Страница 16 из 16
Вместо обычной мессы патер Дени (Денис, если по-русски, хотя по-французски Дениз – это женское имя) служил сегодня благодарственный молебен об избавлении нас от напастей. В общем, ''да воскреснет Бог, и расточатся врази его''.
И, не прерываясь, отбарабанил молебен о плавающих и путешествующих. Нас, сирых, значит.
Не пойти на такое мероприятие я не мог, хотя не очень-то и хотелось. Я ведь даже не атеист, скорее – агностик. Но отрываться от коллектива в церковных мероприятиях средневековья, это похлеще, чем манкировать в советское время партсобраниями в период сталинизма. Пошел и не пожалел.
Боже, какой великий актер пропал в этом старом и плюгавом провинциальном священнике. Какой голос! Мощный, богатый обертонами, заполняющий все пространство пристроенной к стене восьмиугольной капеллы с хорошей акустикой. Голос, проникающий во все углы, и отразившись там, возвращался и уязвлял, как казалось, самую душу.
Некоторые прихожанки обливались слезами умиления, и чувствовалось, что это им привычно.
С таким патером верилось, что Бог есть и что он нас любит. И что Бог есть сама Любовь. Душа стремилась вырваться из тлена своей оболочки и публично очиститься покаянием. Но это для меня было бы извращенным способом самоубийства. Внедрившись в тело юного принца, мне оставалось только всю оставшуюся жизнь лгать на исповеди. Для окружающих меня людей внедриться в человека может только бес. Даже Жанну д'Арк в этом веке сожгли, а у нее всего лишь были слуховые галлюцинации.
А театр одного актера все продолжался, и хотелось неистово бисировать, кричать ''браво!'' и не отпускать со сцены маэстро без комплимента. Но всему приходит конец, особенно прекрасному.
Откровенно говоря, я до дрожи боялся исповеди. Но патер всех нас причастил плоскими пресными облатками без нее. Попустил как плавающим и путешествующим.
После довольно скучного, но обильного обеда, все еще находясь под впечатлением мессы, прогуливаясь по двору замка неожиданно столкнулся с Иолантой.
Я сделал учтивый поклон и спросил.
– Дамуазель, не удовлетворите ли вы мое любопытство?
В ответ она сделала реверанс и кивнула головой, поощрительно похлопав ресницами.
– Почему вы носите одежду вилланки, а не платье, приличествующее дочери барона?
– Ваше Высочество вы когда-нибудь носили железный корсет, который на ребрах так стягивают шнурами, что невозможно дышать?
И не дождавшись ответа, продолжила.
– А мне приходится хлопотать тут по хозяйству, потому что дедушка везде не успевает на своей деревяшке. Вот и представьте меня на хозяйственном дворе в корсете и юбках на обручах. Много ли я успею? Сразу скажу: гораздо меньше, чем дедушка на протезе. К тому же, других благородным дам тут нет – некому меня за мое поведение осудить. Я полностью удовлетворила ваше любопытство, Ваше Высочество?
– Нет. У меня к вам будет еще просьба: не покажете ли вы мне укрепления замка?
– Охотно, Ваше Высочество, следуйте за мной.
– Иоланта, я же просил называть меня Франциском.
– Как прикажете, Ваше Высочество, – присела она в реверансе. – Для меня это честь.
– И еще один вопрос: как давно служит здесь патер Дени?
– Всю свою жизнь, Ваше Высочество. Был бы он моложе, не видать бы нам его – забрал бы его с собой в Прованс Рене Добрый, который очень любил его мессы.
Мы стояли на площадке угловой башни и любовались прекрасным пасторальным видом на виноградники, поля, ветряную мельницу и лес, закрывающий горизонт.
– Удивительный вид по совершенству линий и гармонии. Даже чем-то душу размягчает
Говоря это я обнял девушку сзади, ласково положив ей руки на живот, осторожно поглаживая. Вопреки ожиданию это не вызвало острого отторжения или робкого протеста, наоборот, меня поощрили к дальнейшему действию, положив голову мне на плечо.
Микала я оставил внизу лестницы в башню, так что помешать нам неожиданно никто не мог.
– Вы мне так и не договорили, Ваше Высочество о музыкальной игре, утром, – голос у девушки подпустил низкую хрипотцу, которая так остро возбуждала естественное мужское желание.
