Роковые иллюзии

«Ценные документальные материалы по валютному хозяйству Германии, секретные сводные таблицы всех вложений Германии за границей, внешней задолженности Германии, секретные номенклатуры товаров, подлежащих ввозу в Германию, секретные торговые соглашения Германии с Польшей, прибалтийскими странами, Ираном и другими, ценные материалы с заграничной номенклатуре министерства пропаганды, внешнеполитического ведомства партии и других организаций. О финансировании разных немецких разведывательных служб в валюте и т. д…»[118].

Помимо разведывательных данных, поступавших от самого Харнака и от источников его собственной агентурной сети, его досье в НКВД показывает, что он помогал советским тайным агентам выбирать и вербовать других ценных независимых агентов. Одним из них был Карл Беренс, работавший в проектно-кон-структорском отделе «АЭГ», важнейшего германского подрядчика в области тяжелого электромашиностроения. В 1935 году Харнак свел советскую разведку с этим человеком, тайно сочувствовавшим коммунистам (ему был дан русский псевдоним «Лучистый») и впоследствии предоставившим многочисленные технические чертежи, позволившие русским развить собственную отрасль электромашиностроения[119].

Безнаказанность действий Харнака, создававшего свою агентурную сеть, во многом объясняется тем, что Центр имел возможность следить за работой гестапо через своего агента Вилли Лемана. Однако сообщения этого важнейшего информатора, действовавшего под псевдонимом «Брайтенбах», и информация, поступавшая в Москву от Харнака, прервались летом 1938 года вследствие организованной по инициативе Сталина чистки рядов НКВД, унесшей тысячи жизней представителей старой гвардии ЧК[120].

Орлов избежал кровавой расправы, постигшей многих из его коллег по Иностранному отделу, бежав из Испании, в то время как отзыв некоторых самых опытных офицеров-оперативников НКВД и расправа с ними привели в хаотическое состояние руководство сетью тайных агентов. Одной из наиболее сильно пострадавших агентурных сетей оказалась сеть Харнака: пятеро из восьми офицеров разведки, имевших к ней отношение, были отозваны в Москву и расстреляны по ничем не подкрепленным обвинениям в государственной измене. Практически каждый офицер, связанный с легальной и нелегальной резидентурами НКВД в Германии, пал жертвой сталинской паранойи. Что же касается передачи информации в Центр, то деятельность берлинских агентурных сетей прекратилась полностью. Харнак и другие немецкие источники обнаружили, что все контакты с Советским Союзом обрублены. Учитывая важность информации, которую они могли бы передавать из самого сердца «третьего рейха» в то время, когда Сталин вел переговоры о союзе с Гитлером, было очевидно, что «Большой хозяин» «отрезал себе нос, чтобы досадить лицу». «Большая чистка» лишила Кремль точной разведывательной информации о намерениях германской внешней политики именно на те два года, которые предшествовали решению Гитлера ввергнуть Европу в войну.

В течение 15 месяцев, с июня 1938 по сентябрь 1940 года, Харнак понапрасну ждал условного телефонного звонка, который вызвал бы его на встречу с новым офицером-куратором. Контакт Харнака с Москвой восстановился только утром 17 сентября, когда высокий худой человек постучал в дверь его берлинской квартиры на Войрштрассе, 16[121].

Ранний гость, представившийся как Александр Эрдберг, был офицером разведки НКВД, которого в августе 1940 года направили под дипломатическим прикрытием на должность третьего секретаря советского посольства в Берлине. Это был русский разведчик, личность которого была неправильно установлена гестапо и о котором впоследствии упоминалось в книге «The Rote Kapelle: The CIA's History of Soviet Intelligence and Espionage Networks in Western Europe 1936–1945» как о «русском, который завербовал Ар-вида Харнака примерно в декабре 1940 года в Берлине»[122]. Однако, как показывают архивные документы НКВД, к тому времени Харнак уже был советским агентом на протяжении более пяти лет.

