Аквариум-2

Они похожи друг на друга, как близнецы, эти два предателя. С одной лишь разницей — Пеньковский старше Резуна на 28 лет и расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР, а автор «Аквариума» и «Ледокола» тоже приговорен к высшей мере наказания, но пока сумел укрыться от справедливого возмездия и забился в убежище на Британских островах, трясясь от страха за свою шкуру.

Константин Ефремов и Владимир Резун. Два воспитанника «Аквариума» — две судьбы. Один — четыре года активно действовал в труднейших условиях в глубоком тылу у гитлеровцев и погиб как герой, выполняя важное задание Центра. Другой — за тот же четырехлетний срок работы в легальных условиях в нейтральной стране сбежал к противнику в «холодной войне», живет там безбедно, пользуясь кормушкой британских спецслужб и выливая ушаты грязи на свое Отечество, свой родной народ.

Один — оклеветан, забыт, имя его окружено стеной молчания.

Другой — известен всему миру, купается в лучах незаслуженной славы и скандальной известности созданными миллионными тиражами написанных им тенденциозных и лживых книг.

Где правда? Где справедливость?

Агентура на конвейере

К моему удивлению в апреле 1942 года меня назначили с повышением на должность старшего помощника начальника второго (агентурного) отделения разведывательного отдела Штаба Западного фронта. Отделом руководил полковник Ильницкий, его заместителем был полковник Мильштейн, а моим непосредственным начальником оказался… полковник Жемчужин. Да, тот самый безжалостный инспектирующий, который испортил мне так много крови.

Второе отделение находилось в Москве поблизости от станции метро «Аэропорт». По нашим правилам, агентурный аппарат всегда стараются расположить подальше от штаба и, естественно, действующих войск. Третье (диверсионное) отделение, которое возглавлял майор Спрогис, также дислоцировалось в столице. Тут был определенный. расчет. Многомиллионный город представлял собой неисчерпаемый резервуар кадров для разведки. В нем проще, чем где-либо, было законспирировать готовящихся к выполнению заданий людей, организовать их отдых, питание, экипировку, а переброска разведчиков через линию фронта осуществлялась только самолетами с любого из подмосковных аэродромов, а иногда даже и с Центрального, который в ту пору действовал на полную мощность.

Кадровым сотрудникам в этом высшем звене оперативной разведки уже не приходилось лично перебрасывать разведчиков в тыл противника через линию фронта или часами дожидаться их встреч на передовой, опасаясь, чтобы свои не подстрелили в непогожую зимнюю ночь внезапно вынырнувшего из тьмы маршрутника, несущего с нетерпением ожидаемые сведения о противнике.

Москва все еще походила на прифронтовой город, да по существу и являлась им. Соблюдалась весьма строго светомаскировка, но налеты немецкой авиации становились все реже, жители привыкли к ним, и очереди у бомбоубежищ при воздушных тревогах почти исчезли.

Новый начальник встретил меня чуть ли не с распростертыми объятиями. Очевидно, желая как-то объяснить свою более чем странную позицию при проверке работы разведотдела 10-й армии, он заявил:

— Все идет по плану. Я добился вашего повышения в качестве поощрения за успешную работу в Кирове. Это вас не должно удивлять. На военной службе успехи и неудачи часто сопутствуют друг другу.

Вспомнив расстрелянных агентов, их рыдающих жен, плачущих детей, обреченных носить пожизненное клеймо «родственник врага народа», я с трудом удержался, чтобы не закатить ему оплеуху, и на какой-то миг пожалел, что безвозвратно ушли старые офицерские обычаи, когда подобных негодяев можно было просто пристрелить на дуэли.

Надо сказать, что Жемчужин — великий бездельник по натуре, умел подбирать себе трудолюбивых, старательных и инициативных помощников, которые тянули всю работу и от начальника ждали только одного — чтобы он им не мешал. Оперативный состав отделения представлял собою дружный, сплоченный коллектив молодых, но толковых и преданных делу разведчиков, имевших не в пример своему шефу опыт практической работы на низовых должностях. Мне хочется сказать несколько слов о тех, кто особенно запомнился.

