Сны суккуба

Оставаться в спальне, где на моих глазах умерли два ангела — один физически, другой духовно, — я не могла. Да и в самой квартире тоже. Как я сбежала, никто вроде бы не заметил. А может, им было не до меня. Плененная Никта на руках — забота поважнее, чем какой-то суккуб в расстройстве чувств.

Куда еду, я и сама не знала. Только минут через десять сообразила — к Данте. То, что сказал Винсент об амулете, казалось сейчас неважным. А мне необходимо было немедленно поговорить с кем-нибудь о происшедшем. Сет понял бы не все, да мы с ним еще и не помирились. С вампирами обсуждать серьезные темы порой было тяжеловато. На Хью я до сих пор сердилась. Эрика беспокоить не стоило, пока не поправится. Так что больше ехать было не к кому.

В дверь пришлось ломиться минут пять, прежде чем Данте открыл. Снова я его разбудила, судя по мятой одежде и всклокоченным волосам. И встретил он меня, как всегда, не слишком приветливо.

— Амулет не сработал? Я же говорил... — Тут он всмотрелся в мое лицо повнимательней. — Что стряслось?

Я добрела до стула, рухнула на него, обхватила голову руками. Открыла рот, собираясь ответить на вопрос, но слова не шли с языка.

Данте опустился рядом на колени.

— Суккуб. Не пугай меня. Что стряслось?

Несколько секунд я смотрела на него, не видя, потом кое-как сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.

— Она пала.

— Кто? Никта?

— Нет... Ясмин.

— А это кто?

Перед глазами у меня снова все поплыло, когда вспомнился черный огонь. Жуткий крик. Я крепко зажмурилась.

— Ангел. То есть была ангелом. А может, и сейчас... не знаю. Черт, не знаю. Не знаю, кто она теперь.

Он взял меня за руки, потряс их легонько, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Слушай, я ничего не понимаю. Как падение ангела связано с Никтой? И связано ли вообще? Успокойся и давай с начала. Вдохни поглубже.

Я вдохнула.

— Еще раз.

Я вдохнула еще раз.

— Теперь говори.

И я заговорила.

Сообразить, где начало, было трудно, я то и дело сбивалась. Но все же постепенно, медленно, рассказала всю историю, закончив пленением Никты, убийством Джоэля и падением Ясмин. Я вся дрожала, и Данте снова взял меня за руки, успокаивая. Несколько минут мы сидели молча. Потом он вздохнул и покачал головой.

— Да, суккуб. Многовато для одной ночи, понимаю. — Приподнял мою голову, заглянул в лицо. — Но знаешь, ангелы падают. Постоянно. До сих пор.

— Но я никогда этого не видела, — прошептала я. — За всю жизнь... Все мои знакомые демоны... были демонами всегда. Ангелами я их не видела.

— Все когда-нибудь случается в первый раз.

Я посмотрела ему в глаза.

— Она мне нравилась. Очень.

Думала, он ответит цитатой вроде:

«Плохие вещи случаются с хорошими людьми».

Но Данте только снова покачал головой.

— Мне жаль.

Проглотив слезы — достаточно их было пролито этой ночью, — я наклонилась, положила голову ему на грудь. Он погладил меня по волосам.

— На что же надеяться? — спросила я, — если даже ангелы падают, на что надеяться нам?

— Не на что, — сказал он. — Мы сами себе хозяева. И сами делаем выбор, который, по нашему мнению, поможет выжить. Если бы твоя подружка ангел тоже так думала, она не пала бы.

— Но ведь... ангелы никогда не думают о себе? Они самоотверженные.

— Возможно, — сказал он с сомнением. — Что-то не вижу я самоотверженности в том, как далеко она зашла с этим нефилимом. Оба теперь в заднице, и у нас в клубе стало еще одним членом больше.

— В каком клубе?

— В таком. Людей, которые совершили одну ошибку и расплачиваются за нее всю жизнь. — Он сделал паузу. — Народу в этом клубе — чертова уйма.

Я мягко высвободилась из его рук.

— Что сделал ты?

— В смысле?

— В чем была твоя ошибка? Винсент нашел амулет... и сказал, что это ужасная штука. Черная магия. И тебе для его изготовления нужно было сделать что-то очень плохое.