Одна моя рука переместилась на ее грудь, очень удобного размера, полностью заполнявшую мою кисть, а другая осторожно двинулась исследовать низ живота, осторожно подбираясь к лобку. Представлял я себя при этом явно волком из сказки. Однако соски ''красной шапочки'' затвердели и были готовы порвать батист рубашки. По ее телу прошла легкая дрожь. Одновременно я вдувал в ушко прекрасной дамуазели какую-то куртуазную чушь, высвободив аккуратную розовую раковинку из-под чепчика собственным носом. Тут все равно, что говорить, лишь бы воздух сотрясать около уха. И не представлять себя неотесанной деревенщиной, которому только бы грубо лапать, никогда не слышавшему куртуазной пословицы: ''взялся за грудь – скажи что-нибудь''.
– Ох, принц, – прогресс, однако, девушка перестала меня титуловать ''высочеством'' в обращении, это уже прямое приглашение к интиму. – Вы, наверное, всем девушкам такие слова говорите, зная, как наша сестра падка на лесть. Особенно такую тонкую.
А на меня она уже просто навалилась. Пришлось даже самому прислониться к каменному зубцу, ограждающему башню.
– Ну, так, где ваша кожаная флейта и как на ней играть? – она положила свою ладонь на мою, под которой была ее грудь и слегка надавила.
Ладно, девочка, сама напросилась. Я снял руку с ее груди, расслабил завязки на гульфике, потом взял ее руку и резко засунул к себе в святая святых.
– Что это? – растерялась девушка от неожиданности, и слегка напряглась.
Рука Иоланты чуть дернулась назад, но я ее удержал, поясняя.
– Это и есть кожаная флейта. Сейчас я тебя буду учить, как на ней играть изумительные по красоте мелодии.
По всем методикам двадцать первого века, добавил я мысленно.
– О, Франсуа, что вы делаете? – выдохнула девушка осуждающим тоном, однако ничего не выпуская из руки.
Ничто не остается незамеченным и ничто не остается безнаказанным. Особенно в таких маленьких общностях, как замок. За ужином, изрядно приняв на грудь, старый барон, сверля меня глазом как буравчиком, все же выдвинул мне претензию.
– Ваше Высочество, при всем моем уважении к вашему сану, я бы все-таки попросил не кружить голову моей девочке, которая только-только вышла в мир из монастыря кармелиток, где проходила обучение. Никто в ее возрасте не сможет устоять перед принцем, особенно если он такой златовласый красавчик, как вы. Но вы-то должны сознавать свою ответвенность…
Наверное, человек пятнадцатого века был бы уже надежно приперт к стенке несложными аргументами, которые на меня обрушил старый барон. И человеку пятнадцатого века ничего не оставалось бы иного, как сознаться и покаяться. Рубаху рвать, пуп царапать… И в итоге чем-то компенсировать свое прегрешение. Возможно даже свадьбой. Как там, в шутку, говорили в России миллениума: за руку брал, в глаза смотрел – женись! Нет, жениться бы никто не заставил, не велика птица – дочь провинциального барона. Но нарушение закона гостеприимства это несмываемое пятно на репутации. Это серьезно. И чревато последствиями.
Но, слава Богу, за годы советской власти, а особенно последующие десятилетия ''дерьмократии'' и господства пиара, демагогии русских людей обучили так, что я бы мог давать уроки Макиавелли. Это, учитывая, что я был далеко не самый продвинутый в этой общественной дисциплине. Хотя, если взять мой многолетний опыт написания годовых отчетов, то…
– Барон, – поглядел я в его буравчики чистым и ничем не замутненным взором. – Могу дать вам честное слово кабальеро, и даже поклясться на святом писании, что после встречи со мной ваша внучка осталась такой же целой, как и до нее. Девственность ее никак не пострадала, если вы об этом печетесь. Просто она показала мне великолепные виды с ваших стен – они действительно очаровательны. И между нами не было ничего кроме пары касаний губ друг друга. Можете смело выдавать ее замуж, претензий от будущего супруга не будет. Но и Иоланта может записать себе на щит куртуазную победу над настоящим принцем, что несколько поднимет ее самомнение. Если хотите я завтра объявлю ее своей Дамой* и буду носить ленты ее цветов.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.