Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 62



И вдруг снова завеса молчания опустилась на Константина Ефремова и на все, что было связано с ним. Тогда я обратился с письмом к начальнику Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота генералу армии А.А.Епишеву. Я изложил в нем трагическую историю офицера разведки Константина Ефремова, расстрелянного гестаповцами по приговору нацистского суда. «Имена Героев Советского Союза Л.Маневича и Р.Зорге, — писал я, — стали символами доблести и беззаветной преданности нашей Родине. Однако до настоящего времени о подвиге К.Л.Ефремова в глубоком тылу противника и обстоятельствах его гибели ничего не известно нашим людям. Даже его близкие, друзья, знакомые, односельчане до сих пор полагают его пропавшим без вести».

Далее я просил духовного руководителя нашей армии объективно разобраться в деле Константина Ефремова, отметить его героическую деятельность, верность воинскому долгу и Родине правительственной наградой, которую он давным-давно заслужил, присвоить его имя хотя бы школе в Тульской области, где он учился, назвать его именем улицу, если не в Москве, то в его родной Туле. Все эти меры по увековечиванию памяти героя-разведчика, несомненно, оказали бы большое воспитательное действие на нашу молодежь, в том числе на молодых воинов советских вооруженных сил.

Так закончил я письмо, которое направил главному политруку в надежде, что он все поймет и призовет к ответу бюрократов, которых хватало, к сожалению, и в нашей стране. Время шло, но генерал армии молчал. Тогда я повторил свою попытку — направил на высочайшее имя другое послание. Результат тот же, точнее, никакого результата.

Я почувствовал, что с Константином Ефремовым что-то неладно, и через старых товарищей по службе попытался неофициально навести справки о своем земляке.

В конце концов дело прояснилось.

— Понимаешь, — сказали мне, — Константина сильно очернили, замазали такой жирной грязью, что от нее трудно отмыться. И сделал это не кто иной, как Леопольд Треппер, парижский резидент «Отто».

Действительно, после ареста советской контрразведкой «СМЕРШ» «Отто» показал на допросах, что Ефремов предатель, выдал всех известных ему участников разведывательной организации. Правда, свои показания «Отто» не подтвердил конкретными фактами, за исключением того, что «Паскаль» раскрыл гитлеровцам свой шифр.

Обвинения в отношении Ефремова Треппер в развернутом виде бездоказательно повторил и в своей книге «Большая игра», которую написал после освобождения из заключения.

Надо сказать, что и Гуревич во время допросов советскими контрразведчиками, спасая себя в меньшей степени, чем Треппер, но тоже бросил тень на доброе имя Ефремова.

Все эти наговоры рассыпаются в пух и прах, если честно ответить на вопрос: почему немцы расстреляли «Паскаля», выдавшего им людей и секреты советских разведгрупп, и оставили в живых «Отто» и «Кента», скрывших от гитлеровцев свои истинные намерения и не сообщив им никаких важных сведений? Если бы в действительности было так, немцы поступили как раз наоборот: казнили бы последних двух и не тронули бы «Паскаля».

Сейчас, когда в ГРУ пришло новое поколение развед-* чиков, свободных от идеологических догм и шаблонов прошлого, когда российская армия вступает в период настоящего реформирования, я полагаю, есть возможность и необходимость сказать правду о том, что было с Константином Ефремовым, снять наговоры и клевету с его доброго имени и воздать ему должное за отважную и результативную работу на благо нашей Родины в экстремальных условиях.

Я верю в то, что так в конце концов обязательно будет.



Не раз я раздумывал над тем, как повел бы себя знаменитый автор псевдобестселлеров Владимир Резун (он же Виктор Суворов), окажись он на месте Константина Ефремова.

