Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 25



Арвид Харнак впервые вступил в контакт со своим единомышленником Шульце-Бойзеном в 1935 году, однако их тайное сотрудничество началось лишь пять лет спустя. К тому времени лейтенант «люфтваффе» возглавлял группу в составе примерно 20 человек, объединенных намерением свергнуть Гитлера. В кружке Шульце-Бойзена среди тех, кто имел непосредственный доступ к военным секретам «третьего рейха», были высокопоставленный начальник контрразведки в министерстве авиации по фамилии Гетц и майор Грегор, тайный коммунист, который был офицером связи у Геринга, отвечающим за контакты с министерством иностранных дел. Еще одним важным источником из сети Шульце-Бойзена был человек под псевдонимом «Швед» (не путать с Орловым, который носил такой же псевдоним). Это был капитан, имя которого не приводится в архивах, но он был личным адъютантом фельдмаршала фон Листа, командующего германскими войсками на Балканах[132].

Военная информация, которую Шульце-Бойзен начал передавать через Харнака в Москву, вскоре стала настолько важной, что 15 марта 1941 г. Центр приказал Короткову вступить в прямой контакт со «Старшиной» (псевдоним, присвоенный Шульце-Бойзену), чтобы поощрить его к созданию самостоятельной агентурной сети.

«В прошлый четверг „Корсиканец" свел нас со „Старшиной", — сообщил Короткое из Берлина 31 марта. — „Старшина" прекрасно понимает, что он имеет дело с представителем Советского Союза, но не по партийной линии. Впечатление такое, что он готов полностью информировать нас о всем ему известном. На наши вопросы отвечал без всяких уверток и намерений что-либо скрыть. Даже больше того, он, как видно, готовился к встрече и на клочке бумаги записал вопросы для передачи нам». В то же время Короткое постарался полностью выполнить совет Харнака относительно того, как обращаться с Шульце-Бойзеном[133].

«Нас „Корсиканец" предостерегал о необходимости полностью избегать того, чтобы у „Старшины", этого, как он характеризует, пылкого декабриста, не оставалось чувства того, что его партийная работа, которую он, „Старшина", обоготворяет, превращается в простой шпионаж, — сообщал он Центру. — В противовес „Корсиканцу", который строит большие планы на будущее и подготовляет своих людей на то время, когда к власти придут коммунисты, „Старшина" нам кажется более боевым человеком, думающим о необходимости действий для достижения того положения, о котором мечтает „Корсиканец"»[134].

Как показывают досье «Корсиканца» и «Старшины», после установления прямого контакта НКВД с Шульце-Бойзеном и освобождения Харнака от роли промежуточного звена работа обоих источников стала более продуктивной. Именно через чету Харнак Шульце-Бойзен установил контакт с писателем и сценаристом Адамом Кукхоффом. Его жена Грета когда-то была студенткой университета штата Висконсин, а сам Кукхофф был лидером антифашистского кружка, называвшего себя «творческой интеллигенцией». Через двоюродного брата Харнака они также установили связь с тайной социал-демократической оппозицией Гитлеру, которую возглавлял Карл Герделер, бывший мэр Лейпцига, впоследствии казненный за участие в заговоре против Гитлера в июле 1944 года. Еще одним членом кружка Кукхоффа был Адольф Гримме, известный социал-демократ и товарищ профсоюзного деятеля Вильгельма Лейшнера, в состав собственной подпольной оппозиционной группы которого входил шеф берлинской полиции (Polizei-Prasident) граф Вольф фон Гельдорф, собравший досье компрометирующих материалов на нацистское руководство[135].

Потенциальная ценность такой группы для советской разведки была весьма значительной. 19 апреля 1941 г. по приказу Центра Короткое организовал через Харнака встречу с Кукхоффом. Сценарист с готовностью согласился сотрудничать с русским представителем и снабжать его информацией; ему был присвоен псевдоним «Старик». Его группа стала третьим важным компонентом берлинской сети «Красной капеллы», как это видно из схемы, находящейся в досье «Корсиканца». Решение начать использовать в качестве источников разведданных эти взаимосвязанные группы антифашистов далось Москве нелегко вследствие того, что их аморфность и разветвленность нарушали строгие правила безопасности, в соответствии с которыми НКВД обычно управлял своими агентурными сетями. Однако потребность в информации в те весенние месяцы 1941 года, когда приходили все более зловещие подтверждения приближающегося нападения на Советский Союз, объясняет, почему Центр позволил Короткову выступить в роли куратора для всех трех сетей, используя псевдоним «Степанов» в своей секретной переписке с Москвой[136].

