Страница 80 из 83
С этой прервавшейся мыслью она уснула. И не слышала, как за окном снова зашумел дождь, как забарабанили по железному карнизу капли. Как он утих потом и снова хлынул, сопровождаемый огнем молний и трескучим громом.
Потому и настало такое роскошное утро. Солнце подымается и любуется с высоты городом: как он чист, как свеж, как славно вымылся за ночь и какой он вообще красавец! Умыты крыши, тротуары, скамейки в скверах, двери подъездов, поздние цветы на клумбах, стволы деревьев. И каждый листочек, на котором еще поблескивает вода, выкупался ночью под небесным душем и теперь, довольный этим событием, заигрывает с прохожими осыпая их холодными каплями и заставляя поднять глаза и поглядеть, какие они, листья, свежие, чистые и по-молодому зеленые, хотя на дворе уже осень.
Да, по календарю уже осень. Но деревья еще не тронуты желтизной, небо еще по-летнему высоко, и солнце по-летнему щедро теплом.
У боковых дверей ЦУМа уже толпится народ. Динки на остановке еще нет. Ира ожидала ее, похаживая по влажному тротуару. Динку она заметила, когда та вышла из подземного перехода через улицу. Ну, зачем, зачем господь бог так изуродовал Динку? Такая симпатичная мордашка и такая… Неужели этот самый бог не разумел, что делает? Или забыл, что лепит женщину, а не слоненка?.. Нет, Динке никак нельзя носить короткое!..
— Приветик! Отойдем в сторонку, — Динка увлекает Иру к закрытому еще театральному киоску, — Держи свои деньги и плати свои неустойки.
— Динка, ты меня спасла! — Ира прячет в кошелек деньги, кладет кошелек, в полосатую сумку, с которой никогда не расстается. — Считай, ты вытащила меня из петли.
— Мне бы твои заботы. Что у тебя новенького? Нинон твоя, наверно, в трансе? По поводу разлуки с наездником?
— Опять ты все знаешь?
— Внимательно слежу за афишами, — Динка кивает на киоск, стекла которого изнутри завешаны афишами. — Отъезды, приезды, анонсы, худчтение и солпение.
Все верно: Динка заядлая театралка, поклонница всех видов искусства. На спектакли, концерты, выставки ходит с папой. («Развиваю у старика художественный вкус. Почти непосильное занятие. Упорно твердит, что все джазовые певцы безголосы. А из всех чтецов признает одного Ильинского. «Старосветских помещиков» готов слушать каждый день».)
— Что ж ты не сказала, что Павлик в больнице? Я случайно от Жени Кошелевой узнала, что его оперировали…
— Разве я тебе не говорила? — удивляется Ира. — Ему уже хорошо, через недельку выпишут.
— Проводи меня немножко, — говорит Динка. Ее троллейбус ходит по другой стороне улицы.
Они идут к подземному переходу. Ира делает крошечные шажки, стараясь идти в ногу с Динкой и не опережать ее. Динкина голова не достает Ире до плеча, и Ира (метр шестьдесят восемь) каланчой возвышается над Динкой.
— Ты бросила свою дурацкую диету? — спрашивает Ира.
— Бросила. Жру не в себя. Скоро не влезу ни в одну тряпку.
— Пошьешь новые. Сейчас многие шьют миди, — деликатно намекает Ира.
— Представляю себя в миди! Находка для Кукрыниксов, — едко замечает Динка.
— Вообще-то миди мне нравится. По-моему, тебе пойдет.
— Один черт!
— Да, а как у тебя с ним? Все в порядке?
— А, брось. Чепуха все это.
— Не понимаю.
— Я натрепалась. Полет бурной фантазии, ни больше ни меньше.
— Не верю, что ты трепалась.
— Неужели ты думаешь, что кто-то может влюбиться в такое чучело? Аргумент номер раз. И неужели ты думаешь, что я — то самое ничтожество, которое готово выйти замуж за первое попавшееся «чого»? Аргумент номер два. Отсюда вывод: факир был пьян и фокус не удался. Пока, Ир, иначе я опоздаю.
— Пока. А как с твоей французской коробкой? Давай завтра здесь встретимся, я привезу.
— Пусть лежит. Как-нибудь забегу к тебе.
