Страница 67 из 75
– Я не поеду в Питер, – сказал он тихо.
Лицо Эмиля исказилось. Как и Гарик, он отлично понимал, что без Бабая Рита в Питер не поедет. Гарик увидел, что Рикошет воспринял его крик отчаяния как попытку шантажа.
– Ложись.
– Да нет же, Эмиль, – начал было Гарик.
– Ложись, я сказал! – рявкнул Рикошет.
Гарик отвел глаза. В этот миг он понял, что вело Эмиля в их самую первую ночь. Как и Рикошет тогда, он понимал, что сейчас потеряет все. Ну, разве что, кроме жизни. Но Гарик хотел так сильно, что отказаться не мог.
– Закрой окно одеялом, – сказал он.
Эмиль закрыл дверь на шпингалет, зацепил края одеяла за крюки, на которых висели горшки с цветами с обеих сторон от окна. Шум и смех компании в квартире стали тише. Гарик думал, что Рикошет будет груб с ним, ожидаемый подтекст вынужденной ласки читался бы тогда абсолютно ясно: «Хочешь? Так на! НА!». И это вернуло бы самому Гарику присутствие духа. Но Эмиль был ласков с ним.
Как всегда.
– Сделай мне больно, – сказал Гарик, задыхаясь от нежности, отчаяния и непоправимости ситуации. – Мучай меня!
Если Рикошет и удивился – а за год он успел изучить склонности Гарика, и они были прямо противоположны мазохистским – то вида он не подал. Гарик же как-то раз видел, как Эмиль обращается с Леной, и понял, что издеваться над человеком Эмиль умеет так же первоклассно, как и играть на фоно.
– Нет, – сказал Эмиль. – Я не могу причинить тебе боль, ты же знаешь.
Гарик быстро провел языком чуть выше шрама Рикошета. Эмиль согнулся пополам.
– А Трубецкого, – спросил Гарик. – Ты мучал?
Эмиль не понял, что это все тот же, вечный вопрос.
– Да, – сказал он. – У тебя опять этот ремень, который в принципе не расстегивается?
Ножны, соскользнув с расстегнутого ремня, с глухим стуком упали на пол.
Гарик знал, что Эмиль почувствует каждое его движение, и лежал как каменный. Но слезы он остановить не мог. Подушка намокла. Рикошет почувствовал влажность ткани, приподнялся.
– Не плачь, – сказал Эмиль. – Я не могу видеть, как ты плачешь.
Гарик отвернулся. Эмиль поцеловал этот упрямый взъерошенный затылок. Тело Гарика скрутили судороги, и он зарыдал в голос.
– Ну вот, – сказал Эмиль. – Я все же сделал тебе больно. Ну прости меня…
Он провел ладонью по его лицу. Гарик схватил ее, прижал к губам, словно пытаясь заглушить свой плач. Но это не помогло
– По крайней мере ты никому из нас не изменял, – сказал Рикошет.
Гарик резко сел, в отблеске вывески глаза его сверкнули.
– Я поеду с вами в Питер, – сказал он. – Поеду!
Рикошет молча отвернулся.
– Это был наш последний раз, – глухо сказал Гарик.
– Как скажешь, – помолчав, ответил Эмиль.
И это действительно был их последний раз, хотя ни один из них еще не знал об этом.
Гарик сменил мелодию на мобильнике – вместо «Армии жизни» он подобрал вступление из «Чистого беса». Парень был настолько погружен в свои мысли, что даже не сразу услышал звонок. Гарик поднес мобильник к уху.
– Это Игорь Бабаев? – спросила женщина. Она явно стеснялась, и волновалась, и вообще, как показалось Гарику, чуть не плакала. Но Гарик узнал этот голос, несмотря ни на что.
– Марта Эмильевна? – спросил он удивленно.
Потом парень долго слушал не перебивая.
– Хорошо, я понял, – сказал Гарик медленно. – Я постараюсь его разыскать. А вы не волнуйтесь, это явно какая-то ошибка.
Парень нажал на красную трубочку и взглянул на часы. До прихода Орешка, его сменщика, оставалось еще минут десять. Оператор же не мог уйти до конца смены ни при каких обстоятельствах, даже в случае вселенского потопа. Это требование было, конечно, профанацией – даже если бы вдруг уровень колонны начал падать или стремительно расти, автоматика открыла бы клапаны и без участия человека. Но покинув приборы, штрафом и выговором Гарик бы не отделался. Его бы с треском вышибли с завода.
