За час до рассвета

— За людьми дело не станет, — пообещал Метелин. — Кто он, этот Отто Нугель?

— Ты, товарищ Бугров, вынуждаешь меня на подробности. Я свыше пяти месяцев с ним встречаюсь. Этого достаточно?

— Несколько нескромный вопрос… Я хотел бы знать, как вы познакомились с ним? Если можно — все, как было.

— Познакомилась я с Отто в казино. Вначале нас сблизило то, что он сносно говорил по-русски. Ну, танцевала с ним, когда Рейнхельт отсутствовал. И вообще он мне показался не таким, как другие немцы.

…В зимний холод Отто провожал Ружу до квартиры. Навстречу им попалась колонна военнопленных — оборванных, изнуренных. Это были не люди, а тени. «Во что людей превратили!» — воскликнула Ружа. «Не я эту войну начинал», — угрюмо ответил Нугель. Ружа осмелела. «А за все это придется отвечать», — сказала она. «Да, к сожалению, придется», — согласился Нугель и надолго замолчал.

О своем разговоре с Отто Ружа рассказала Сергею Владимировичу, и он посоветовал, как следует ей вести себя дальше. Однажды Нугель, улучив момент, указывая на Рейнхельта глазами, шепнул: «Как вы можете бывать с этим… этим…» В его тоне Ружа почувствовала ненависть к эсэсовцам, но она беспечно спросила: «А чем он хуже других? Наоборот, он выгодно от всех, отличается вежливостью, начитанностью». Отто поморщился и ничего не ответил.

В другой раз Отто упрекнул ее: «Вы мне лучше кажетесь. Бывая с эсэсовцем, вы оскорбляете себя». В упор Ружа спросила: «А разве вы не одному богу молитесь?» Он понял ее: «Во всяком случае, я неверующий. — И многозначительно добавил: — А вы относитесь к нему не просто как женщина, вы что-то в нем ищете, в чем-то заинтересованы». Его наблюдательность насторожила Ружу. «Значит, переигрываю, — испугалась она и ответила: — Мы, женщины, беззащитны. В крепкой опоре нуждаемся — только и всего…»

— А Рейнхельт, что ж, — спросил Метелин, — не обращал внимания на ваши беседы?

— Он очень ревнив, — серьезно ответила Ружа. — И поэтому для наших встреч мы с Отто нашли другое место, подальше от глаз гауптштурмфюрера, словом, мы стали встречаться тайно.

— Этого мало, чтобы во всем ему открыться, — все еще сомневался Метелин.

— Да, конечно, — согласилась Ружа. — Прежде чем это сделать, я сумела его хорошенько разглядеть. Для этого потребовалось время и время. Отвечая на мои вопросы, он сначала был скрытен, видимо, боялся, принимая меня за верную подружку гауптштурмфюрера. Я постаралась рассеять его опасения, и Отто стал откровенным, рассказал о себе. Был он учителем географии, в тридцать восьмом его призвали в гитлеровский вермахт. Окончив офицерскую школу, служил исправно, попался на глаза фон Клейсту, и тот взял его в свой штаб. Отец его, инженер-горняк, встречался с Карлом Либкнехтом, но был ли коммунистом, Отто не знает. Погиб он в двадцать первом во время капповского путча. Как-то Отто поведал о трагической судьбе единственной сестры. Мужа ее — тепловозного машиниста — гестапо объявило коммунистом, заключило в концлагерь. Получив известие о гибели мужа, сестра покончила с собой.

— Каким же образом фашисты допустили его до офицерской школы, штабной работы? — усомнился Метелин.

— Сестра носила фамилию мужа, а Отто в анкетах ничего о ней не сообщал. Еще я видела, как Отто плакал, — с грустью продолжала Ружа. — В моем присутствии он распечатал конверт. В нем находилось извещение о гибели его матери под американскими авиабомбами. За время нашего знакомства он единственный раз потерял над собой власть. «А дальше, что дальше будет! — выкрикнул он. Потом тихо сказал: — Один, во всем мире один остался». Я дала понять: война и меня сделала круглой сиротой. Сергей Владимирович долго думал, как бы лучше приспособить его к нашему делу. Случай ускорил развязку. Помнишь, как была уничтожена головная база боеприпасов?.. На цель бомбардировщиков навели ракеты, пущенные с земли. Теперь прихвастну: это я сигналила!