Глаза у Данте стали печальными.

— Ты действительно хочешь это знать?

Я кивнула.

— Вряд ли... Сейчас ты впервые разговариваешь со мной как с человеком, а не последним болваном на земле. Скажи я тебе правду... и ты потеряешь ко мне всякое уважение.

— Нет. Буду уважать еще больше.

Он закатил глаза.

— В гипотетических ситуациях люди всегда готовы проявить благородство. «Я бы никогда не изменил своей жене». «Я бы вернул найденный на улице миллион долларов». Дерьмо все это.

— Нет, — возразила я. — Правду я уважаю.

— Но она тебе не понравится. Почему, думаешь, я не поцеловал тебя тогда, возле Эрикова магазина? Я вроде как хочу с тобой переспать... нет, хочу на самом деле... но... переспи мы — и ты поймешь, как мало у меня энергии.

— Верю. Но все равно хочу знать твою историю.

Он досадливо поморщился.

— Слушай, суккуб... я не смог бы ее рассказать, даже если бы захотел. Это слишком тяжело.

Упоминание о несостоявшемся поцелуе вдруг навело меня на мысль.

— Можешь показать.

— Что?

Я подалась к нему.

— Давай поцелуемся. Вряд ли я получу от тебя какую-то энергию, зато, если откроешь память, я что-нибудь да уловлю.

Во всяком случае, я на это надеялась. Во время секса мне всегда передавались мысли и чувства любовников, однако управлять ими я не могла. Не могла узнать что-то конкретное. Воспринимала обычно лишь то, о чем думал партнер в этот момент. Его восторг или затаенное чувство вины перед возлюбленной, которой он изменял. Но возможно, если бы Данте специально думал о том, что сделал... Попытаться стоило. Я придвинулась к нему. Он не шелохнулся. Тогда я придвинулась еще ближе и поцеловала его сама.

Сначала это был обычный поцелуй — соприкосновение губ. Потом я почувствовала его жизненную силу... точь-в-точь такую, как он и говорил. Душа его была слишком темной. Энергия текла даже не струйкой. Просочилось всего несколько капель. А потом... едва успев ее оценить, я ощутила еще кое-что. Саму его душу. Черную, напрочь лишенную сияния жизни, каким наделены души большинства людей. Чернота потекла в меня — мерзкое, тягучее зло... а дальше... открылись отчаяние, гнев, безнадежность, разочарование. Тьма и кровь, вызывающие тошноту. Захотелось прервать поцелуй. Но я должна была увидеть то, что скрывал Данте.

Его воспоминания приходили отдельными, разрозненными картинками. Тем не менее я сумела выстроить из них связное целое. У него была сестра. Старше лет на десять. Все его детство она заботилась о нем — как мать и как учительница. Тоже медиум, она обучала его управлять силой, пользоваться магией мира, недоступной для большинства людей. Была сильна сама, но он был еще сильнее. Чем, однако, не удовольствовался. Хотел не просто управлять силой, а иметь ее больше.

Поэтому он отобрал ее.

Вырвал.

У сестры.

Я видела его лицо в тот момент, когда он ее убивал, чувствовала его боль, когда кинжал вонзился в ее горло. Она была для него и сестрой, и матерью, и все же он отнял у нее жизнь. И сила его возросла неимоверно — благодаря ее силе, передавшейся ему, и чарам, пущенным в ход. Кровь невинного всегда дает силу, убийство как ритуал черной магии дает ее во стократ больше.

Он почувствовал себя равным богу.

И хотел с тех пор одного — умереть.

Он сам себя проклял. Сила по-прежнему была ему желанна, он радовался ей... но после убийства сестры возненавидел себя. Отдалился от мира, пытался заглушить память наркотиками и алкоголем и силу свою использовал лишь изредка, для грошовых жульнических трюков.

На этом я прервала поцелуй. Иначе мне наверняка предстояло узнать еще и то, что он сделал для изготовления амулета. Ничего хуже содеянного с сестрой я представить себе не могла, тем не менее сыта была по горло. И отодвинулась от него, широко раскрыв глаза.

— Она была возлюбленной Эрика, — сказала я тихо.

Среди прочего мне мельком предстало и видение Тани — так ее звали — рядом с Эриком.