Страница 8 из 20
— Мне не больно, — сказала она и прикрикнула на мужчину: — Прекрати выть! Слушать тошно.
Человек с фонариком уложил ее на спину. Тайхман держал в руках ее ногу. В кость вонзился осколок бомбы — металл еще не успел остыть. Тайхман хотел вернуть ногу в нормальное положение, он думал, что неправильно ее повернул. В ту же самую минуту человек с фонариком уложил женщину на тротуар. Нога осталась у Тайхмана в руках.
У женщины была сумочка с длинным ремешком. Тайхман оторвал ремешок и попытался перетянуть им обрубок ноги, чтобы остановить кровь, но, когда затянул ремень, тот порвался.
— Пойду поймаю машину, — сказал человек с фонариком.
— Гертру-у-да, — снова завыл мужчина.
Человек положил фонарик на землю и убежал. Тайхман взял ногу женщины и прижал ее к обрубку. Кровь теперь не лилась, а тихонько капала на землю. Он крепко прижимал ногу, пока у него не заболели руки. Почувствовав, что устал, Тайхман положил голову на живот женщины, которая лежала неподвижно.
— Погасите свет, — крикнул кто-то. Тайхман отбросил фонарик ногой. Ему вдруг показалось, что он оглох; он знал, что мужчина рядом с ним по-прежнему выкрикивает имя женщины, но почему-то не слышал этого. В ушах его громко стучало, как будто кто-то огромной палкой колотил по барабанной перепонке, стараясь пробить ее.
Когда появились двое мужчин, чтобы унести раненую женщину, Тайхман сначала испугался. А потом обрадовался. Он не знал, сколько времени пролежал рядом с ней. Мужчины, быстро перевязав ногу, положили пострадавшую на носилки и задвинули их в машину «Скорой помощи». Они захлопнули дверь, уселись на переднее сиденье и уехали. Когда хлопнула дверца, к Тайхману снова вернулся слух.
Рядом с ним лежал мужчина, кричавший «Гертруда», и глядел на брошенную ногу. Санитары забыли взять ее с собой. Тайхман пнул ее, и она упала в воду. Раздался всплеск, тут мужчина встал, назвал свое имя, которое Тайхман не расслышал, и протянул ему руку.
Тайхману хотелось вытереть запачканные в крови руки о штаны, но мужчина сказал:
— Не волнуйтесь, это моя кровь.
— О, — произнес Тайхман. Больше ничего ему на ум не приходило.
— Это была моя дочь, — пояснил мужчина. — Мой единственный ребенок, понимаете?
Только позже до Тайхмана дошло, что мужчина говорил о своей дочери в прошедшем времени. Пока он раздумывал, умрет женщина или нет, — а ему казалось, что она все-таки выживет, — рядом с ними остановился легковой автомобиль. Из него вышел человек в форме.
— Здесь что-то произошло? — спросил он.
Тайхман не ответил. Вопрос показался ему таким глупым, что он чуть было не вытер окровавленные пальцы о лицо военного.
— Здесь кровь, — произнес тот и нахмурился. — И много крови, правда?
«Жаль, что я выбросил в море оторванную ногу», — подумал Тайхман.
— Что случилось? Здесь кого-то убили?
В эту минуту вернулся человек, которому принадлежал фонарик.
— Где мой фонарь?
Он лежал в луже крови. Человек поднял его.
— Там ее туфля.
Тайхман поднял туфлю и засунул в карман куртки.
— Я хочу знать, кого здесь убили? — резким голосом спросил человек в форме.
— Вон там ее отец, — ответил Тайхман.
Человек в форме сел в машину. Шофер завел мотор, но он снова вышел из нее и сказал:
— Мы должны стиснуть зубы, товарищи, мы…
— Что вы сказали? — спросил Тайхман, который ничего не понял.
— Выключи мотор. Надо беречь бензин, — велел шоферу военный, а потом повернулся к Тайхману: — Мы воюем и должны стиснуть зубы. Но мы победим.
Он забрался в машину и уселся рядом с шофером. Когда мотор снова заработал, он крикнул:
— Бог покарает Англию!
Человек с фонарем выкрикнул в ответ:
— Хайль Гитлер! — а Тайхману сказал: — Смотри-ка, чиновник, а интересуется жизнью народа.
