Страница 3 из 41
Значение особых отделов в то время хорошо видно из следующего факта: 18 августа 1919 года по решению ЦК РКП(б) начальником (председателем) Особого отдела ВЧК был назначен по совместительству председатель ВЧК и нарком внутренних дел РСФСР Феликс Эдмундович Дзержинский, в июле 1920 года его сменил на посту начальника Особого отдела ВЧК Вячеслав Рудольфович Менжинский, будущий председатель ОГПУ. Ранее Менжинский был особоуполномоченным Особого отдела ВЧК, наряду с ним среди занимавших эту должность были ставшие впоследствии крупнейшими руководителями органов ОГПУ — НКВД Артур Артузов и Яков Агранов. Делопроизводством и другими организационными делами в Особом отделе ВЧК заведовал Управляющий делами Генрих Ягода, будущий первый нарком внутренних дел СССР, переведенный в 1919 году в ВЧК из Высшей военной инспекции Красной Армии.
Заслуги сотрудников особых отделов в Гражданской войне были отмечены 20 декабря 1922 года приказом РВСР о награждении Особого отдела ГПУ орденом Красного Знамени.
В то же время обособленное положение особых отделов ставило их в сложные отношения с другими подразделениями ВЧК, государственными и партийными органами. В феврале 1920 года Дзержинский отмечал, что «не удалось наладить взаимоотношений между губернскими ЧК и особыми отделами». В июне того же года в письме Менжинскому из Харькова Дзержинский писал о «черной кошке» между Особым отделом и Президиумом ВЧК и призывал своего заместителя «стать патриотом ВЧК как единого боевого органа и не проводить линии обособления». В августе того же года член Коллегии ВЧК, полпред ВЧК в Туркестане Яков Петерс писал:
«ОО не существуют при ЧК…, а ЧК существуют при особых отделах».
Из сложившейся ситуации в декабре 1920 года в письме председателю Центрального управления ЧК Украины Василию Манцеву Феликс Эдмундович сделал следующие выводы:
«…Особое существование ЧК и особых отделов при отсутствии внешних фронтов доведет до драки и упадка… в конечном счете особых отделов не должно быть… Органы ВЧК на местах должны быть едины, и базой их должна быть местная власть. Только там, где есть особые политические соображения не передавать всей власти местным советским органам, можно оставлять особые отделы для свободы действий центральной власти… Никаких окружных особых отделов… армейские особые отделы (подвижные, а не территориальные, приспособленные для войны, а не для мира)».
Известный историк органов госбезопасности полковник Василий Коровин отмечает: «Практика деятельности особых отделов показала, что они нарушали законность, превышали свои полномочия, необоснованно арестовывать военнослужащих, особенно из числа бывших военных специалистов…»
В такой непростой структуре начинал свою чекистскую службу Эйтингон. После ликвидации Особого отдела укрепрайона Эйтингон переходит на аналогичную должность уполномоченного по военным делам в Гомельскую губернскую ЧК, где затем становится помощником заведующего секретно-оперативным отделом, а вскоре заведующим этим отделом, членом коллегии и заместителем Николая Волленберга — председателя ГубЧК.
Основной задачей гомельских чекистов была борьба с бандитизмом, как политическим, так и уголовным, и польским шпионажем. Брутальные бандиты и лощеные офицеры разведки новой Речи Посполитой дружно работали против большевиков. В мае 1921 года чекисты, внедрив своего агента, раскрыли в Гомеле Западный областной комитет «Народного союза защиты Родины и свободы», который распространил свою деятельность на Белоруссию и Северо-Запад РСФСР. «Союзом» руководил знаменитый Борис Савинков, в дореволюционном прошлом — один из лидеров Боевой организации эсеров, подготовивший ряд терактов против сановников Николая И, а с 1917 года — ярый враг большевиков, сподвижник Корнилова, Деникина и Колчака, организатор кровавого Ярославского мятежа в июле 1918 года. Против большевиков он готов был договариваться с Черчиллем, Муссолини, Петлюрой, Пилсудским… с кем угодно. Что и делал.
