Страница 39 из 75
Гарик мрачно хмыкнул, а Рикошет сказал:
– Вопрос в том, нужно ли ей это прощение?
День был жаркий, и Костик быстро вспотел. Его мягкое тело на ощупь было отвратительным, скользким, как стухшая рыба. Лицо его покрывали мелкие капли пота. К тому же, жизнь приучила его не рассусоливать понапрасну, а переходить прямо к делу. Или к телу. Сергей тоже опустил прелюдию, но тогда Вике было и хорошо, и больно. Сергея Вика хотела, хотя сейчас и не могла понять, почему. А сейчас Вика не ощущала ничего. Движения Костика слишком напоминали действия медсестры, вливавшей девушке лекарство каждый день месяц подряд. И все.
И вдруг Вика поняла, чье лицо ей всегда хотелось видеть над собой. Девушка закусила губу, закрыла глаза и отвернулась.
Костик остановился.
– Ты чего морду воротишь? Неохота смотреть на меня, что ли?
– А если и так, – процедила Вика сквозь зубы.
– Так это легко устроить, – усмехнулся Костик.
Прежде чем она успела понять, что он делает, Костик перевернул девушку лицом вниз. Вика вскрикнула.
– Тихо, тихо, – пробормотал Костик.
Вика проехалась лицом по кожаному чехлу сиденья. Кожа за день нагрелась на солнце, и была противно теплой. Следующие пятнадцать минут в голове ее билась только одна мысль: «Господи, да когда же он кончит».
Костик громко вздохнул и сполз с нее. Вика даже не пошевелилась. Костик ущипнул ее за задницу.
– Ты чего там, заснула, что ли? – спросил он.
Вика наконец нащупала ручку двери и нажала ее. Девушка выскочила из машины и побежала по полю. Свежая травка, такая зеленая, что резало глаз, еще не доходила и до щиколоток Вики.
– Дура! – крикнул Костик ей вслед.
Догонять ее он не собирался. Парень протянул руку к бардачку. Как всегда, после этого Костику хотелось покурить. Взгляд его упал на соседнее сиденье. Затем Костик посмотрел на себя.
– Черт, – сказал он.
Костик кое-как обтерся, застегнул брюки и вышел из машины.
Как он и ожидал, далеко Вичка не убежала. Она стояла спиной к нему на краю небольшого оврага и смотрела на начинавшийся за ним лес. Костик подошел в ней, хозяйским жестом одернул юбку.
– Что ж ты не сказала, что у тебя месячные? – сказал он миролюбиво.
– Дурак, – ответила Вика, не оборачиваясь.
Костик обнял ее.
– Целочка, что ли?
Вика молчала.
– Ну прости меня, – сказал Костик. – Я был бы с тобой понежнее, если бы знал. Но ты ведь молчишь, как рыба об лед, а мысли читать я не умею.
Вика всхлипнула.
– Ну все, все, – сказал Костик, поглаживая ее. – Господи, всю жизнь мечтал целочку трахнуть. А когда встретил, то и не распознал сразу. Ну ладно, поехали.
Вика повела плечом. Не такого ответа она ожидала. Предвидя события и примерно представляя характер Костика, Вика уже присмотрела себе кое-что в ювелирке. Костик усмехнулся.
– Уговаривать не буду. Ты помнишь, что отсюда до города километров пятнадцать? – сказал он.
Вика надулась и пошла к серебристому мерседесу, стоявшему на обочине. Грунтовая дорога делила поле почти ровно пополам.
Когда Костик выехал на главную дорогу, Вика сказала:
– Давай сейчас на вокзал заедем.
– Как скажешь.
Костик искоса посмотрел на нее. Девушка уже не всхлипывала и, в общем, пришла в себя.
– А теперь давай поговорим как взрослые люди, – сказал он спокойно.
У Вики внутри все сжалось.
– Ну что же, давай, – сказала она, стараясь тоже выглядеть спокойной.
– Месяц назад я встретил тебя в поезде, – сказал Костя. – Помог заблудившейся в железных ветках птичке вернуться домой.
Вика усмехнулась:
– Да ты поэт, оказывается.
– Каждый станет поэтом, если будет слишком много свободного времени, – философски сказал Костя. Вика не стала задавать глупых вопросов, где это у него было много свободного времени. Девушка знала, что в его среде ходка на зону выполняет ту же функцию, что и обряд инициации у в жизни мальчиков из диких племен Папуа – Новой Гвинеи.
