Страница 45 из 60
— Кого нелегкая по ночам носит? — Приблизившись к двери, ласково спросила: — Это ты, Ваня?
— Полиция! Чего копаешься, открывай!
— Дай хоть юбку натяну. Спала я.
В комнату ворвался Сысой Карпович. Осветив постель Метелина, спросил:
— Квартирант где?
Когда нужно напустить туману, одурачить кого-нибудь, хитрая хохлушка всегда переходила на язык предков:
— Вы легки на помине. Иван и то жалился: что-то благодетель позабыл нас, — тараторила Настя. — То-то рад-радехонек будет, — и доверительно зашептала: — у него до вас дило есть. Секретное. Я допытывалась, не сказывает.
— Соскучился? Я осчастливлю! — загадочно произнес полицай и прикрикнул на хозяйку: — Копоти не напускай. Я спрашиваю, где он?
Зажигая лампу, Настя смущенно захихикала:
— Знамо где. У крали вин.
— Ха-ха, чахоточный! — рассмеялся полицай. — Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Где живет зазноба его?
— Який вумный! — опять рассмеялась Настя. — Не кажет.
— В Пятихатках?
— Ни-и, у соседнем хуторе. Та вин скоро приде.
— Дуралей, в собственной хате товар закисает, а он на стороне что-то ищет. Когда вернется?
— Мы ж сродственники, — засмущалась хозяйка. — Як питухи заспивают, вин объявится.
— Говорят, что у тебя нет племянника?
— Який дурень сплетни вье?
— Клава-переводчица. И нас, подлюка, дураками выставила, в краску перед начальством ввела.
Словоохотливый Сысой Карпович тут же одернул себя: говорить этого не следовало.
Полицай пробежал по комнате, заглянул в чулан, потом по-приятельски спросил Настю:
— У тебя, хозяюшка, не найдется ли что-нибудь такого? — и щелкнул пальцем по горлу.
— Ни капельки.
— Ступай, у соседки разживись, — приказал он и, высунувшись в дверь, позвал: — Прошу, господа, заходите.
В хату ввалились два угрюмых полицая.
Накинув на плечи шаль, Настя с порожней четвертью выбежала на улицу. Сысой Карпович, как старший, дал задание каждому из своих спутников:
— Ты — давай в погреб, а ты — на горище: нет ли там кого и чего? Подождем, пока зараза Бугров от бабы вернется. До утра все равно управимся. Хозяйку не буду запугивать, пусть нам пока послужит.
Полицаи бросились выполнять указание Сысоя Карповича.
В поведении старшего полицейского Настя почувствовала что-то недоброе. Остановилась у подводы. «Ой, неспроста все углы обшаривают. Втроем. Не иначе — за Семой».
Раздобыв у соседки первача, попросила горсть «гадюшника» — мелко просеянного табака, которым чабаны пользуют куршивых овец. Высыпав его в четверть, взболтнула самогон.
— Угомонятся быстрее, чертяки…
Полицейских, терпеливо ожидавших ее возвращения, она нашла за столом. Поблагодарив за самогон, старшой потребовал малосольных огурцов. Со свечой в руке Настя спустилась в погреб. Отодвинув кадушку от лаза в пещеру, предупредила:
— Это я, Сема, с лихом они.
— Догадываюсь. Один из них сюда со спичками заглядывал, — сообщил Метелин. — Хорошо, что я лаз кадушкой прикрыл.
— Тикай через запасной ход.
— А как же ты?
— Пока не знаю.
— Запоминай, что скажу, — припал к ее уху Метелин, — в случае опасности направляйся в хутор, что на берегу Соленого лимана. Знаешь? Найдешь учительницу Марию Александровну, она при школе живет. Скажешь, что я прислал. Она переправит к партизанам. Прощай, сестричка, спасибо за все, что для меня сделала.
— То было от сердца.
Потайным ходом Семен пробрался за сарай. Пригибаясь под тяжестью мешка, заторопился к Шамаиному ерику.
Настя как ни в чем не бывало вернулась в хату. Поставив на стол огурцы, подала хлеб, стаканы. Сама присела поодаль на лавке.
Не выпуская из рук винтовок, полицаи, крякнув, выпили. Закусывая, Сысой Карпович поинтересовался:
— Позапрошлую ночь Василий у тебя ночевал?
— Туточка, — призналась, ничего не подозревая, Настя.
— Угу-у, понятно, — с довольным видом протянул он. — Признавайся, курва, у кого он листовки взял?