Штаб савинковской организации находился в Варшаве. Сам Борис Викторович поддерживал контакты с сотрудниками военных миссий Франции, Англии, США и Италии. Наиболее активно именно польское правительство поддерживало Савинкова и его «Союз». Из Польши на советскую территорию забрасывались вооруженные отряды, состоявшие из остатков «интернированных» армий Булак-Балаховича, Перемыкина и Петлюры. Вооружение отрядов и их перевозку по железным дорогам оплачивало польское военное ведомство, переброску через границу осуществляли сотрудники польской разведки — офензивы и жандармерии. Планируя в августе 1921 года всенародное восстание, «Союз» разделил советскую территорию на три «полосы». Гомель входил в южную «полосу» вместе с Минском и Орлом.
Всеобщее выступление не состоялось, но на советскую территорию отряды «Народного союза защиты Родины и свободы» все-таки проникали, и это стоило жизни сотням жителей БССР и Северо-Запада РСФСР. Только в занятом бандой полковника Сергея Павловского городе Демянске Новгородской губернии было убито 192 человека. Уничтожались пограничные заставы, советские, партийные, хозяйственные учреждения в городах, захватывались поезда. И все это при содействии правительства Польской республики, еще до переворота Пилсудского. Некоторые современные российские историки и публицисты пишут (с осуждением) о так называемой «активной разведке» — партизанских операциях, которые проводились советской военной разведкой (Разведуправление Красной Армии) против польских властей на территории Западной Белоруссии до 1925 года. Но не следует забывать и о савинковцах и их покровителях из Варшавы и Парижа.
Вот около ста сотрудников этой замечательной организации — членов Западного областного комитета (среди них были губернский и уездный военкомы, военный комендант города), закордонных курьеров и т. п. и арестовали гомельские чекисты. В Гомеле в связи с операцией, получившей, кстати сказать, высокую оценку Дзержинского, побывали сотрудники Особого отдела ВЧК Сергей Пузицкий и Игнатий Сосновский. В расследовании этого дела, именовавшегося «Крот», Эйтингон принимал участие. Имел он прямое отношение и к аресту в мае того же 1921 года в Минске уполномоченного «Союза» Эдуарда Опперпута-Стауница, бывшего помощника начальника штаба войск внутренней службы Западного фронта. Но не только такой оперативной работой занимался Эйтингон. В течение всего 1921 года он выезжал с чекистским отрядом на места непосредственной ликвидации вооруженных банд. Дело это было опасное. В октябре 1921 года в местечке Давыдовка Эйтингон получил тяжелое ранение в левую голень, после чего два месяца лечился в госпитале. По семейным преданиям, врачи настаивали на ампутации ноги. Эйтингон, уже лежавший на операционном столе, вынул маузер. Этот довод убедил медиков.
В декабре 1921 года председателя Гомельской ГубЧК Николая Волленберга перевели в Стерлитамак на аналогичную должность в ЧК Башкирской автономной республики. Вместе с собой он, как это бывает во все времена, пожелал взять своих подчиненных, в том числе своих заместителей — начальника секретно-оперативной части Владимира Алексеева и Наума Эйтингона. Закончился первый период службы Эйтингона. Молодой чекист познакомился в Гомеле с председателем ВЧК — Феликсом Эдмундовичем Дзержинским (утверждения некоторых авторов, относящих их первую встречу ко времени побега Дзержинского из ссылки, неверны: последний, третий побег Феликса Эдмундовича из Сибири состоялся в 1909 году, когда Эйтингону было 10 лет, да и маршрут беглого ссыльного не проходил через Шклов).
Новое назначение Эйтингона несколько застопорилось. В Москве, куда он прибыл для утверждения, вопрос решился положительно. Однако сразу выехать ему не удалось — открылась рана и он еще два месяца пролежал в Москве в госпитале. Боли в ноге и легкая хромота остались до конца жизни.
Башкирия
После выздоровления в марте 1922 года Эйтингон выехал в Стерлитамак, где и приступил к выполнению обязанностей члена коллегии Башкирского отдела ГПУ. Вскоре башкирские чекисты вместе с правительством республики переехали в Уфу — новую столицу автономии.