Страница 24 из 50
Барак тоже остановился, прислушался.
На вершине показался лев.
То ли бедуины охотились на него, то ли он сам напал на них. Это было неважно.
На вершине стоял огромный, страшный раненый зверь.
Он оглянулся назад: крики бедуинов усилились.
Лев посмотрел на Барака и Гарда и зарычал.
Гард готов был поклясться, что в этом рыке была не только злость, но и радость: зверь понял, что ему надо делать.
Лев начал спускаться, осторожно, спокойно, прекрасно понимая, что жертвы никуда от него не уйдут.
Да и куда деться? Бежать по довольно узкому проходу? Убегать от льва? Смешное занятие, если бы, впрочем, оно не было таким жутким.
Гард обнажил меч.
Лев приближался. Уже стало очевидно, что первой своей жертвой он выбрал Барака.
- Обнажай меч, — крикнул Гард. — Мы так просто не сдадимся!
Наверху появились первые бедуины. «Нет, они не успеют к нам», — понял Гард и снова крикнул:
- Обнажай меч!
Но Барак, посмотрев с ужасом на льва, кинул свой меч и бросился бежать по узкому проходу.
Лев радостно помчался за ним в погоню. Еще мгновение, и он прыгнет и разорвет парня.
Не помня себя, Гард закричал, громко и яростно.
От неожиданности лев остановился.
С обнаженным мечом Гард бросился на зверя.
Они прыгнули почти одновременно: человек с мечом и лев.
Комиссар понял, что меч его отлетел в сторону, почувствовал на себя огромное жаркое тело зверя, увидел белые клыки-кинжалы.
И потерял сознание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Был серебряный мертвый свет.
Комиссар шел в этом свете, словно по воздуху, не ощущая почвы под ногами.
«Конечно, — подумал Гард, — почва — это жизнь. Смерть — это когда нет почвы. Все правильно».
Этот вывод обрадовал своей логикой.
В серебряном свете комиссар увидел две фигуры: Михаэль и Азгад.
На Азгаде почему-то был комбинезон — тот самый, в котором комиссар попал в это странное время.
Михаэль и Азгад шли, обнявшись, напоминая не то выпивших, не то просто счастливых людей.
И больше никого не было: только Михаэль, Азгад и Гард.
- А где же еще люди? — удивленно спросил Гард. — Почему в области, находящейся между смертью и вечным покоем, никого больше нет?
- А кто тебе еще нужен? — рассмеялся Михаэль. Азгад добавил:
- На земле мы встречаем огромное количество ненужных людей. Почему ты думаешь, что и после жизни продолжится такая же неразбериха?
Гард подошел к Михаэлю и Азгаду и встал рядом. Комиссару было как-то особенно легко, свободно и даже радостно.
- Помнишь, я говорил тебе, что смерть — не наказание, а избавление? — спросил Михаэль. — Я думаю, что Весть, которую ты обязательно найдешь и передашь Иисусу, должна быть и об этом, — он задумался. — Впрочем, знаешь, мне почему-то кажется, что уже никогда и никому не удастся найти такую Истину, в которую поверят все люди.
- Людям действительно будет трудно объяснить, что жизнь — избавление, — сказал Гард. — Люди боятся смерти.
- А бояться надо жизни, — вступил в разговор Аз-гад. — Жизнь — испытание. Бог говорит об этом, но люди не хотят Его слышать.
Серебряный свет приятно обволакивал, как море. Давал ощущение надежности. Он был тонкий и прозрачный, но почему-то казалось, что на него можно опереться.
Михаэль улыбнулся:
- Видишь, как все получилось. Если тебе на роду написано попасть в область, находящуюся между смертью и вечным покоем, значит, так тому и быть. Помнишь, я говорил тебе о чуде, которое может совершить только Бог? Это чудо свершилось.
Гарда мучил один, главный, вопрос, он все ждал возможности его задать.
И как только Михаэль закончил говорить, комиссар спросил:
- Чего «две» ты имел в виду?
- Две — это дверь. Я спрятал Весть в двери. — Аз-гад виновато улыбнулся. — Я не думал, что на нашем языке слова «две» и «дверь» так похожи.
Гард давно уже перестал задумываться по поводу языков. Он не понимал, ни на каком языке говорят вокруг, ни на каком говорит он сам. Да это было и неважно: главное, что он все понимал.
