Страница 187 из 220
В штабе Армии Крайовой о самолетах узнали накануне. Ровно в девять часов вечера радиостанция «Свит» передавала мазурку. Чей-то приятный голос пел: «Еще жива мазурка ночью…» Это означало: «Самолеты прилетят на рассвете».
На рассвете их не было. Утром радио передало, тоже шифром, — самолеты появятся над Варшавой в полдень. Сто «летающих крепостей» сбросят груз в кварталы, занятые повстанцами.
И вот они гудят, плывут высоко в небе с запада на восток, плывут безукоризненным строем, как на воздушном параде. Наконец-то дождались!.. Стась Родович примостился на груде битого кирпича и не сводит глаз с самолетов. Рядом с ним Янек Касцевич. Он стоит в траншее, которая пересекает улицу. Снаружи видна только голова. Янек раструбом приложил к глазам обе ладони и тоже уставился в небо. В траншее собрались и остальные солдаты из отделения хорунжего Грубницкого. Их осталось совсем немного — всего шесть человек, а было двадцать, когда начинали восстание. Самые тяжелые потери понесли в старом городе. Погиб и хорунжий Трубницкий. Ему так и не удалось захватить угловой дом на площади Корцели: англичане не сбросили пулеметов, как обещал генерал Бур. В память хорунжего солдаты по-прежнему считают себя отделением Трубницкого, хотя теперь командует им Стась Родович. Видимо, о тон злополучной площади подумал Стась, когда сказал:
— Уж теперь-то нам наверняка дадут пулеметы, как ты думаешь, Янек? С пулеметами мы смогли бы взять тот дом на площади…
Янек первый заметил, как от самолетов начали отделяться черные комочки и распускаться куполами парашютов. Поэтому он не ответил Стасю.
— Смотрите, смотрите! — воскликнул он. — Бросают грузы!..
Восторженные крики доносились со всех сторон. Небо покрылось пятнами парашютов, такими же желтыми, как разрывы зенитных снарядов. И вдруг крики радости начали стихать.
— Не кажется тебе, Янек, что они слишком высоко сбрасывают? — спросил Родович. — Ветром парашюты может отнести к немцам.
Все, кто был на улицах и баррикадах, с тревогой подумали о том же. Десятки парашютов медленно приближались к земле, и легкий ветер относил их в сторону. А некоторые вообще опускались где-то за городом. Наступило тягостное молчание… Долгожданные грузы упали в кварталы, занятые немцами…
Последнее время повстанцы сменялись на баррикадах каждые сутки. Через день солдаты уходили «в тыл», расположенный в соседнем подвале. Но отдыхать здесь тоже не удавалось. То поднимали всех тушить новый пожар, то возвращали до срока на баррикады отбивать очередную атаку карателей.
В тот день, когда так неудачно были сброшены грузы с «летающих крепостей», отделение Трубницкого находилось «в тылу». Понурые, мрачные солдаты вернулись в подвал и молча уселись в своем углу. Пан Годжий, самый старший среди солдат, первым нарушил молчание.
— А может, летчики побоялись спуститься к нам ниже, — сказал он своим надтреснутым голосом. Пан Годжий так и остался в отделении, после того как в его квартире солдаты хорунжего Трубницкого оборудовали свою позицию. — Если так, я исключаю их из числа своих союзников.
— Может быть, на их место пригласите русских? — ядовито спросил второй солдат, Мариан Новицкий. Он был старым, так сказать, кадровым солдатом Армии Крайовой. Мариан вступил в подполье еще в сорок втором году. Все считали его заядлым «лондонцем».
— Почему бы и нет? Русские снова перешли в наступление. Слышишь, как грохочут их пушки?.. Говорят, они подошли к Висле, захватили всю Прагу[26]…
— Вот если бы они подбросили нам оружия, — раздумчиво сказал еще один солдат.
— Как бы не так! Держи карман шире! Если англичане не смогли сбросить…
Чуть ли не в тот же вечер Мариану пришлось изменить скептическое отношение к русским. Среди ночи на улицах вспыхнули сигнальные огни. Советские легкомоторные аэропланы, которые немцы называли «кафе-мюле» — кофейные мельницы, появились над городом. Они спускались так низко, что едва не задевали крыльями обгоревшие стены домов. В течение ночи советские летчики набросали изрядное количество грузов — около трехсот тонн.