— Яки таки листовки? — недоумевала она. — Шо ты мени там кажешь? Дывитесь, люды добры, як вын мене взлякав.
Сысой Карпович подошел к ней, положил тяжелую руку на плечо:
— Кто к вам приходил? К кому он заезжал? Отвечай быстро!
Настя, себе на удивление, была спокойна, она развела руками, показывая, как поражена нелепыми вопросами:
— Чужих никого не бачила, ей же богу, никого не бачила. — И Настя сняла его руку с плеча.
— Ха-а! Не бачила! Скажешь, что в хате тебя не было? Корову отлучалась доить?
— Ни-и, она стельная. В хате сидела. Як приихав, вин спать завалился.
— А Метелин чем занимался?
— Який Метелин? Шось несуразное плетешь, Сысой Карпович, господин старший полицейский.
— Я спрашиваю: что Бугров делал?
— А вин уснув.
— О, Настя, веревки вьешь?
— Яки веревки? Вы не первую годину нас знаете. Як на духу уся тут.
— Закуковала, не переслушаешь. Заткнись.
Сысой Карпович вернулся к четверти. Настя, сдерживая внутреннюю дрожь, быстро соображала: «О листовках допытывается, знать, Василия изловили. Как же мне поступить?» Подойдя к полицаям, невинно спросила:
— Мужика мово чи не бачили в городе?
Чернявый полицай, опрокинувший в рот самогон, сквозь смех ответил:
— Как же, довелось. Не журись, нынче встретитесь.
— Спасибочко, а то я соскучилась.
«Так и есть, Василий заарестован, — определила она, — за мной и Семой приехали. Запросто не дамся».
Демонстрируя свое миролюбие, Настя сняла со стенки зеркало, разыскала губную помаду, коробочку пудры, присела к лампе.
Сысой Карпович, наблюдая, как она прихорашивается, спросил:
— На свиданье?
— Мужа ожидаю.
— Ну-ну, давай, раз нетерпячка напала… Что-то чахоточный ухажер задерживается. Сладкая, должно быть, попалась, оторваться не в силах.
В тон ему Настя ответила:
— Це дило спешки не любить. Шоб усе было зроблено по форме.
— По себе судишь? — спросил чернявый.
— Шо касаемо того — не отрицаю. — Она игриво повела плечами. — Шо вы, як диты, с оружием цацкаетесь? Ложитесь в постель, отдохните.
— И правда, — подхватил чернявый. — У меня ноги гудят, целые сутки за торгашами гонялся. Черт знает, когда зазноба его отпустит. Он, видать, добрая кобелина.
— Спать нам нельзя, — запротестовал Сысой Карпович.
— А мы по очереди дежурить будем.
Услужливая хозяйка сбила пуховики, откинула одеяло.
Тупо посмотрев на четверть, в которой осталось не более одного стакана, Сысой Карпович смилостивился:
— Ложитесь, я покараулю.
Двое полицаев, не раздеваясь, утонули в хозяйской перине. Настя прилегла на постель Метелина. Делая вид, что дремлет, принялась легонько похрапывать. Сысой Карпович, покосившись на нее, допил остаток «дымки».
В хате было тихо, за печкой уютно стрекотал сверчок. Через полчаса голова Сысоя Карповича начала хилиться к столу, затем склонилась на локоть левой руки. На всю хату раздался его храп.
Настя быстро встала, накинула шаль, с книжной полки захватила папку с чертежами Метелина, из печурки взяла спички, из-под лавки — бидон с керосином, оглядев комнату, выскользнула в сенцы, колом приперла дверь.
Корова, потревоженная в неурочный час, не поднималась, мычала. Глуша ее голос, Настя целовала корову в теплые губы, тянула за шею. Подталкивая, наконец выпроводила ее из хлева. Охапками натаскала к двери хаты соломы. Поднявшись по лестнице на горище, чиркнула спичкой, поднесла к крыше. Сухой камыш задымился, затрещал. Спустившись, облика стену керосином, подожгла солому. Не оглядываясь, направилась к дому бригадира. Постучала в окно. Хозяин, выглянув в дверь, закричал:
— Пожар! Горим!
— Успокойся, Михеевич, это я подпалила.
— Сама? Зачем? — поразился бригадир.
— Вместе с полицаями. Жизнь порушена, ничего не жалко.
Широко открытыми глазами бригадир уставился на женщину:
— Себя не пощадила, дуреха. Что ты наделала?