Страница 36 из 36
Я тоже промолчал: я знал, что охотники не одобрят нашего плавания, — такая огромная белуха была хорошей добычей…
Осенью я вернулся на Большую землю, а еще через год охота на дельфинов была запрещена.
Но сперва ей изменили такие люди, как Гриша Ардеев. И я рад, что был свидетелем его измены.
Два радиста
Служили на Охотском море два радиста. Один — на рыбачьем сейнере «Волна», второй — на грузовом пароходе «Пугачев».
Рано утром садился радист «Пугачева» за черный металлический ящик с блестящими ручками — радиостанцию, включал ее и начинал передачу. Он нажимал пальцами то коротко, то длинно на медный рычажок — радиоключ, и в воздух летели то короткие, то длинные гудочки: пии-ии-пии-пи-пи…
И бывало, что радист «Волны» в это время надевал наушники, слышал сигналы и, привычно складывая их в буквы и слова, читал:
— «П-е-р-е-д-а-ю д-л-я в-а-с п-о-г-о-д-у…»
Потому что именно так радисты всего мира разговаривают друг с другом.
— Куда идете?
— На Камчатку.
— А мы на Сахалин.
Вот и весь разговор.
Но однажды случилась беда. Сейнер наскочил в тумане на камни, пробил себе дно и стал тонуть.
Рыбаки бросились к насосам. Напрасно — холодная вода все равно заполняла судно.
— Не успеваем откачивать воду, — сказал капитан. — Надо звать помощь.
А радист был уже в своей каюте. Стоя по пояс в воде, он отвинчивал от стола радиостанцию.
Вода в каюте поднималась все выше и выше, а радист все работал. Он сломал отвертку, до крови ободрал пальцы, но все-таки снял станцию и вытащил ее на палубу.
Пии-пи-пи… — полетели в воздух тревожные гудочки.
Но на этот раз они были слабые-слабые: станция отсырела и работала плохо. Никто не отвечал радисту.
Волны бормотали уже у самой палубы.
— Видимо, помощь не вызвать, — сказал капитан.
И вдруг радист услышал в наушниках знакомые сигналы. Это отвечал «Пугачев». Никто на всем море не смог разобрать слабых сигналов «Волны», а радист «Пугачева» разобрал. И тогда он стал повторять их, работая на своей сильной станции:
«Всем! Всем! Всем!»
Теперь по всему морю, на всех кораблях слышали громкие и ясные, звучавшие как команда, сигналы:
«На помощь! На помощь!»
Четыре парохода, три катера, два гидросамолета свернули с пути и направились к «Волне».
«Пугачев» тоже спешил. Он обогнал другие корабли и первым пришел к месту аварии.
«Волны» уже не было видно. Над водой торчали только ее мачты. За них держались, плавая на спасательных кругах, люди.
Рыбаков вытащили. Когда они, сменив одежду, собрались в каюте парохода, радист «Пугачева» спросил:
— Ну, где же ваш радист? Наконец-то мы с ним встретились!
— Его нет, — ответили рыбаки. — Он работал в воде, простудился и заболел. Час назад прилетал гидросамолет и забрал его. Вот это он просил передать вам.
И один из рыбаков протянул радисту сложенный вдвое листок бумаги. Сверху на листке было написано: «Моему лучшему другу».
И никакой фамилии. Потому что у радистов всего мира вместо фамилий короткие позывные сигналы: пии-пи-пи…
Как достали якорь
На причале Владивостокского порта я ждал посадки на теплоход. Порт гудел.
«Иду-у-у!» — предупреждал здоровенный пароходище, влезая в гавань.
«Пить! Пить!» — свистел катер-водолей, предлагая судам пресную воду.
«Гру-у…» — поднимал рукастый кран бадью с углем.
«…жжу!» — высыпал ее в трюм парохода.
Задрав голову, я смотрел, что делается на этом пароходе. Я уже знал: готовится очень важный рейс. Надо срочно доставить на остров, где было землетрясение, врачей, уголь, хлеб.
Все было готово к отплытию. Оставалось только сменить якорь. Новый уже лежал на причале.
