Ландо

— Дядя Джонас, этот мальчик вместе с Тинкером…

— Марша, мистер Сэкетт — мой гость. Не будешь ли ты так любезна сказать Питеру, что он останется с нами обедать? И Тинкер тоже.

Она собиралась что-то возразить, но дядя Джонас не дал ей произнести ни слова.

— Питеру нужно сказать сейчас, Марша.

Всякий, кто когда-либо слышал голос мистера Локлира, не сомневался, что он принадлежал человеку, который привык отдавать приказания и ожидать повиновения.

— Да, дядя.

Чопорно выпрямив спину, девушка послушно пошла Прочь, но негодование сквозило в каждом движении ее хрупкой фигурки. Я едва сдержал улыбку. Мое лицо осталось серьезным.

Локлир знаком предложил мне следовать за ним и повел внутрь дома. В тот момент, когда мы проходили через высокие двери, я подумал, что вошел в дом человека, совершенно не похожего на тех людей, которых я когда-либо встречал.

В маленьком холле, сразу же за дверью, на стене висел странный щит из толстых шкур и двух скрещенных стрел.

— Это щит зулусов из Южной Африки, — объяснил хозяин дома.

Огромная светлая, с высокими потолками комната, в которой мы оказались, была забита книгами. На столе стояла каменная голова, отлично изваянная и отполированная. Локлир заметил мой интерес и сказал:

— Это античная вещь из Ливии. Красиво, не правда ли?

— Да. Мне бы хотелось, чтобы Тинкер увидел это.

— Он любитель красивых вещей?

— Я подумал о мастерстве того, кто сотворил такую вещь. Тинкер своими руками может сделать все что угодно. Видели бы вы его ножи! Мы оба брились ими.

— Хорошая сталь. — Локлир потушил сигару. — Этот твой мастер, откуда он родом?

— Мы вместе жили в горах. Он мастерил разные вещи и торговал.

Умывшись в ванной, я взял щетку, стряхнул пыль с одежды и вернулся в библиотеку. Мистер Локлир сидел, держа в руках морскую карту. При моем появлении он положил ее, и она свернулась в трубочку, так что я ничего не мог увидеть.

Взяв из буфета бутылку, он налил два бокала вина. Один передал мне.

— Мадера, рекомендую. Вино, на котором выросла эта страна. Вашингтон пил мадеру и Джеферсон тоже. Каждый корабль из Африки, по приказу плантаторов, вместе с рабами вез и бочонки с вином.

Потом, когда мы сидели и пили, он спросил:

— Каковы ваши планы, мистер Сэкетт? Вы сказали, что направляетесь на Запад?

— В Калифорнию или еще куда-нибудь…

— Калифорния — прекрасное место. Однажды я хотел провести там время, но странные вещи случаются иногда с человеком, на самом деле странные. — Он кинул на меня пронзительный взгляд. — Итак, вы сын Фэлкона Сэкетта. Не так высок, как он, плечи — любой атлет позавидует. — Он снова отпил вина. — Отец когда-нибудь говорил с вами обо мне?

— Нет, сэр. Мой отец очень редко говорил о себе или о своих делах. Думаю, даже с моей матерью…

— Мудрый, очень мудрый человек. Кто не прожил такую жизнь, не сможет понять его. Твой отец не был покорным, умел противостоять обстоятельствам, и роскошь, располагающая к лени, не соблазнила его. — Джонас закурил еще одну сигару. — Тогда, значит, вам ничего неизвестно о Мексиканской войне? И о человеке, которому он помог скрыться в дюнах Падре-Айлэнда?

— Нет.

— А когда он ушел, оставил ли что-нибудь вам? Я имею в виду, вам лично?

— Ничего. Он сжал мне плечо и дал несколько советов. Боюсь, что след от его руки держался на теле дольше, чем его советы в моей голове.

Локлир улыбнулся, и вдруг где-то в доме тихо прозвенел колокольчик.

— Идемте, мистер Сэкетт, нас приглашают к обеду. — Он поднялся. — Считаю своим долгом заранее просить вас не обращать внимание на кажущееся или умышленное пренебрежение. Видите ли, — он помолчал, — вы в моем доме. И плантация моя. Все здесь принадлежит мне, но я долго отсутствовал, а когда вернулся, здоровье оказалось подорвано. Я положился на моего зятя, Франклина Декроу, а он попытался прибрать все к рукам. Он вовсе не обрадовался тому, что я вернулся. — Допив вино, Джонас Локлир поставил бокал. — Мистер Сэкетт, не бойтесь человека с ружьем или шпагой, но остерегайтесь ростовщиков. Они растопчут, уничтожат любого.