Отделение хорунжего Трубницкого держало оборону на баррикадах в районе Саксонского парка и не могло принимать участия в сборе грузов, падавших с неба из темноты. Всюду только и говорили что о советских парнях, которые, рискуя головой, чуть ли не из рук в руки передавали драгоценные грузы.
Утром, когда солдаты сменились и пришли в свой «глубокий тыл», они присели послушать радио. Говорил «Свит». Как всегда, сначала передавали информацию о варшавском восстании.
«Теперь, когда советские войска находятся в Праге, — читал диктор, — мы опасаемся, как бы английское общественное мнение не пришло к такому заключению, что советские войска несут освобождение Варшаве…»
Потом, как бы мимоходом, диктор сказал о ночных полетах советских аэропланов:
«Вчера русские сбросили небольшое количество продовольствия и вооружения в пригородах Варшавы. Это первая попытка со стороны русских».
Солдаты ждали, что, может быть, скажут что-нибудь еще, но радиостанция закончила утреннюю передачу.
— То есть как же это так?… Небольшое количество продовольствия… — недоуменно сказал пан Годжий… Он слегка постучал костяшкой указательного пальца по аппарату, словно не веря, что передача окончена. — Мариан, что ты скажешь по этому поводу?
— Не знаю, — сердито ответил Новицкий.
— А мне кажется, что здесь происходит какая-то грязная игра, — вмешался в разговор Янек Касцевич. — Мне сдается, что наше уважаемое эмигрантское правительство в Лондоне не желает сообщать о русской помощи.
— Ну вот, ты всегда готов подозревать, — возразил Стась. — Зачем это нужно скрывать?
— А зачем нужно было вчера сообщать, что американские летчики засыпали нас грузами с «летающих крепостей»? Ты разве не видел, что все это попало к немцам. В том-то и дело, что в Лондоне пытаются доказать, будто мы одни, без русских, можем добиться победы в Варшаве.
— Завел теперь свои большевистские разговоры! Слушать тошно! Шел бы ты лучше к своим людовцам, а нам комиссаров не нужно. Мы воюем… — Новицкий демонстративно отвернулся и стал укладываться спать.
— Разве я плохо воюю, пан Новицкий? — вспыхнув от обиды, спросил Янек. — Разве забыли вы, что, когда немцы напали на Польшу, обороной Варшавы руководили польские коммунисты. А правительство сразу метнулось за границу. Бросило Варшаву на произвол судьбы. Я не могу доверять такому правительству… И я вам скажу, пан Новицкий, что восстание затеяли второпях и не для того, чтобы воевать с Гитлером. Пан Миколайчик торопится захватить власть в столице Он ближе к немцам, чем к русским, к нашим союзникам.
— Ну, это уж слишком! — вскочил с тюфяка Новицкий.
Трудно сказать, чем закончилась бы назревавшая ссора, но здесь Стась Родович проявил власть командира. Он приказал всем укладываться. Нечего препираться и спорить — может, удастся часок отдохнуть. Вскоре солдаты, бесчувственные к грохоту, крикам и стонам, спали там, где свалил их сон. Но им недолго пришлось отдыхать, сигнал тревоги поднял всех на ноги.
— «Голиафы», «голиафы»! — донеслись тревожные голоса с улицы.
Это были маленькие тележки, похожие на танки, управляемые с помощью длинных электрических проводов. Когда солдаты выскочили из подвала, «голиафы» уже прошли добрую половину «ничейной» полосы. Каратели вытолкнули их из укрытий, и «голиафы» неповоротливыми черепахами ползли вдоль улицы, изрытой снарядами. Еще несколько минут, и ползающие снаряды уткнутся своими тупыми рыльцами в баррикады. Тогда беда! Полтонны взрывчатки, заложенном внутри «голиафа», разнесет все вокруг.
Но в том-то и была задача, чтобы не допустить «голиафы». Солдаты научились обезвреживать ползающие снаряды. Они называли это охотой за смертью. Граната, разорвавшаяся позади «голиафа», рвала провода, и стальная черепаха, напичканная взрывчаткой, застывала на месте. Надо было вырваться вперед, под пули, под огонь, подцепить «голиаф» металлическим тросом и тянуть его к себе через баррикаду.
26
Район Варшавы, расположенный на восточном берегу Вислы.