Страница 29 из 71
Глава 8
НОВЫЕ ЗАДАЧИ
Когда Швенд полностью оправился от ран, он стал большую часть времени проводить в Триесте, несмотря на то что его официальной резиденцией все еще оставался Шлосс-Лаберс. Это было идеальное место для того, чтобы отсюда продолжать действовать исходя из наметившегося вокруг всеобщего убеждения в том, что союзники выиграют войну. Теперь курсы валют всех стран оси должны были неминуемо пойти вниз, в то время как стоимость денег противника, наоборот, обязательно устремится вверх. А самой большой ценностью становились не деньги, а золото в монетах или слитках и драгоценные камни, например алмазы.
Эта неразбериха в экономической ситуации давала изощренному уму Швенда новые возможности для деятельности. Новое фашистское правительство Италии, размещенное в Сало, выпускало собственные деньги, так называемые «лиры Муссолини». Официально за десять таких лир давали одну рейхсмарку. Правительство короля выпускало «лиры Бадольо», официальный обменный курс которых, установленный администрацией союзников, составлял четыреста лир за один фунт стерлингов. Поскольку два правительства Италии не признавали друг друга, не существовало и официального обменного курса между их валютами. Но на черном рынке этот курс, первоначально установленный как две «лиры Муссолини» за одну «лиру Бадольо», постоянно изменялся в благоприятную для валюты правительства Бадольо сторону, по мере неуклонного продвижения войск союзников на север Италии.
Замысел Швенда заключался в переводе уязвимых бумажных денег в твердые ценности. Он продавал «фунты Бернхарда» по гораздо более выгодному, чем официальный, курсу, использовал тенденцию к удорожанию «лиры Бадольо» по сравнению с превращавшейся в мусор валюты Муссолини и эксплуатировал существующие экономические факторы, закупая золото, ювелирные украшения и драгоценные камни, которые в Швейцарии и других нейтральных странах продавались за швейцарские франки, американские доллары и шведские кроны.
Во всем этом была лишь одна загвоздка. После приобретения «лир Муссолини» приходилось прибегать к услугам профессиональных контрабандистов, которые переходили линию фронта по суше или переплывали на небольших судах. Их чересчур большие заработки означали для Швенда потерю собственных прибылей, и поэтому он решил создать собственную организацию контрабандистов. Как-то по случаю ему удалось найти небольшое судно, идеально подходившее для действий в Адриатическом море, которое превратилось, как и предсказывал Фребен, в закрытые воды. Капитан судна по фамилии Сувич родился в Триесте. Несмотря на личную преданность Швенду, огромную ценность в качестве курьера по перевозке фальшивых фунтов стерлингов и наличие широких связей повсюду, имел свою маленькую слабость: он считал себя опытным морским разведчиком. Сувич стал писать пространные донесения, которые оседали в столе Хольтена. Информацию приходилось перепроверять, и, как оказалось, по большей части она представляла собой плод фантазии моряка. Хольтен распорядился, чтобы от донесений Сувича избавлялись, не читая их. Но тот все же оставил свой след в истории.
Швенд расширил свою организацию, приняв туда новых агентов, их помощников и откровенно мелкую рыбешку. В крупных центрах, действовавших на определенной территории, работало примерно до полдюжины сотрудников, в более мелких — по одному-двое. Организация Швенда работала настолько успешно, что во всей Италии и части Балкан «фунт Бернхарда» вскоре превратился чуть ли не во вторую официальную валюту, которая ценилась гораздо больше, чем государственные деньги. Сам Швенд, несмотря на значительные накладные расходы, получал огромные суммы, которые теперь, после былых страхов за имущество в Аббации, предпочитал инвестировать в недвижимость, банки и ценные бумаги.