Досье «Старшины» показывает, насколько точным источником разведывательной информации был Шульце-Бойзен, когда дело дошло до передачи военной разведывательной информации в преддверии немецкого вторжения 22 июня. Доступ к военным секретам обеспечивала ему работа в министерстве авиации, где он обрабатывал секретные разведывательные донесения германских военно-воздушных атташе. Глубокие и подробные разведданные, которые он передавал Короткову, не только относились к вермахту, но и давали Москве возможность заглянуть в операции германской разведки против Соединенных Штатов, как это видно из доклада от мая 1941 года, полученного из берлинской резидентуры!

«„Старшине" доподлинно известно, что американский военно-воздушный атташе в Москве является германским агентом. Он передает разведывательные сведения немцам, получаемые им, в свою очередь, от своих связей в СССР, и в первую очередь от американских граждан, работающих в советской промышленности. „Степанов" просит об осторожности при использовании этих сведений, т. к. „Старшина" — одно из немногих лиц, которым известно, что американец — немецкий агент»[137].

Цецтр проверил информацию о военно-воздушном атташе США в Москве и телеграфировал Короткову подтверждение, что «сведения «Старшины» об американском военно-воздушном атташе отчасти подтверждаются нашими данными». Именно через Шульце-Бойзена Москва узнала, что иранский военный атташе в Берлине продал англичанам свои услуги в качестве агента и что немцы раскололи иранскую систему шифровки, уговорив торговца коврами, чтобы он выкрал для них коды в обмен на право ввоза в Берлин и продажу там своего товара[138].

Архивные документы НКВД показывают также, насколько точной и разносторонней была развединформация, служившая предупреждением о нападении Германии на Советский Союз, которую поставляли «Корсиканец» и «Старшина». Нельзя не удивляться тому, что все предупреждения были оставлены Сталиным без внимания. Краткий перечень их сообщений, полученных V отделом Главного управления государственной безопасности с сентября 1940 по июнь 1941 года, насчитывает одиннадцать страниц в досье «Корсиканца», что составляло целый разведывательный план приближающегося германского вторжения[139].

Когда наступил январь 1941 года, Москва получила предупреждение о том, что «люфтваффе» намеревается предпринять разведывательные полеты вдоль границы и над Ленинградом. В последующие недели Геринг перевел русский сектор в активный оперативный отдел штаба ВВС, а в армии начали распределять карты промышленных объектов в СССР. К марту поступило известие, что Гитлер решил назначить дату вторжения на один из весенних месяцев, поскольку русские в таком случае не смогут сжечь на полях все еще зеленые посевы пшеницы, с которых немцы предполагали собрать урожай. ОКВ предсказывало, что Красная Армия сможет сопротивляться вермахту чуть более недели, а затем будет разбита;- Украина будет оккупирована, в результате чего Советский Союз лишится своей промышленной базы. В Москву было также, направлено подтверждение того, что кампания против Англии откладывается, и сообщалось о продвижении германских сил на Восток. К апрелю Шульце-Бойзен сообщил Москве, что разработка планов боевых операций «люфтваффе» завершена и что их основными задачами будет уничтожение железнодорожных узлов в западной части СССР, нанесение сокрушительного удара по Донецкому угольному бассейну и авиационным заводам в районе Москвы. К маю было ясно, что нападение, первоначально планировавшееся на этот месяц, было отложено по меньшей мере на четыре недели. В июне «Корсиканец» сообщил, что время начала операции надвигается, и передал список германских чиновников, назначенных на должности, чтобы взять в свои руки рычаги управления экономикой на завоеванной территории России[140].

132

Дело «Старшины» (Шульце-Бойзена) № 34122, т. 1, с. la. АСВРР.

133

Сообщение Короткова в Центр 31 марта 1941 г. Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 217, АСВРР.

134



Там же.

135

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 327, АСВРР.

136

«Корсиканец», «Старшина» и «Старик» знали друг друга, и было бы невозможно изолировать работу каждого из них. О существовании этой агентурной сети знал еще только один человек в Берлине — резидент НКВД Амаяк Кобулов, который мог быть вторым человеком для связи с ней. Однако, согласно информации, полученной из гестапо, он находился под плотным наблюдением, и поэтому Центр запретил ему контактировать с кем-либо из этих трех агентов. Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 347, АСВРР.

Кобулов стал резидентом в Берлине благодаря хорошим связям с руководством НКВД. Но старые разведчики, сразу же увидев, что ему недостает оперативного опыта и профессионализма, утратили к нему доверие. Это подтверждается замечанием, содержащимся в его личном деле: «Как только речь заходит о «Захаре» (псевдоним Кобулова), Судоплатов (заместитель начальника службы разведки) и Журавлев (начальник немецкого отдела) просто машут руками». Дело «Захара» № 15952, т. 1, с. 41, АСВРР.

137

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 183, АСВРР.

138

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 120, с. 183—184А, АСВРР.

139

Там же, т. 2, с. 23–30, АСВРР.

140

Там же.