Комиссар вспомнил, что и римские солдаты, и они с Александром обследовали стены, потолок, пол... А про дверь забыли.
- Дверь... — вздохнул Гард. — Так просто? Михаэль обнял, его и произнес торжественно:
- Ты — и только ты один — должен найти Весть. Ты — и только ты один — должен принести ее Иисусу. У людей есть Весть. И у Бога есть Весть. Их надо соединить, только так родится Истина.
- А что я буду делать с этой Истиной? — спросил Гард.
И тут он увидел человека — Незнакомца, встреченного у берега реки.
Близко ли он был? Далеко? Реальностью ли он был? Тенью?
Здесь, в серебряном свете, не существовало «близко» и «далеко».
Незнакомец шел, казалось, совсем рядом. Но прикоснуться к нему было невозможно.
- Он что, тоже умер? — спросил Гард.
И еще хотел много чего спросить: мол, я думал, он и есть Иисус, и ему надо нести Весть. А если Он здесь, то значит...
Но спросить не успел.
Михаэль сказал:
- Для Него нет смерти. Он показал всем, что смерти нет. Это самый главный в истории человечества пример бессмертия. Но люди не поняли этого. Метафору Его жизни и Воскрешения они прочли неверно. Они решили, что это пример того, как надо достойно принимать муки. Люди Его не поймут. Почему-то людям больше нравится размышлять о Его страданиях, а не о Его Воскрешении.
Незнакомец улыбнулся своей усталой и доброй улыбкой и растворился в серебряном свете.
Но Гард уже и не думал о Нем. Его волновало другое. Он смотрел на свой комбинезон, мешком висящий на Азгаде, и мечтал вернуть этот комбинезон. Понятно, что нет уже на нем ни камеры, ни маячка... Да ничего нет, что могло бы связать комиссара с Землей.
Но, во-первых, вещь — хорошая, надежная, крепкая. А во-вторых, — или, может быть, как раз во-первых? — единственная память о той жизни, в которую неизвестно, вернется ли он.
- Нет, — ответил Азгад на вопрос, который комиссар не задавал.
Гард посмотрел удивленно.
- Нет, комиссар Гард, — повторил Азгад. — Эта вещь уже никогда не будет твоей. Она умерла. То, что люди называют «кожей Божьего Посланника», я перенесу с собой в вечный покой, — Азгад усмехнулся. — Ты пришел в наше время, чтобы стать таким, как мы. И ты должен принести Весть Иисусу. Ты — человек нашего времени, а не XXI века.
Комиссар изумился:
- Вы знаете, кто я?
- Конечно, — ответил Азгад. А Михаэль добавил:
- После жизни время исчезает. То, что люди называют «смертью», на самом деле — вечность. А какое в вечности может быть время? Как безгранично море, так безвременна вечность.
- Значит, вам известно, вернусь ли я снова в свою жизнь, в свое время, в свой век?
Михаэль и Азгад молча кивнули.
- Ну! — закричал Гард. — Скажите: вернусь? Умоляю, скажите!
Он спрашивал, зная, что ему не ответят.
Он понимал, что вторгается туда, куда человеку вторгаться нельзя. И если он, комиссар Гард, не умрет сегодня, то он никогда не узнает о том, что будет с ним завтра. А если узнает, значит, он умер.
Михаэль сказал:
- Бог хочет, чтобы люди были путешественниками, которые исследуют неведомое, а не больными,
дни которых похожи и однообразны, как пейзаж в пустыне. Человек, ведающий свое будущее, заболевает. Поэтому никогда не надо заглядывать в свое будущее, оно само заглянет к тебе.
Михаэль был прав. Спорить с ним было бессмысленно.
- Весть — в двери, — еще раз сказал Азгад. — Отыщи дверь этой комнатки, и в ней ты обнаружишь Весть. Это очень просто.
Гард хотел спросить: «А что это за штука такая, Весть? Как хоть она выглядит? Я тогда плохо разглядел ее, расскажи, опиши, тебе же нетрудно. Я должен знать, что именно мне искать».
Но комиссар не успел задать свой вопрос, Михаэль заговорил первым:
- Возвращайся. Мы дарим тебе еще одну жизнь. Однако запомни: она — последняя. Ты обязан беречь себя. Потому что только ты — и никто другой! — должен найти Весть и передать ее Иисусу. Только ты — и никто другой — должен помочь людям найти Истину.