– Я даю тебе свой телефон, – продолжал Костя. – Ты объявляешься через неделю, просишь денег и ничего не объясняешь. Я тебе их даю, и ты исчезаешь почти на месяц. Потом снова откуда-то нарисовываешься, мы с тобой ходим по кабакам и все такое. Я спрашиваю тебя про деньги, и ты исчезаешь снова.
– Костя, – сказала Вика растерянно. – Так уж получилось… Ты неправильно понял… Я могу все объяснить…
– Не надо, – сказал Костя. – Я уже понял, что тех денег я уже никогда не увижу. Это была неплохая сумма, между прочим. Кабаки, ладно, спишем, это было для души. Но по всем понятиям, ты мне теперь должна… – он зашевелил губами и прищурился, что-то прикидывая в уме. – Еще три раза как минимум. Это если стрэйт. А если как сегодня, да еще за щечку возьмешь, то ладно уж, так и быть, раза два.
– Костя, – пробормотала ошеломленная Вика.
– Потом можешь катиться на все четыре стороны, – сказал Костя. – Если захочешь. Держать не буду. Поняла?
Вика кивнула.
– Да только кажется мне, – сказал Костя. – Что ты этого не захочешь. Но если ты хочешь и дальше в этой машинке кататься, придется очень постараться, очень. Поняла?
Вика снова кивнула.
После того, как безжизненный голос дикторши сообщил о задержке прибытия поезда Архангельск – Москва, большая часть пассажиров поспешила укрыться от нещадно припекающего солнца в здании вокзала. На платформе остались только призывники, сопровождавшие их трое офицеров – с каждого из которых уже сошло по семь потов, и июньская жара была здесь совсем ни при чем – и некоторые из провожающих. В течение часа призывники прошли трансформацию от толпы, непредсказуемо рвущейся в разные стороны, до массы бесчувственных тел. Офицеры и те из будущих воинов Российской Армии, кто еще мог держаться на ногах, а так же наиболее стойкие из провожающих, включая Сергея, перетаскали тела в тенек.
Теперь Грин и Сергей сидели на лавочке под развесистой липой и курили, любуясь делом своих рук.
Катя пошла встречать Риту и Рикошета, те позвонили, что уже подъезжают.
Сергей решил, что момент уже созрел. Измученные офицеры глядели вдоль путей, высматривая поезд, и не обращали на них внимания.
– Вот опять мы на вокзале, – сказал Сергей задумчиво. – Может, и этого поезда нам удастся тебя снять, а, Грин? Ты ведь еще присягу не давал, повернулся и ушел – ищи тебя потом… А там и справку какую-нибудь выправить можно…
Он искоса посмотрел на парня.
– Я в военкомате Генриха Сергеевича видел, – сказал Рома, помолчав. – У него сыновья, представляешь, квартиру за долги бандитам отдали. Так вот Генрих Сергеевич тоже идет, контрактником в Чечню. Денег заработать. Сказал, что будет иметь меня в виду.
– Ты с ума сошел, – сказал Сергей растерянно.
Рома покачал головой.
– Ну что мне здесь делать? – сказал он.
– Это я во всем виноват, – всхлипнул Сергей.
Грин глянул на него.
– Да нет, – сказал он. – Я даже рад, что так получилось. Много нового и полезного узнал о женщинах.
– Они не все такие, – пробормотал Сергей.
Рома пожал плечами, но развивать тему не стал.
– И группа наша развалилась, – сказал солист «Акафиста».
– Да ладно, – сказал Грин. – Барабанщиков хоть пруд пруди. Это же не бас-гитаристы…
– В том-то и дело, – сказал Сергей. – Рикошета пьяного замели на проходной, почти сразу после майских. Сказал, что у него был день рождения, хотя в паспорте – сам видел – 25 ноября, как у тебя, только год, ясно дело, другой.
В глазах Ромы что-то мелькнуло.
– Ну, – сказал экс-барабанщик. – И в паспортах бывают ошибки…
– Понятно, – сказал Сергей. – Если бы он, например, себя на полгода старше сделал. На пенсию раньше и все такое. Но младше? Так вот, Рикошет уволился и уехал в Хириши. Сказал, что к тетке. Но я думаю, что его просто Бабай к себе сманил. Они же, как-никак, контракт выиграли.
Рома вздохнул. Сергей был прав – Бабай действительно сманил Рикошета. Да только бывший солист бывшей группы ошибался насчет причины, которая была ясна Роме как божий день. Но просвещать Сергея Рома не стал. Это была слишком личная причина. А может быть, сыграло и то, и другое. И чувства, и практичность Рикошета.