Для того чтобы удовлетворить всевозрастающие потребности в купюрах достоинством вплоть до пятидесяти фунтов стерлингов, Крюгеру пришлось пойти на увеличение штата сотрудников в концлагере Заксенхаузен. К уже существующему блоку добавился новый под номером 18, который тоже был изолирован от других строений в лагере. Число сотрудников пришлось увеличить с сорока до ста сорока человек. Выпуск готовой продукции достиг четырехсот тысяч банкнотов в месяц. Структура производства была организована по отделам, каждый из которых отвечал за свой цикл процесса: гравировка, печать и сортировка. Отвечающий за обработку и хранение готовых купюр Штейн, высокий мужчина с педантичным складом характера, был недоволен прежней технологией состаривания денег. Он предложил свой собственный процесс, который был опробован и с осени 1943 года поставлен на поток.
Когда от Крюгера поступал запрос на большую партию денег, Штейн сначала просто произвольно отбирал нужное количество банкнотов, номера некоторых из которых шли в строгой последовательности. Затем он отбирал примерно сорок — пятьдесят человек, которые на данный момент были свободны от работ. В такие бригады могли быть включены даже представители «элиты», например берлинец Макс Бобер, который называл жизнь в Заксенхаузене «раем» по сравнению с Бухенвальдом, где ему довелось отбывать наказание в течение нескольких лет до этого, или Северин Тифенбах, гравер из Лодзи. Штейн ставил этих людей в две линии, и они занимались тем, что передавали купюры из рук в руки для того, чтобы сделать их более грязными и замасленными. Некоторые участники цепочки просто терли купюры пальцами, другие должны были сгибать их посередине. На некоторые банкноты с помощью оголенной проволоки наносились проколы. В бригаде были и специалисты, которые настоящими английскими чернилами наносили на купюры английские имена и адреса, тщательно копируя английскую манеру почерка. Наконец, на самом последнем этапе имитировалась характерная для английских кассиров привычка указывать карандашом на лежащей сверху купюре общую сумму банкнотов в пачке. Такой процесс ручной обработки позволял создавать впечатление, будто бы деньги не были только что изготовлены, а уже несколько лет находились в свободном обороте.
Как-то Крюгеру поручили подготовить в Заксенхаузене большую сумму денег для административного отдела VI управления РСХА. Помещение отдела очень напоминало комнату дежурной смены полицейского участка: окна с металлическими решетками, территория, поделенная пополам с помощью застекленной деревянной перегородки, большой тяжелый сейф и массивный деревянный прилавок, отделявший заявителей от дежурного унтер-офицера. Именно ему Крюгер и вручил очередную партию. Дежурный без лишних вопросов написал расписку о получении денег, даже не пытаясь проверить сумму.
— Я уверен, что здесь все должно быть в порядке, — заметил он с равнодушной улыбкой.
Крюгер несколько минут поболтал с этим человеком на посторонние темы, а потом, скорее просто раздумывая, чем задавая вопрос, проговорил:
— Что же происходит потом с этими деньгами?
Офицер лукаво посмотрел на коллегу, подошел к перегородке и, предварительно убедившись, что за ней никого, кроме Крюгера, не было, открыл дверь, впустил Крюгера в свою комнату и попросил его помочь положить партию денег в сейф, дверцу которого распахнул театральным жестом. Крюгер не мог поверить собственным глазам: на массивных полках были аккуратно сложены золотые слитки, пачки настоящих английских фунтов, швейцарских франков и американских долларов. Три из пяти выдвижных ящичков-отделений в сейфе были наполнены золотыми монетами, в двух остальных хранились драгоценности. Остолбеневший Крюгер, онемев от изумления, наблюдал за всем этим богатством, пока привезенная им партия не исчезла в недрах сейфа, а затем дверца не захлопнулась. Дежурный задумчиво проговорил:
— Конечно, мне ничего точно не известно, но иногда и я задумываюсь, нет ли связи между вашим грузом и всем этим богатством. Впрочем, вам, как и мне, остается только догадываться.
Строя собственные умозаключения, Крюгер решил, что его люди, которые вносили свой вклад в борьбу, заслуживали некоторого поощрения со стороны официальных властей. В любом случае несколько наград очень способствовали бы поднятию общего морального духа. Поэтому он положил на стол Шелленбергу представление о награждении некоторых членов своей команды медалями, которое тот, впрочем, немедленно отклонил. Шелленберга вовсе не интересовали такие мелкие детали.