Подошел кран, зацепил его крюком и понес над водой к пароходу. Вдруг якорь сорвался и — бултых! — ухнул в воду.
На причале все зашумели, замахали руками. Неужели пароход задержится?
Портовые рабочие пригнали лодки и стали шарить по дну баграми, но ничего не нашли.
Тогда спустили водолаза. Водолаз был в медном шлеме и тяжелых свинцовых башмаках. Он медленно слез с причала в воду и побрел по дну, то и дело останавливаясь и выпуская клубы белых пузырей.
— Легкого надо, легкого! — закричали в толпе. — Вон легкий!
«Какого легкого?» — подумал я и увидел, что прямо на меня плывет под водой огромная лягушка. Мелкие рыбешки, как брызги, разлетались от нее во все стороны.
Я невольно попятился.
Лягушка всплыла, высунула голову из воды и посмотрела на меня. И тут я понял, что передо мною обыкновенный человек. Только на ногах у него зеленые лягушачьи ласты, а на лице резиновая маска. Изо рта к баллончику на спине тянулись трубки.
— Что случилось? — спросил человек-лягушка, сняв маску.
Ему наперебой стали объяснять, где упал якорь.
Человек снова надел маску и нырнул.
Так вот что кричали люди! Они требовали легкого водолаза, без шлема и башмаков, — подводного пловца, а не пешехода.
Этот водолаз и верно двигался куда быстрее первого. Тенью прошел вдоль причала, нырнул в две-три ямины и, наконец всплыв, замахал руками.
Якорь был найден.
Крановщик опустил крюк на дно, оба водолаза зацепили им якорь, и тот, роняя на причал капли воды и грязи, снова поплыл по воздуху к пароходу.
Там его приклепали к тяжелой цепи. Пароход заревел сиреной, закрутил винтами воду и ушел в море.
Крабы в перчатках
Однажды весной вместе с чайками в Баренцево море прилетели необычные гости.
Низко над самыми сопками прошел серебристый самолет, пробежал по аэродрому, взревел последний раз моторами и затих.
Из самолета стали выгружать гостей. Гости не простые — в ящиках. На каждом ящике надпись: «Камчатка», «Срочный груз» — и нарисована рюмочка. Это значит: «Осторожно — не ронять!»
Сняли ящики, погрузили в автомашину, повезли на берег моря.
На берегу ящики стали распечатывать. Снимут верхние доски, посмотрят, все ли в порядке, — и бултых содержимое на брезент.
Не разбили?
Нет. Его не разобьешь.
В ящиках — крабы. Камчатские, длинноногие, колючие.
Только маленькие.
Это еще и не крабы, а крабишки, крабовы детеныши.
Лежат друг на дружке, как яблоки, шевелят глазами, норовят друг друга клешней за ногу ухватить.
Клешни у крабишек крепкие: ухватит, повернет — и нет ноги.
Поди, половина без ног прилетела?
А вот и нет! Все с ногами. На каждой клешне у крабят по кусочку резиновой трубки. Это им на Камчатке надели. Так драчуны в перчатках и летели.
Здесь, на Севере, будет их новый дом.
Торопятся люди, перебирают крабов — с клешней сдирают трубочки, относят путешественников на причал.
Перчатки сняли? Теперь бегом в воду!
Про пингвинов
Как-то наш пароход плавал в антарктических водах.
Нам понадобилось подойти к льдине. А на ней черным-черно — пингвины.
Увидев судно, которое медленно приближалось, птицы забеспокоились. По очереди стали подбегать к краю льдины и смотреть в воду. Смотрят, а прыгать почему-то боятся. Должно быть, поблизости шныряла косатка или плавал клыкастый тюлень.
И вдруг несколько пингвинов образовали кружок — устроили совещание. Поговорили, поговорили и стали чего-то ждать. Ждали, ждали, дождались. Один из пингвинов снова подошел к краю льдины. Заговорщики подбежали к нему и… столкнули в воду.
Стоят, смотрят. Жив, плавает… Значит, никакой опасности нет. И как горох — в воду!