Гарик начал сдирать с себя спецодежду, синюю куртку с белыми полосками на рукавах и такие же штаны. В ту ночь они все же сыграли для Риты «Чистого беса», чего-чего, а запасных струн у Вани хватало. Слушатели были в восторге. Все, кроме одного. Андрей стоял у самого окна, под форточкой, и с Ваниного разрешения курил. Он неотрывно смотрел на Гарика с Рикошетом. У Андрея были глаза загнанного хорька.
Гарик столкнулся с Орешком в дверях.
– А я сегодня пораньше, – начал Орешек, но увидел его безумное лицо. – Что случилось?
Ответить Гарик не успел. Орешек услышал хорошо узнаваемый проигрыш из «Чистого беса». Гарик схватился за телефон, выслушал, ни сказав ни слова, отключился.
– Рикошета арестовали и увезли в гаражи, – сказал Гарик и выбежал из операторской. Когда он спускался по лестнице, его настиг крик Орешка:
– Иди через центральную проходную, там Марк и девчонки из лаборатории! Он подкинет тебя до города!
Орешек прислушался к торопливому топоту ног. Потом вернулся в операторскую. Мельком взглянул на валяющиеся на полу куртку и штаны Гарика, наклонился, чтобы поднять, но передумал. Парень подошел к телефону и набрал номер. «Господи, только бы Рита была дома», думал он, слушая длинные гудки. – «Пожалуйста, Господи, ведь на мобильник мне ей не позвонить отсюда… Даже рядом больше никогда не буду стоять с теми, кто курит план…».
– Але? – весело спросила Рита.
– Это Дима, – сказал Орешек. – Ты только не волнуйся, но…
Андрей бросил окурок на бетонный пол.
– Спасибо вам, ребята, – сказал он.
Валера, кряхтя, защелкнул браслет на второй руке Рикошета. Между поднятыми руками парня теперь была железная скоба, очень удачно приваренная кем-то к потолку гаража.
– Не за что, – улыбаясь, сказал Миша, и менты ушли.
Свист и Эмиль остались одни.
– И как таких мразей земля носит, – задумчиво сказал Андрей, глядя на разбитую дорогу через открытую дверь гаража. Он не стал ее закрывать, да и Рикошет понимал, что здесь, в гаражах, случайный свидетель такая же редкость, как птица марабу на дрейфующей антарктической станции.
Эмиль осторожно попробовал пошатнуть скобу. Он совсем не собирался дешево отдать свою жизнь, несмотря на все свои видения и пророчества малолетних шлюх. Скоба легко подалась под руками музыканта, словно не в бетон была воткнута, а в мягкое тесто. На голову парню посыпалась крошка. Рикошет понял, что у него есть шанс. Маленький, но есть.
– А себя ты считаешь, как я понимаю, огненным мечом Господним? Призванным очистить землю от мразей вроде меня? – спросил Эмиль.
Надо было подманить Андрея поближе, вывести его из себя. Не дать ему вытащить пистолет из уже расстегнутой кобуры.
Свист вскочил, ноздри его раздувались,
– А хотя бы и так, – сказал он.
– Валяй, – небрежно сказал Рикошет.
И вдруг показалось Андрею, что не в гараже они вовсе, и не последний теплый день бабьего лета вокруг них, а стынущая в объятиях пурги черная степь, и даже лицо он чье-то увидел, с такими же бешеными зелеными глазами, только в каске.
Forwertz, schweine! –прогрохотало в голове музыканта.
Андрей бросился вперед, замахиваясь, но ударить Рикошета не успел. На голову музыканта с гулким грохотом обрушилась скоба. Свист рухнул, как подкошенный. Эмиль отбросил железяку, присел рядом с бесчувственным телом на корточки, похлопал по карманам. Он уже нашел ключи от наручников, когда Андрей пришел в себя. Свист ударил Рикошета ногами в живот, опрокинув парня на спину, и набросился на него сверху. Но Эмиль, несмотря на боль, успел схватить мента за горло. Андрей захрипел. Если бы он только успел прижаться к Рикошету, навалиться на него всем телом, парень уже не смог бы воспользоваться руками из-за наручников, мент прижал бы ему руки к груди. Свист попытался разжать руки Рикошета. С тем же успехом он мог бы пытаться разжать стальные тиски. В глазах Андрея замерцали разноцветные искры.