— Может, и интересуется, — согласился Тайхман, — но он сэкономил бы гораздо больше бензина, если бы не велел глушить мотор. На холостых оборотах он потребляет меньше горючего, чем когда его заводят.
— Завидую крепости ваших нервов.
— Почему?
— Ну, знаете ли… Впрочем, хайль Гитлер!
Вернувшись на «Милуоки», Тайхман спросил ночного стюарда, можно ли принять ванну.
— Разумеется, можно, — ответил тот.
Стюард провел его на палубу А, где располагались каюты первого класса с ванными, и сказал:
— Оставьте вашу одежду здесь. Я пришлю китайца, и он ее почистит, пока вы будете мыться.
— Отлично, — кивнул Тайхман. — Можете передать ему, чтобы не торопился, — я просижу в ванне не меньше часа.
Тайхман открыл горячую воду. Ванна была сделана из зеленого кафеля, да и вся комната была выдержана в зеленых тонах — это ему понравилось. Сначала он смыл кровь с рук, потом разделся и оставил одежду в каюте.
Полчаса Тайхман нежился в горячей воде. Ему очень понравилось — такого он еще никогда не испытывал. На лбу у него выступили капельки пота, а чистая горячая вода возвратила силу и покой. Душистое мыло пахло каким-то экзотическим цветком, и, прежде чем намылиться, он размял его в руках, словно это был пластилин. Затем он тщательно намыливался, пока все его тело не покрылось густой, похожей на хлопья пеной, и лег в воду. Спустя некоторое время вытащил затычку и собирался уже включить душ, как обнаружил коробочку с ароматическими солями. Тайхман снова наполнил ванну водой, высыпал туда соль и снова залег. Потом он выпустил воду и принял душ, чередуя холодную и горячую струи. В самом конце он включил одну холодную и простоял под ней несколько минут.
Открыв дверь в каюту, Тайхман увидел, что китаец поставил туфельку раненой женщины рядом со свежевычищенными ботинками. Он понимающе улыбнулся, но не успел Тайхман открыть рот, как его желтое лицо исчезло. Тогда Тайхман распахнул иллюминатор и выбросил туфельку в море.
Его одежда была вычищена, а на брюках заутюжена складка. Он положил на стол десять марок, и, присоединившись к своим товарищам в баре, стал накачиваться алкоголем.
От выпивки ему стало легче. Он пил с таким чувством, будто попал в передрягу и сумел выжить. Так и надо воспринимать все события, втихомолку философствовал он. Только так и выживешь на войне. Потом он закурил сигару и, хотя его подташнивало, докурил ее до конца.
— Эй, парень, — сказал ему кто-то. — Чего это ты там фыркаешь? Уже соскучился по мамочке?
— Нет, это от дыма.
В Штральзунде их приняли не особенно любезно.
У ворот вокзала новобранцев встретили сержанты из училища, которые велели им построиться в колонну. Они прошли через город строевым шагом, с вещевыми мешками за спиной. Жара стояла невыносимая. Хейне хотел было взять такси, но сержант запретил, заявив, что он пришел на флот, а не в Армию спасения. Хейне предложил ему проехаться вместе с ними в такси, но и это не помогло. Пришлось идти пешком. «Теперь им осталось только заставить нас петь», — подумал Тайхман, но до этого дело не дошло — сержанты следили только за тем, чтобы новобранцы не сбивались с ноги. Тем временем стало известно, что училище находится не в Штральзунде, а в Денхольме.
Денхольм — это заросший травой песчаный остров, на котором располагались казармы, столовая, несколько спортзалов и арсенал да росло несколько деревьев и кустов. Больше здесь ничего не было. По утрам сюда приезжала группа женщин в шерстяных чулках или с босыми ногами. Они работали на кухне, а после обеда возвращались к себе домой в Штральзунд. Новобранцы скоро выяснили, что все они замужем.
Первые недели, пока роты только формировались, жизнь была еще относительно сносной. Новобранцам не позволялось покидать остров, но они могли купаться и ходить под парусом на тендерах, стоявших в бухте.
На четвертый день Тайхман попал в переплет. Его тендер сделал неожиданный поворот и заехал в рыбачью сеть, потом его чуть было не протаранил ял.
— Катались бы лучше в своей ванне, придурки! — заорал Тайхман на его пассажиров. Две неудачи подряд привели его в ярость. Ял, по его мнению, должен был отвернуть, поскольку шел слева.