Киллоу

Иногда мы находили следы. Расхожее мнение, что индейцы ездят на неподкованных конях, а белые — на подкованных, не совсем верно, потому что индейцы часто крали лошадей с ранчо, а белые так же часто не подковывали своих.

Потрескавшаяся грязь на дне высохших луж и водоемов беспокоила меня. Река сильно обмелела — дождей почти не было. Сейчас весна, а что будет летом, когда жаркое солнце -иссушит землю?

Тэп ехал впереди, обычно вместе с отцом, прокладывая путь. Ночью мы слышали, как завывают волки. Днем видели, как они крадутся за стадом, надеясь поймать и зарезать теленка.

Оружие всегда держали наготове на случай какой-нибудь неприятности. Люди стали раздраженными и избегали друг друга.

Карен перестала замечать меня. До возвращения Тэпа мы вместе гуляли, танцевали. Ездили верхом. Теперь же я ее почти не видел: каждую свободную минуту она проводила с Тэпом.

В тот день она правила фургоном Фоули, и я, оставив коров, подъехал к ней. Она даже не посмотрела в мою сторону.

— Я тебя последнее время почти не вижу, — сказал я.

Она упрямо вздернула подбородок.

— Я занята.

— Это заметно.

— Я тебе не принадлежу и не обязана отвечать на твои вопросы.

— Конечно нет. А Тэп — хороший парень. Лучше не бывает.

Она повернулась и посмотрела прямо на меня.

— Я собираюсь за него замуж.

Замуж за Тэпа? Я не представлял, что такое возможно. Ведь Тэп — бродяга… или казался мне таковым.

— Быстро же ты все решаешь, — произнес я. — Ты знаешь его всего неделю.

— Ну и что с того? — неожиданно вспылила она. — Он мужчина! Настоящий мужчина! Он совсем не такой, как все, и в нем мужского гораздо больше, чем когда-нибудь будет в тебе!

Не стоило с ней спорить. Она ждала, что я начну критиковать Тэпа, и приготовилась к этому.

— Может быть, — согласился я. — Тэп — стоящий парень, это точно. Конечно, все зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «мужчина». Тэп сильный, опытный, работящий.

— Ну и что?

— Он похож на остальных мужчин в одном: не любит быть стреноженным. Не думаю, чтобы он изменился.

— Поживем — увидим. — Но Карен произнесла это уже не так уверенно, и мне показалось, она над этим еще подумает. Часто девушка влюбляется так, что у нее нет времени поразмыслить над будущим. Она живет розовыми мечтами, пока не обнаружит, что суженого хорошо любить, но жить с ним — сущий ад.

Я отъехал от фургона, чувствуя какую-то боль в душе и одновременно сердясь на себя за это. Мы с Карен вместе гуляли, и люди считали, что она — моя девушка, хотя мы были всего лишь хорошими друзьями. И только теперь, потеряв ее, я почувствовал печаль.

Вернувшись в конец стада, я хлестнул свернутым лассо ленивого бычка и молча глотнул пыль с настроением обозленного на больной зуб гризли.

Подъехал Майло Додж.

— Я разговаривал с мексиканцем. Он хочет тебя видеть.

— Меня?

— Ты его нашел и спас.

— Откуда он?

— Не говорит. Только все время спрашивает о большом смуглом человеке со вмятиной на щеке и расходящимися от нее, как паучьи лапы, тонкими шрамами.

Мы разбили лагерь на берегу ручья Антелоуп. Там росли могучие дубы и ореховые деревья, вода была вкусной и чистой, а рядом раскинулся большой луг акров тридцати или сорока.

Я сидел на коне в тени высокого ореха, когда ко мне подъехал отец.

— Красивые места, — сказал он. — Здесь можно жить.

— Можно, — согласился я, — и, думаю, следует задержаться здесь на денек, чтобы скот отдохнул и вволю напился. Если верить Тэпу, дальше будет все суше и суше.

К нам присоединился Тэп, потом Зеб Ламберт. Мы поставили фургоны кругом возле ручья. Легкий ветерок шевелил листья деревьев. Ручей Антелоуп впадал в Кончо, которая текла на запад, указывая нам дорогу. Тэп посмотрел на высокие береговые откосы.

— Не нравятся они мне, — сказал Тэп, — но ничего не поделаешь.