Мы остановились перед дверью в столовую. В эту минуту я готов был сквозь землю провалиться или удрать куда-нибудь подальше. Никогда прежде мне не доводилось обедать в такой роскоши. По правде говоря, мама кое-что рассказывала. Но я не мог представить, как красив длинный стол под белоснежной скатертью, убранный столовым серебром и дорогим стеклом. В душе я даже упрекнул мою мать за то, что она не научила меня есть должным образом.

— А Тинкер будет с нами, сэр?

— Не волнуйтесь, он сейчас придет.

В белом платье, похожая на юную принцессу, Марша легко и изящно впорхнула в столовую. Ее волосы были тщательно расчесаны и перевиты лентой, и я могу поклясться, что никогда раньше не видел более красивой и нежной девушки.

Она резко отвернулась от меня, высоко подняв подбородок. Но это не шло в сравнение с той гримасой отвращения, которая появилась на лице ее отца, когда, смерив меня снизу вверх, он разглядывал мою видавшую виды простую одежду.

Небольшого роста, широкоплечий, с тонким носом, мистер Декроу отличался болезненной аккуратностью и чрезвычайной требовательностью к одежде. Злое выражение глаз и жесткая линия рта свидетельствовали о дурном характере, а я понял, что этого человека следует остерегаться.

— Право, Джонас, — сказал он, — мы все привыкли к твоему образу жизни, твоим странствиям, но нельзя же переходить определенные рамки, хотя бы в присутствии твоих сестер и племянницы.

Джонас не обратил на него внимания, просто чуть повернулся ко мне и представил:

— Орландо Сэкетт, мой зять Франклин Декроу. Когда он собирается уничтожить кого-то, то делает это росчерком красных чернил и простым пером, а не шпагой.

Две женщины вошли в комнату, прежде чем Декроу смог ответить. Они были привлекательны и изысканно одеты.

— Мистер Сэкетт, моя сестра Лили Энн Декроу…

— Мое почтение, — сказал я, поклонившись.

Она выглядела удивленной, но все же протянула руку. Это была стройная, грациозная женщина, не старше тридцати лет, с приятным, но довольно грустным лицом.

— И моя вторая сестра Вирджиния Локлир.

Смуглой, яркой брюнетке, наверное, еще не стукнуло двадцати пяти. Ее точеная фигура не нуждалась в корсете, и она отлично это понимала. У нее были тонко очерченные, в меру полные губы, темные глаза и живой умный взгляд. Решительностью характера она напоминала брата.

— Мистер Сэкетт, — обратилась она ко мне, — не согласитесь ли вы сопроводить меня к столу?

Джин, как все называли ее, умела дать почувствовать мужчине его значимость. Было ли это следствием воспитания, которое она получила, или природным свойством души, не знаю. Да и какое это имело значение! Но когда она взяла меня под руку и я повел ее к столу, то испытал истинное счастье.

Затем в дверях появился слуга-негр.

— Мистер Космо Ленгро! — объявил он, и будь я проклят, если перед собравшимися предстал не Тинкер.

Но узнать его я не мог — так разительно отличался чело век, вошедший в столовую от того Тинкера, к которому я привык. На нем был отлично сшитый, тщательно отглаженный (он заплатил за это слуге) черный костюм и белая гофрированная рубашка с черным галстуком, волосы тщательно причесаны, а усы аккуратно подстрижены. Он выглядел франтом и, я бы сказал, этаким романтичным героем.

Я видел реакцию Джонаса Локлира на эту метаморфозу, когда он повернулся и узнал Тинкера. Он застыл, будто пронзенный стрелой, и стоял неподвижно, плотно сжав губы. В какой-то момент мне показалось, что он готов выругаться. Тинкер тоже не сводил глаз с Джонаса. И я знал, когда он так смотрит, то может достать стальной клинок и убить любого, кто стоит перед ним.

Тинкер слегка поклонился.

— Прошло столько лет, капитан!

Вирджиния Локлир бросила быстрый, удивленный взгляд на брата, а лицо Франклина Декроу приняло напряженное выражение. Все они были поражены, но не более меня.