Такое сравнение вполне правомерно. И тот и другой были советскими разведчиками. Оба получили академическое образование: Ефремов в 1937 году закончил Военную академию химзащиты, а через полтора года — Центральную школу разведуправления РККА, когда ему было 28 лет; Резун — Военно-дипломатическую академию в 1974 году, в возрасте 27 лет. Вскоре после окончания подготовки Ефремов в конце 1939 года был послан в загранкомандировку для работы в особых условиях, короче говоря, возглавил нелегальную резидентуру в Бельгии. Здесь его на каждом шагу подстерегала смертельная опасность. Провал грозил ему высшей мерой наказания — расстрел или гильотина. Резун же по дипломатическим документам выехал в Швейцарию в разведточку «добывающим» офицером. Если бы он споткнулся, никто не смог бы не только казнить его, но и посадить в тюрьму. Его надежно прикрывал дипломатический паспорт, ему ничего не угрожало. В крайнем случае, провались он, швейцарские власти объявили бы его персоной нон грата и выслали из страны. Так что он мог работать спокойно, не трясясь за свою шкуру.

А Ефремов рисковал своей жизнью каждодневно, особенно после нападения Германии на Советский Союз. Ведь Центр, верховное главнокомандование советскими войсками испытывали огромную нужду в своевременной, достоверной информации о замыслах военных и политических руководителей фашистской Германии, дислокации и передвижении частей и соединений вермахта, резервах, состоянии экономики… Самые разнообразные вопросы сыпались десятками каждые сутки. Надо было как можно быстрее получить информацию, а главное, срочно передать. Радистам приходилось грубо нарушать конспирацию, часами висеть в эфире. Это облегчало действия немецкой радиоконтрразведки и неминуемо вело к провалу. Рано или поздно.

Ефремов и его соратники понимали это, но сознательно, как камикадзе, шли на смертельный риск, играли своими жизнями, лишь бы обеспечить Москву необходимыми сведениями.

А Резун? Напичканный разведывательными премудростями, прекрасно подготовленный «добывающий» офицер военной разведки столкнулся с первыми трудностями, струсил и решил перебежать к противнику. Это сейчас он утверждает, что изменил по идейным соображениям: не мог больше жить под игом тоталитарного режима. Его «прозрение» началось, мол, с чехословацких событий, когда он в составе советских войск участвовал в наведении «социалистического порядка» в этой маленькой, чистенькой, сытой центрально-европейской стране.

Чепуха все это! Не только Резун, немало других советских людей — гражданских и носящих погоны — были не согласны с брежневским решением «чехословацкой проблемы». На ведь они не стали предателями. Они дождались времени, когда в нашей стране рассыпался тоталитарный режим и начались демократические перемены. Они были законопослушными гражданами, настоящими патриотами.

Предателями не рождаются. Ими становятся!

Резуном двигали отнюдь не высокие побуждения. Он сам не отрицает, что предатель. Он согласен, что совершил измену. Он попросил прощения у своего отца, Богдана Резуна, украинского хлебороба, прошедшего войну с первого до последнего дня. «Его я сделал отцом предателя, — сокрушался изменник, обращаясь к русскому читателю в октябре 1992 года, — как он с этим живет? Не знаю, у меня не хватает смелости это представить… Мой отец был моей первой жертвой. Я у него просил прощения. Он меня не простил. И я снова прошу прощения у своего отца. Перед всей Россией! На коленях!»

Мне трудно сказать об этом что-то определенное. Я не располагаю на сей счет достаточной информацией. Но полагаю: главный побудительный мотив у Резуна — это неудовлетворенность своим служебным положением. Он считает, что ему помешали сделать большую карьеру, мнит себя великим разведчиком, которому не дали ходу, лишили возможности проявить свои «таланты». Вот и пошел он по стопам предателя Пеньковского, полковника, служившего в ГРУ до 1962 года, ставшего агентом американской и британской разведок.

Этому взбесившемуся карьеристу, предлагавшему своим англо-американским хозяевам чудовищный план уничтожения правительственных учреждений и военных объектов в нашей столице атомными зарядами, которые он, Пеньковский, брался заранее заложить и взорвать, предатель младшего поколения — Резун поет дифирамбы и считает его образцом для подражания.