Отец рассказал ему о наших планах, и Тэп согласился. Лучшего места для отдыха не придумаешь: здесь у стада была защита от ветра, вода и трава. Бычки уже шуршали в куче прошлогодней листвы, выискивая орехи.

Перекинув седло на мышастого жеребца, я подъехал к фургону, в котором лежал мексиканец. Он уже мог полусидеть, на лице у него появился румянец.

— Меня зовут Дэн Киллоу, — представился я.

Он протянул тонкую смуглую руку и улыбнулся, приоткрыв белоснежные зубы.

— Спасибо, друг, — сказал он по-испански, а потом добавил по-английски: — Кажется, вы спасли мне жизнь. Больше мне нечего сказать.

— Вы очень долго ползли. Удивительно, как вам это удалось.

Он пожал плечами.

— Просто хотел найти воду и место для укрытия. — Затем посерьезнел. — Сеньор, я должен предупредить вас. Спасая меня, вы наживаете себе врага… даже много врагов.

— У человека в этом мире всегда есть враги, — сказал я, — одним больше, одним меньше — не важно.

— Эти очень плохие, злые. — Он перемежал речь испанскими словами. — Они команчерос.

— Слыхал о них. Это мексиканцы, которые торгуют с индейцами, так ведь?

— Да… Но мы не одобряем их торговли, сеньор. Они поймали меня на своей земле и начали стрелять. Они бросились в погоню. Я убил одного команчеро и одного команча. Потом они ранили меня, я упал, на меня набросили лассо и потащили. Я вытащил нож, перерезал петлю и отнял коня у того, что меня тащил. Они опять бросились в погоню. Коня убили, но мне удалось ускользнуть.

Этот мексиканец был настоящим мужчиной. Я представил, что ему довелось пережить и как он боролся за жизнь: ведь чтобы отнять коня, надо было убить наездника, а затем еще очень долго ползти.

— Отдыхайте спокойно, — ответил я. — Вас не тронут ни команчи, ни команчерос.

— Они придут за мной. — Он чуть приподнялся. — Дайте мне лошадь, и я уеду. Не стоит вам рисковать.

— Пусть приходят. — Я спрыгнул с жеребца. — В Книге книг говорится, что человек рожден для испытаний. Кто я такой, чтобы спорить с Библией? Мы постараемся справиться с трудностями, но никто еще в моей семье не прогонял раненого и никогда не прогонит.

Мышастый был быстрым и выносливым, поэтому именно на нем я направился в сторону Кончо. Ко мне присоединился Зеб Ламберт.

Это была земля индейцев; и мы, ожидая встречи с ними, искали следы на берегу, но не нашли. Мы переправились через реку, у подножия откосов обнаружили едва заметную тропу и поднялись по ней наверх. Здесь гулял ветер, и вся местность просматривалась до самого горизонта. Ветер развевал длинные каштановые волосы Зеба. Земля за рекой выглядела пустынной и дикой. Мы еще немного прошлись по ней в поисках следов, но не нашли ни единого отпечатка мокасин.

Преследователи прятались где-то рядом. Но где?

Подъезжая к лагерю, мы увидели, что костры пылают вовсю, почувствовали вкусный запах кофе и вареного мяса. Бен Коул и Фримен Сквайре заступили на дежурство.

Стадо все еще паслось, наслаждаясь сочной луговой травой. Несколько коров вернулись к ручью напиться. Где-то на равнинах закричал перепел.

Тэп Генри подошел ко мне и отцу.

— Сегодня надо удвоить охрану, — сказал он. — У меня дурное предчувствие.

— Пока что нам везло, — ответил отец. — По-моему, та банда с Бразоса решила дать нам уйти подальше, чтобы потом всю вину переложить на команчей.

Тэп повернулся ко мне.

— Кто твой мексиканский друг?

— У него неприятности с команчерос. Говорит, что за ним охотится человек с паучьим шрамом на лице.

Тэп как-то странно поглядел на меня.

— Может быть, нам все же лучше дать ему лошадь, — сказал Тэп и отошел от костра.

— Что это с ним? — спросил отец.

Не в привычках Тэпа давать такие советы или уходить от опасности.

— Он, должно быть, знает, чего не знаем мы, — ответил я. — Мне самому становится интересно, что это за человек со шрамом.

Поужинав, я немного поспал, расстелив одеяло под орехом и сквозь сон прислушиваясь к ночным шорохам лагеря.

Зебони разбудил меня рано. Он сидел рядом, натягивая сапоги.