Ира пошла назад к остановке. Пока провожала Динку к переходу, пропустила свою «двойку»: троллейбус уже отходил. Люди, только что вышедшие из него, в основном спешили к боковым дверям ЦУМа. Ира заметила среди них своего соседа. Пожалуй, лишь он один не торопился: шел, покуривал и оглядывался по сторонам, точно кого-то высматривал. Очень хорошо, что он ей попался!..
— Одну минуточку! — догнала его Ира, — Хорошо, что я вас увидела… Извините, забыла ваше имя-отчество.
— А-а… соседка… Иван Макарыч, — остановился он…
— Иван Макарыч, возьмите, пожалуйста, долг, — Ира уже достала из кошелька все деньги и держала их в руке: пусть видит, что она не бедная! Пусть видит!
— А-а, ну давайте, — Иван Макарыч взял у нее две десятки, небрежно сунул в карман брюк. — Как муж, поправляется?
— Да, спасибо. Скоро будет дома. Извините, мне на работу. До свидания.
— Покедова, — кивнул сосед.
И когда раздавала долги лаборанткам — тоже держала в руках все деньги. Пусть видят, что и у нее кое-что водится! Пусть не думают, что долги отдают только после получки.
Получка — сегодня, но во второй половине дня. А она расплачивается с утра.
— Обидно, что не получилось с наборами, — говорила она лаборанткам. — В эти дни не было, а моя продавщица уходит в отпуск. Так что возвращаю вам деньги, а заодно и свой должок… Нюсенька — тебе три рубля. Большое спасибо… Зиночка — вам семь… Спасибо. Анне Петровне — четыре. Большое спасибо… — Она предварительно разменяла две десятки.
И вообще весь этот день у Иры был связан с денежными операциями. Во время перерыва съездила в школу, где работал Павел, получила по доверенности деньги. Забегала в продуктовые, покупала то, се, пятое, десятое: для Павлика и для дома. Вернулась на работу с тяжелой сумкой и с десятком билетов спортлото (а вдруг?..). Получила свою зарплату, вела на клочках бумаги сложные подсчеты: сколько отдать — сколько останется, что еще купить — сколько останется. Зачеркивала клетки в талонах спортлото, как того требовали правила игры. Десять раз проверяла, правильно ли зачеркнула.
Все деньги, что у нее были, она соединила вместе, отсчитала 400 рублей (вернуть Зайцевым), положила их отдельно, на дно сумки. 10 рублей сунула в стол Примадонне (брала у нее), остальные спрятала в кошелек, а кошелек — опять-таки — в сумку. В кошельке было 53 рубля, из них 16 предстояло отдать соседям по лестничной площадке (3 плюс 2 плюс 10 плюс 1). Значит, 37 рублей полностью принадлежали ей. Если тратить экономно, то… 37:15=2,4. Если тратить строго по 2 рубля 40 копеек в день, то вполне хватит до следующей получки. Только так и нужно тратить!
Ну, а попутно с этими расчетами-подсчетами Ира выдавала и принимала книги и журналы, рылась в каталоге, шутила с читателями. Словом, все сегодня шло хорошо.
Примадонна опять не явилась с утра, даже не позвонила. Но это нисколько не печалило Иру — слава богу, привыкла! Примадонна заявилась лишь к концу работы (все-таки день получки) и в самых восторженных тонах сообщила Ире, что Кулемин болен («Что-то с нервами») и они помирились («Замуж за него не собираюсь, но зачем же терзать ему душу?»), что она не может его одного оставить и спешит в аптеку («Врач прописал кучу лекарств»), И, сообщив все это, исчезла, как мимолетное виденье.
Ее уход тоже не опечалил Иру. Она только подумала, что Кулемин — настоящая тряпка и у него нет ни капли самолюбия.
И даже когда позвонила Аля Зайцева и сказала, что по важному делу, очень неприятному делу, у Иры даже не екнуло сердце.
— Слушаю тебя, Аля, — сказала ей Ира.
— Ирина Николаевна, мне надо срочно вас увидеть. Я приеду к вам на работу, — Голос Али звучал совсем глухо, едва разобрать.
— А где ты находишься? — спросила Ира, определив, что Аля звонит издалека.
— Возле своего дома. Я из автомата.
— Как же ты успеешь доехать? Я через десять минут ухожу в больницу.
— Тогда я приеду к вам домой. Вы когда будете дома?
— Часа через три.
— Я приеду! — выкрикнул далекий Алин голос, и в трубке послышались гудки отбоя.
«Очень хорошо, что она приедет, — подумала Ира. — Отдам ей деньги, не придется ехать самой».