Сны суккуба

— Та женщина с фотографии. Вот почему он тебя ненавидит.

Данте кивнул.

— Мы втроем... собирались вершить великие дела. Талантливы были адски. — В глазах у него стояло горе. — Конечно, после этого Эрик положил конец нашей дружбе. Хотел меня убить... жаль, не убил. Следовало на самом деле. Но... не такой он человек.

— Да, — холодно сказала я. — Не такой.

Потом встала и отошла от Данте, который так и сидел на полу.

Он все понял. Несчастное выражение лица сменилось злым.

— Уже уходишь?

— Да.

— Что ж. Спасибо, что заглянула. И что подтвердила мою правоту.

— Насчет чего?

— Того самого. Я же сказал, что ты меня возненавидишь.

— Я не... — начала я и умолкла.

Да, он был прав. Невозможно не возненавидеть после такого... убийства любимой сестры. Горя, причиненного Эрику.

— Данте... то, что ты сделал...

— Было ошибкой, которую я никогда не совершил бы снова, если бы мог. Из-за которой я стал проклят навеки. Как твоя подружка ангел. Как ты сама.

— Нет, — сказала я, — Ясмин пала из-за любви, и это другое.

— Она пала из-за эгоизма, — возразил Данте. — Но не буду спорить. О себе лучше расскажи. Ты пала из-за любви?

Я промолчала. Поскольку пала из-за похоти. Изменила мужу, потому что была обижена, скучала в одиночестве и... подвернулся удобный случай.

Данте смерил меня проницательным взглядом.

— Вот видишь? Я-то понимаю. Ты в дерьме. Много ли ты найдешь людей, которые поймут это? Спорю, дружок твой не способен.

— Он принимает меня такой, как есть.

— Но понимает ли? Ты когда-нибудь рассказывала ему со всеми подробностями, что именно совершила?

— Нет, но это неважно.

Данте встал, подошел ко мне.

— Важно! Ваш роман — это же смешно. Долго он не протянется. Я не говорю, что тебя со мной ждет какое-то прекрасное будущее, но в любом случае лучше иметь дело с людьми, которые знают, почему ты стала такой.

— Уж конечно. С тобой только и останется, что пить и проклинать свою жизнь.

— А сейчас ты живешь иначе?

— Сет дает мне надежду на лучшее. С ним я и сама делаюсь лучше.

— А толку то? — воскликнул Данте. — Как ты не понимаешь? В твоей жизни ничто не может измениться. Об этом даже линии на руках говорят.

— Нет... Никта сказала... что сны могут стать правдой. Тот мужчина из сна...

— ...ее приманка для тебя, клюнув на которую ты пала бы, если бы тебя не опередил ангел.

Я стиснула зубы.

— Ее сны — правда. Мы с Сетом...

— Что, собираетесь пожениться? Завести альбомчик с семейными фотографиями? Детишек нарожать?.. Суккуб, очнись! — Данте, вплотную приблизив ко мне лицо, почти кричал. — Ничего подобного произойти не может. С тобой. С ним — да, все может быть, только не с тобой! Ты всего лишь делаешь его жизнь такой же пустой и бессмысленной, как твоя.

— Неправда! — закричала и я. — Мы счастливы. И будем счастливы, и мне плевать, веришь ты в это или нет. С тобой-то я точно больше не встречусь. Знаю теперь, почему Эрик тебя ненавидит, и тоже ненавижу.

Я распахнула входную дверь.

— Гореть тебе в аду!

От него я уехала, но заставить себя вернуться домой по-прежнему была не в силах. Найдя круглосуточную забегаловку, выпила кофе, демонстративно не обращая внимания на всех, кто пытался со мной заговорить. Потом поглазела, как солнце встает над Олимпийскими горами, и отправилась на работу. Дел в магазине хватало — закрывались мы в тот день рано, народ спешил сделать последние закупки перед Рождеством. Среди этой лихорадочной суеты я работала бездумно и механически, как зомби, радуясь, что мне есть чем себя занять.

После закрытия я собралась отвезти Мэдди в аэропорт. Но время до рейса еще оставалось, и она попросила проехаться с ней по магазинам. Закупка рождественских подарков после смерти ангела у меня на глазах казалась самым пустым занятием в мире. Однако... делать мне было нечего, и я согласилась. Я на все, наверное, согласилась бы.

