидал этого, потому что сразу отозвался.

— Попробуйте еще разок. Там, у капитана, есть бензин. Одну каплю на винт...

Кесарев сделал это, но гайка словно прикипела к металлу. Придется мину буксировать, другого выхода нет. Так он и заявил Савчуку. Тот предупредил его быть осторожным.

«А вот это уже лишнее, — усмехнулся в душе Сергей. — Я и сам не лыком шит...»

С «Бодрого» прибыла подрывная команда. Мину спустили на воду, взяли на буксир. Катер дал малый ход, Буксировали к островку, находившемуся в нескольку милях от судна. Провожая Кесарева, капитан «Горбуши» Серов по-флотски обнял его:

— Спасибо, что выручил...

— А мне поначалу было страшно, — признался ему Кесарев, — даже руки дрожали. А пришел Савчук — и сил у меня прибавилось. — Он помолчал, о чем-то задумавшись, потом сказал: — На острове я ее подорву. Там безопасно, и я подорву ее.

Катер все дальше удалялся от судна. Над ним кружились белобокие мартыны и белые, как снег, чайки. Кесарев стоял рядом с рулевым. День выдался ясный. Солнце купалось в воде. Над островом курился сизо-молочный туман. Бирюзовое море уходило далеко к иссиня-голубому горизонту. Сергей невольно подумал: «Море такое голубое, как глаза у моей Наташки. — И тяжко вздохнул. — Как она там? Небось и не вспоминает... И зачем я только связался с Верой?..»

— Куда причаливать? — нарушил раздумья Кесарева рулевой.

— Давайте вот к тем камням, что чернеют у самого берега! Только сбавьте ход...

— Не волнуйтесь, товарищ капитан-лейтенант, проведу как по ниточке. — Он взглянул на Кесарева. — Подрывать будете?

— Поглядим, нет ли на острове людей...

— Ни души на острове. Неделю назад мы здесь были, с рыбаками. Морошки тут уйма, ох и вкусная ягода...

Мину подтянули к самому берегу. Круглая как шар, густо обросшая ракушками, она неподвижно лежала на песке. С катера матрос Черняк принес подрывной патрон и кусок бикфордова шнура. Кесарев все это взял и, глядя на Черняка, сухо сказал:

— Бегом на катер, я один останусь...

Матрос, однако, не двинулся с места.

— Я помогу вам, — возразил он.

— Бегом на катер, — сердито повторил Кесарев.

Он подождал, когда Черняк добрался к катеру, на котором находились все остальные, и только тогда приступил к работе. Не спеша вставил подрывной патрон в одно из отверстий запала, прикрепил бикфордов шнур.

— Все, голубушка, сейчас подожгу шнур, и конец тебе, — вслух сказал Кесарев.

Он потрогал гайку и удивился — она сдвинулась с места. Сергей даже заулыбался. Теперь можно легко снять крышку камеры. Пусть Савчук убедится, что никакой ловушки в камере нет. Нет там и часового механизма... Кесарев сидел на корточках возле мины и, не шевелясь, глядел на зловещий шар. Потом взгляд его упал на камеру, где чернела гайка. По ней полз крохотный рачок. «И я теперь как этот рачок — ни дома у меня, ни семьи», — грустно вздохнул Сергей. Он горько усмехнулся: ничего, скоро Наташа приедет. «Куда она денется, моя Наташа? — спросил он себя. — Приедет она...»

Рачок уже полз по черно-коричневому шару. Вот он упал на песок и быстро пополз к морю. «Не может без моря. А я вот смогу? — спросил себя Кесарев. — Я смогу...» Он выпрямился, взглянул в сторону глыбастых камней. Катер качался у берега, кто-то стоял на палубе.

«Потерпи, Черняк, я скоро...»

Сергей отвинтил гайку. Но едва снял крышку, как внутри что-то зашипело. Шум, похожий на тот, который он слышал на палубе судна. Кесарев обеими руками обхватил мину, заглянул в камеру. Там что-то блестело. А шум, казалось, нарастал. Сергей прислушался. И вдруг он ясно различил тиканье часов. Да, да — это работали часы. И как он сразу не догадался!

«Взорвется...» — пронеслось в голове. Он вскочил с земли и бросился бежать.

Не успел спрятаться за огромный валун, как раздался взрыв. Кесарев упал и не сразу почувствовал боль в правом боку. Он протянул руку, пальцы коснулись чего-то теплого и липкого. «Это же кровь... — горько усмехнулся он. — Вот, Наташка, и меня царапнуло. А ты говорила, что я железный, что холодный как медуза и нет у меня нервов. И не железный я, женушка моя распрекрасная, и не холодный, а теплый, как лучик солнышка, и нервы у меня есть, потому что я не плачу. Я не хочу плакать, хотя от боли потемнело в глазах... Ох и ноет, сволочь! А почему я ничего не слышу? Надо мной кружат чайки, они что-то кричат, а я не слышу их... Неужели конец? Нет, я еще дышу...» Он поднес к лицу пальцы и сам ужаснулся — густая кровь стекала по ним. Вытер пальцы о брюки и лег на спину. Так будто легче. В боку пекло, словно кто-то приложил раскаленный кусок железа.

«Я не умру, — сказал себе Кесарев. — Наташа права, я живучий. Меня и не так, бывало, царапало. Я еще дышу...»

Он лег на живот и, вытянув вперед руки, цепко ухватился за кустики можжевельника, немного подтянулся. Еще рывок, еще... Вода уже близко, она блестит как стекло. Ноги будто ватные, не слушаются. Сергей тяжело дышал. Потом, натужась, с трудом встал, но тут же закружилась голова. Последнее, что он увидел, это клочок голубого неба. А потом в глазах помутилось, и он потерял сознание. Так и лежал неподвижно, пока к нему не подбежал Черняк.

— Товарищ... — голос у матроса сорвался, сердце тяжко сдавило в груди, а на глазах навернулись слезы. — Я мигом... Товарищ капитан-лейтенант... Сергей Павлович, это я, Черняк. Вы слышите?