Это — капитан Иосиф Топкин — живой, смелый командир, не раз прыгавший на парашюте с группами в тыл противника. В 1943 году, командуя партизанским отрядом, он принимал груз, сброшенный ему с самолета. Пачка с капсюлями-детонаторами ударила его. Он получил тяжелое ранение и ослеп. Партизаны вывезли своего командира на «большую землю». Умер этот замечательный офицер-разведчик в 1989 году.

Майор Александр Одинцов — спокойный, невозмутимый командир, с большой силой воли и умением любой ценой добиться своего. После войны он ушел из разведки. Служил в войсках, закончил свою карьеру генерал-полковником.

Капитан Прокошин — отличный знаток радиодела, неутомимый инструктор, подготовивший сотни прекрасных специалистов. К сожалению, он уже давно скончался.

Майор Гутин, работавший еще до войны в разведке. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.

При отделении имелись инструкторы шифровальной и парашютно-десантной службы, свой склад с экипировкой и продовольствием, автотранспорт. Не было лишь собственной авиации. Поэтому заброску разведчиков и агентов пришлось проводить с помощью самолетов ЛИ-2, не имевших опыта прицельного десантирования людей в заданную точку. Из-за этого иногда бывали весьма неприятные ошибки. Однажды вместо района Вязьмы группу выбросили под Рязань, но чаще ошибались в пределах заданного района и выбрасывали людей в 40–50 километрах от места назначения. Лишь летом 1942 года разведотдел штаба фронта получил в свое распоряжение эскадрилью специального назначения из двух машин СИ-47, которая в последующем занималась исключительно переброской в немецкий тыл людей и грузов.

В целом наше отделение представляло собою фактически самостоятельную разведывательную часть, в которой на подготовке одновременно находились несколько десятков разведчиков. Некоторые из них предназначались для длительного оседания с легализацией на интересовавших нас объектах, но большинство действовало в составе агентурно-разведывательных групп. Численность каждой из таких групп колебалась от трех до пятнадцати человек.

Срок подготовки разведчиков варьировался в зависимости от уровня общего и военного образования, а также конкретных задач от нескольких недель до нескольких месяцев. Готовились они в основном раздельно по индивидуальным программам. Особо пытались сохранить в тайне районы предстоящей работы и легендированные биографии. Эти люди обычно имели в тылу врага родственников или знакомых, которые могли им помочь устроиться на работу в нужный объект.

Прожектер Жемчужин спрятал свое «хозяйство» под «крышу» Московского библиотечного института. Отделение маскировалось как военный факультет, готовящий библиотекарей во фронтовые части. Были составлены фиктивные, кодированные расписания занятий, где, например, под библиографией понимался наш предмет — разведпризнаки объектов, иностранной литературой — вооруженные силы Германии и так далее. Понятно, что истинное значение закодированных предметов было известно лишь нашим людям. Для пущей правдоподобности разведчики посещали институтские лекции по общественным дисциплинам. Питались наши «студенты», ходившие в военной форме, в общей столовой, участвовали в институтских мероприятиях вплоть до самодеятельности.

Не знаю, чем руководствовался Жемчужин, но в таких условиях долго соблюдать конспирацию было просто невозможно. Вскоре истинное предназначение наших «библиотекарей» стало известно студентам.

Нужно было абсолютно не знать своей молодежи, ее пытливости, наблюдательности, общительности, чтобы пойти на создание такого прикрытия. Вместе с тем это говорило о полном невежестве в вопросах разведки и конспирации как автора идеи, так и лиц, ее санкционировавших.

Наши уже пожилые и зачастую не слишком обремененные знаниями гуманитарных наук разведчики мало походили на студентов. Срок овладения науками на факультете в 1–2 месяца при общем четырехлетием курсе вызывал у профессорско-преподавательского состава и студентов по меньшей мере недоумение, тем более что на гениев «студенты военного факультета» были совсем не похожи. Периодические ночные выезды в одиночку и группами с последующим исчезновением «студентов» не похожи были на выпуск кадров новых библиографов и никого не могли обмануть. Молодые разведчики и разведчицы, несмотря на строгие запреты руководства, устанавливали далеко не платонические связи с настоящими студентами и студентками, и истина понемногу просачивалась все шире.