Центр Сиэтла блистал пышным рождественским убранством, магазины на Четвертой авеню были изукрашены венками и гирляндами. На улице уже стемнело, лил дождь стеной, который, по мнению многих, идет у нас круглый год. На самом же деле — только зимой, и то не льет обычно, а моросит. Подобное извержение небес было редкостью... словно они оплакивали гибель Джоэля.

В «Банановой республике», пока Мэдди искала подарок для сестры, я разглядывала дождливую улицу за окном и прохожих, сражавшихся с зонтиками. Попыталась было присмотреть что-нибудь для Сета, но быстро остыла. Все равно не удалось бы переплюнуть его подарок — кольцо, которое висело у меня на шее и казалось в тот день особенно тяжелым.

Я горевала о Ясмин. Но думала еще и о Никте. Вспоминала ее последние слова. Мужчина из сна... кто же он такой? Неотвязный, мучительный вопрос. Следом за Данте я твердила себе, что сны — обман, мистификация, не имеют никакого значения. Однако темный силуэт так и стоял перед моим мысленным взором. И верилось отчего-то, что, если бы я узнала этого человека, все могло бы стать реальностью.

— Джорджина...

Я отвернулась от окна. И увидела Винсента. За спиной у него, ничего вокруг не замечая, перебирала жакеты Мэдди. Ночью у меня дома он выглядел убитым горем. Но это было ничто по сравнению с тем, что я увидела сейчас. Лицо бледное, безжизненное. Глаза тусклые и красные. Словно он плакал или не выспался. Наверняка и то и другое.

Винсент передал мне ключ от квартиры.

— Только хотел вернуть.

— Не стоило искать меня ради этого, — сказала я. — Мог бы просто оставить.

— Да. — Он сунул руки в карманы, уставился в пол. — Но... мне, наверное, хотелось с кем-нибудь поговорить.

— Ты ее видел... Ясмин?

Он покачал головой.

— Нет. Не знаю, где она. То есть знаю... где-то в аду. Проходит, возможно, что-то вроде обучения. Не знаю. Но мучается наверняка ужасно. И это моя вина.

— Нет, — машинально возразила я. — То был ее выбор.

— Но сделала она это из-за меня.

— Неважно. Суть в том, что сделала по своей воле. И не тебе оспаривать решения, которые она принимает.

Едва успев договорить, я пережила легкое потрясение. Дерьмо... именно это мне все твердили о Сете. Именно это твердил мне сам Сет.

— Может быть. — Винсент вздохнул, — не знаю. Чувствую себя полным идиотом. Мы столько лет были осторожны, держались на расстоянии, чтобы не случилось падения. Были такими хорошими... не давали воли своим желаниям. И все-таки оно случилось — из-за какой-то глупости, замешательства, горячности. Так быстро, что подумать времени не было, понимаешь? Я защищал ее, она — меня...

Голос у него дрогнул, и вид сделался такой, словно он вот-вот заплачет.

Мне самой хотелось плакать. Народу в этом клубе — чертова уйма... по словам Данте.

— Но раз уже все случилось... она пала... наверное, теперь вы сможете быть вместе?

Винсент покачал головой и слабо улыбнулся, отчего выглядеть стал еще печальней.

— Не знаю. Не знаю даже, согласится ли она встретиться. Боюсь, не захочет, чтобы я видел ее такой.

— А ты что чувствуешь?

— Я люблю ее всей душой... или... верней сказать, любил Ясмин-ангела всей душой. Я имею в виду... ей, конечно, плохо сейчас, она страдает. Но со временем успокоится. Как все успокаиваются. И тогда она станет одной из них. Это будет уже не та Ясмин, и я не знаю, смогу ли я ее любить. Сможет ли она любить меня. Ведь я любил ее еще и за то, что она противостояла этому искушению... и, думаю, она меня — тоже.

На миг я забыла о Винсенте, задумавшись о нас с Сетом. Поняла вдруг, что мы находимся в сходной ситуации. Воздерживаясь от секса, страдаем, но в то же время само это воздержание нас и привлекает. Сколько бы Сет ни говорил, что его все устраивает, но любил он меня отчасти еще и за то, что я ему неизменно отказывала. Как и я любила его за стойкость — в отношении не только меня, но и других женщин. Потому-то последняя ссора и произвела такое гнетущее впечатление. Слабости я от него не ожидала. Но... стоила ли наша принципиальность такого уж восхищения? И была ли это на самом деле слабость с его стороны? Ясмин и Винсент таким же образом мучили самих себя гораздо дольше, чем мы с Сетом. И ничем хорошим для них это не кончилось. Что должно было случиться, то и случилось.