При выходе на свою улицу услышала собачий лай, топот кованых сапог: немцы! Нырнула в подворотню, бросилась в переулок. Беда: тут тоже немцы! Страх обуял меня. «Пропала, думаю, окружают район бомбежки, беспременно засекут». Карабкаюсь прямо по развалинам очертя голову, ухожу подальше от места взрывов, которые продолжали сотрясать землю. Через полчаса попала в большой незнакомый двор, огороженный высокой кирпичной стеной. Прислушиваюсь. Немецкие голоса, собачий лай остались где-то позади. Дорогу на улицу преграждали груды развалин. Нашла калитку в стене, проникла в сад, бесшумно прошмыгнула мимо одноэтажного домика. Когда очутилась на узкой улочке, меня цепко схватили за руку. Я так и обомлела. В глаза брызнул огонь ручного фонарика. «Конец!» — пронеслось в голове. Вдруг слышу знакомый голос: «Ружа, ты как сюда попала?» Присмотрелась: Отто Нугель. Он тоже по тревоге спешил в штаб. У меня отнялся язык, что ответить — не соображу. Сильно я тогда испугалась. Дрожу, будто на меня враз напало двенадцать лихорадок, в оборванном платье, с исцарапанными руками. Он привел меня к себе на квартиру, включил свет, усадил на стул, стал снимать шаль. О ужас! Под шалью из прореза моего платья торчала рукоятка ракетницы. В суматохе я совсем о ней забыла. Повертел в руках ракетницу, догадался: «О-о, вот кто вы есть!» «Непременно выдаст, в гестапо отправит», — подумала я. «Успокойтесь, — сказал он, — я с женщинами не воюю». Взял меня за подбородок, приподнял голову, долго всматривался в глаза: «Капут нам, если у большевиков ангелы становятся партизанами! — Опустившись рядом на стул, добавил: — Так нам и надо, заслужили!» Понятно, что дальше скрывать мне не было смысла. Тогда он ничего не обещал, но меня не выдал. Вскоре был ранен, долго лежал в госпитале. Теперь стал сговорчивее, торопит скорее его переправить к нашим. С собою он захватит важные документы.

Закончив длинную исповедь, Ружа, напустив на себе беспечность, игриво спросила:

— Что теперь думает товарищ Бугров об Отто Нугеле?

— Осторожность — не подозрительность, — ответил Метелин. — Фашисты умеют маскироваться под обиженных, обездоленных, даже под друзей. Мы не только собой, но жизнями других наших бойцов рискуем. Почему бы ему не встретиться со мной?.. Тогда Сергея Владимировича мы не подвергнем риску, и его убежище с рацией останется тайной. А так уж мы перед ним больно многое открываем. Мы с вами находимся в тылу врага, а, значит, осмотрительность сейчас — прежде всего.

— Я сказала Отто, что подпольем руководит офицер Красной Армии, который непосредственно связан с высшим командованием. Это произвело на него ошеломляющее впечатление. Видишь: тоже схитрила, о вас ничего не сказала. Сергей Владимирович согласен с ним встретиться, если вы откажетесь переправить майора на катер.

В сумерках по узкому Шамаиному ерику Метелин выбрался в море. Ветер дул в спину, лодку покачивала легкая зыбь. Семен смазал уключины, и весла бесшумно опускались в воду. Небо затянули низкие облака, море слилось с тьмой, и, если бы не всплеск воды о борт, можно было бы подумать, что лодка стоит на месте. Между тем суденышко ходко продвигалось вперед.

Семен до рези в глазах всматривался в тьму. Еще мальчишкой он здесь рыбалил — заблудиться никак не мог. И все-таки волновался.

Выплыло желтое пятно прожектора. Нарастал стук мотора. Послышалась немецкая речь. Дозор. При луне не миновать бы беды, а сейчас пронесло.

Опять Метелин поднимает и опускает весла. По времени уже пора поворачивать к берегу. А так ли? Не проверишь. Тревога не покидает ни на минуту.

«Теперь, кажется, пора», — решил он, и лодка послушно легла курсом к берегу. Пот заливал лицо, ручейками струился по шее. Сжав зубы, Семен греб изо всех сил.

Но вот лодка отяжелела, будто налилась свинцом, остановилась. Уложив весла, Семен передвинулся к носу. Теперь надо сориентироваться — не напороться бы на патруль. Пригнувшись, он ступил на песок. У самого уха зашелестел знакомый голос:

— Сюда, дядя Сема.

Без шума вдвоем подвели лодку под настил мостика, конец прикрепили к свае. Взяв Семена за руку, Сашко шепнул: