Страница 40 из 51
И после этого Хаджа переменился. Сильно. Если раньше он считал себя таджиком — то после того, что произошло с ним за этот год, он считать себя таджиком перестал. Он стал — для самого себя — советским гражданином, гражданином давно исчезнувшей империи. И искренне верил, что рано или поздно — она возродится…
Ну а пока, Хаджа осторожно крался, прижимаясь к глинобитной стене кишлачного домика, осматривался по сторонам. Ему что-то не нравилось, он сам не мог понять пока что — но не нравилось. Что-то, что шло еще с тех, афганских времен, какая то память не давала ему покоя. И поэтому, он отпросился у Змея на разведку. Один.
Почему один? Потому что один. Это было еще с Афганистана — он упорно воевал один, хотя полагалось — хотя бы вдвоем. Не раз имел по этому поводу беседы с офицерами до комроты — и все равно воевал один. Ему так было проще, он был одиночкой и отвечал только за себя. И умудрялся выжить там где другим выжить не удавалось. Как он сам говорил — меньше народа, меньше целей для противника.
Оглядевшись, Хаджа перебежал к дувалу, укрылся за ним. Интенсивно стреляли левее, здесь было тихо…
И все-таки что-то не так…
Осторожно, словно сурок из норы, готовый в любую минуту юркнуть обратно, Хаджа выглянул из-за дувала…
Есть!
В проходе у соседнего дома возились люди, устанавливая нечто наподобие ДШК, скорее всего китайский крупнокалиберный пулемет. Если бы на крыше — их бы сняли снайперы с гор, они вполне дотягивались, но тут… И сектор обстрела то не слишком широкий, его ограничивают дувалы с обеих сторон — но все равно… Если этот крупняк заработает — группе захвата из мечети не прорваться, полягут все…
Хаджа спрятался за дувал, включил рацию — так она у него была выключена во избежание излишнего шума.
— Змей… — тихо сказал он
— На приеме… — У Змея, судя по доносившимся из наушника звукам, шел бой
— Здесь крупняк. Снайперы не достанут. Я делаю.
— Помощь нужна?
— Справлюсь.
— Добро.
Осторожно, словно боясь уронить, Хаджи достал из разгрузки две гранаты, одну за другой выдернул обе чеки. И, не вставая забросил их за дувал.
Духи были опытные, за дувалом что-то гортанно заорали — но было уже поздно. Один за другим, с промежутком в секунду хлопнули два взрыва, острые как нож осколки, летящие со скоростью пули, мгновенно выкосили, отправили к Аллаху и расчет крупняка и его охрану.
Аллах Акбар…
Потеряв бдительность буквально на секунду, Хаджа едва их не пропустил. Духи полезли как тараканы, каким то непостижимым образом они оказались на том же крошечном пятачке, что и он, огражденном глинобитным укреплением дувала. Ошибкой духов было то, что они целились выше, на уровне груди стоящего человека — а Хаджа сидел на земле, да и роста он был невысокого. Очередь резанула дувал чуть выше головы, две пули легли так близко, что Хаджу осыпало осколками закаменевшей глины. Ответной очередью на четверть ленты Хаджа скосил двух духов, перекатом ушел в сторону, вскочил на ноги и… на мгновение открылся. Открылся всего на мгновение — но этого оказалось достаточно прилетевшая откуда то с улицы пуля ударила в шею, вырвав из нее кусок. Оглушенный, почти ослепший от боли Хаджа упал на землю, понимая, что все. Выжить он уже не выживет — но кое-что он сделать еще сможет. У каждого из них было по килограмму взрывчатки — пять небольших брусков по двести граммов каждый. И каждый из них, понимая, что духам в плен лучше не попадать, сделал из них самоликвидатор. Хаджа жил еще несколько секунд и этого времени ему хватило чтобы сунуть руку в карман и нащупать заветную петлю. Сунувшихся к телу, завывающих от злобы и осознания собственной победы моджахедов разбросал, разорвал, размазал по каменистой земле мощный взрыв…
Дотащили… Хотя царапнуло всех, в том числе и меня — все равно дотащили….
Пересечь простреливаемую насквозь улицу без новых потерь было невозможно — но мы находились как раз напротив того места, где вел бой Змей со своей группой. Могли поддержать друг друга огнем при отхожее, могли прийти на помощь, если дело обернется совсем хреново. В общем и целом — дошли…
Сейчас Зверь отстреливался, я сидел наготове и пас "пакет", который вымотал меня своей треклятой тяжестью. Седой же оговаривал маневрирование при отходе…
— Седой-Старому
— На приеме.
— Начинаем третий этап. Тебя понял.
— Змей
— На приеме.
— Доложись.
— Минус один.
Седой помолчал
— Кто?
— Хаджа…
Вот и отгулял по земле еще один из старой гвардии. Сколько раз он мог остаться в горах тогда, еще пацаном — но нет, выжил. И все таки смерть догнала, прибрала к рукам то что ей давно причиталось…
— Точно?
— Взрыв слышал?
— Пошел один?
— Так точно. Знаешь же…
— Знаю. Третий этап. По команде.
— Понял…
— Отбой…
Старшим в снайперской группе конечно же был Старый. Кому ж еще. И дело было тут не в том что был старшим по званию, гвардии майор ВДВ, как-никак. Просто как то получалось так, что в любой компании его признавали старшим. Получалось так. И все…
Старый — все так его и называли тем более что и с фамилией его это было созвучно — был одним из тех самородков в Советской армии, каких на десяток тысяч — всего один. Он призывался из Забайкалья, из маленького, затерянного в тайге хутора — а служить попал в Афганистан. Стандартный путь — полгода учебки в Чирчике, вертолет Ми-6 — и здравствуй, Афган…
Срочку он отвоевал в горах, в Кундузе, в составе пятьдесят шестой десантно-штурмовой бригады. Ходил в горы. Привычный к охоте в тайге, к многодневному одиночеству, он начал выходить в одиночные рейды по окрестностям. Это было проблемой для командования — такого понятия, как одиночный рейд в боевых уставах Советской армии вообще не было, в случае его гибели попало бы всем. Но после нескольких операций комроты, скрепя сердце, стал его отпускать. Поверил…
В Афганистане было не сложнее чем в лесу. Горы — ну, горы, зато не замерзнешь. Духи — духи, но подкрасться к белке намного сложнее чем к потерявшему бдительность человеку. Жара… можно пережить, переживал же холод.
И духи вскоре научились бояться его. Он не ставил никаких задач — занять вот тот кишлак или зачистить район. Он садился в засаду, а увидев караван или бандгруппу — стрелял. Если бандгруппа была большой — в бой не ввязывался, отходил. Преследовать — желающих не было.
Вот только провинция, в которой служил срочку Старый быстро стала пользоваться среди духов недоброй славой, количество желающих вырезать кишлак или забить колонну в том районе сильно поубавилось. Потому что неуловимый снайпер-шурави угрожал всем и никому, он был везде и нигде, он просто убивал. Он мог подстеречь где угодно — на ночном привале, при выдвижении к месту проведения засады, на отходе. Раз за разом, выстрел за выстрелом. И вот люди, присланные "Пешаварской семеркой" были вынуждены объявить награду в долларах за голову неуловимого шурави, наводящего страх на целую провинцию. Награда эта так и не была востребована.
Потом много что было. Выпуск его уже в качестве офицера из Рязанского училища пришелся как раз на 1992 год — год тьмы, год позора, год разрухи. Год предательства — хотя многое предали и продали уже до этого. Офицеры, выпущенные училищем ВДВ были никому не нужны. Устроился в 201 МСД — там как раз был жуткий дефицит кадров. Потом перешел в погранвойска…
Сейчас Старый был в своей стихии. Ночной бой. Снайперская тройка — с крупнокалиберным Барреттом, бесшумной AW 338 и пулеметом. Пулемет — это на крайний случай, если уж совсем припрет. А так — в две винтовки можно выбить целую роту, особенно учитывая их позицию — на самом гребне.
Помимо того, что на его Барретте стоял термооптический прицел, на нем стоял еще и специальный пламегаситель. Толстая, короткая, сделанная вручную на станке и приваренная к стволу "сосиска", она не глушила звук выстрела, но снижала его и самое главное — рассеивала. В сочетании с полным отсутствием дульного пламени это делало для талибов задачу определения его позиции практически нерешаемой…