Доступ к архивам НКВД позволяет взглянуть на «Красную капеллу» в новом свете. На основе захваченных архивов гестапо считалось, что эта важная советская агентурная сеть в Германии представляла собой в основном военную разведывательную операцию, проводившуюся Красной Армией. Теперь же стало ясно, что создание ее самого важного компонента, то есть берлинской сети, было операцией НКВД. Советские архивы раскрывают также, что бывший помощник Орлова Александр Короткое, известный коллегам как «Саша», получил первое назначение на оперативную работу в 1933 году в качестве заместителя Орлова в нелегальной группе ИНО ОГПУ во Франции, о чем рассказывается в последующей главе. Как показывает досье Короткова, путь, который он прошел до того, как стал одним из лучших офицеров советской разведки, был весьма необычным даже для тех непредсказуемых времен. Короткое начал свою карьеру на Лубянке в качестве монтера по лифтам в хозяйственном отделе. Он был рекомендован в Иностранный отдел личным секретарем Ягоды Вениамином Герсоном, с которым вместе тренировался в спортивном клубе ОГПУ «Динамо». Короткова не затронула чистка, которая стоила жизни его другу Герсону и отправила в изгнание его наставника Орлова. Он поднялся по иерархической лестнице Лубянки и в начале 50-х годов стал начальником управления нелегальной разведки КГБ[123].

Короткое учился мастерству управления агентурными сетями, работая с Орловым в Париже. Затем, перед «посещением» Норвегии и Дании в 1939 году, он работал в Германии. Он был высок и худ, и весьма уместно его первый оперативный псевдоним был «Длинный». Он обладал гибкостью и выносливостью — как духовной, так и физической. После того как Ягода был смещен с поста в результате чистки, дружба с секретарем бывшего шефа НКВД поставила его под подозрение, которое мешало карьере Короткова до 1939 года, и он был безапелляционно уволен со службы. Он отреагировал на это так, как немногие из его современников осмелились бы сделать: он оспорил решение об увольнении. В письме руководителям НКВД он поставил под вопрос причину своего увольнения, и, к его большому удивлению, приказ был отменен. Не прошло и несколько недель, как Короткову было поручено одно из самых важных заданий за всю его карьеру: он был направлен в Германию с целью восстановления контакта Московского центра с «Корсиканцем». Ему также было поручено восстановление связи еще с одним берлинским источником, который можно назвать лишь псевдонимом «Фюрст»[124].

Бывший помощник Орлова появился на пороге дома Харнака сентябрьским утром 1940 года. Короткое заверил «Корсиканца», что он «друг Гиршфельда», который очень нуждается в помощи Арвида. Согласно докладу в Москву, Харнак встретил его настороженно и подозрительно, опасаясь, что посетитель может оказаться гестаповским провокатором. Поэтому Эрдберг, как Короткое называл себя, не задавал никаких вопросов при первой встрече. Вместо этого, прежде чем попрощаться с «Корсиканцем», он предложил ему встретиться через несколько дней.

В тот же вечер Короткое отправил шифрованную телеграмму из советского посольства на Унтер-ден-Лин-ден в Центр. В ней сообщалось, что ему удалось восстановить контакт с «Корсиканцем», и он предлагал приехать на встречу с Харнаком в машине и тайно отвезти его в советское посольство, чтобы доказать ему, что Короткое действительно является «другом Гиршфельда»[125].

План Короткова был одобрен, и, как только Харнак понял, что он имеет дело с подлинным советским офицером разведки, он объяснил причину своей настороженности при первой встрече. Шесть месяцев назад, в марте, относительно него имело место расследование со стороны тайной полиции, после того как берлинское гестапо получило анонимный намек, что в министерстве экономики работает советник правительства, который раньше сочувствовал коммунистам. По словам Харнака, гестапо провело очень тщательное расследование, поскольку он был правительственным советником, отвечавшим за торговую политику в американской секции, и имел допуск к секретам и право подписи секретных документов. Однако благодаря «железному» прикрытию, которое было им создано, он убедил их в том, что является образцовым нацистским чиновником, и гестаповские следователи скоро зашли в тупик. Подозрения были с него сняты как злобная попытка подмочить репутацию Харнака[126]. Однако связанные с этим переживания были мучительными.

118

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 37, АСВРР.

119

Там же.

120

Дело «Брайтенбаха» № 2802, АСВРР.

121

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 37, АСВРР.

122

«CIA, Rote Kapelle», р. 275.

123

Герсон ранее был секретарем Дзержинского, ответственным за оперативную работу, и являлся одним из организаторов спортивных клубов ОГПУ. Дело Короткова № 32209, т. 1, с. 192, АСВРР.

124

Там же.

125

В сложной обстановке нередко практиковалось следующее: подхватить агента по дороге в машину и отвезти его в какое-нибудь спокойное место для разговора. «Корсиканца» не предупредили, что его отвезут в советское посольство, чтобы не вызвать у него подозрение, что Короткое — провокатор из гестапо. Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 108, АСВРР.

126

Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 57–61, АСВРР.