Страница 29 из 60
Еще его очень беспокоила Ирина. Верно ли они решили, что оставили ее на легальном положении? Не лучше ли ей скрыться?.. Впрочем, пока ее не очень донимают. Но долго ли до беды. «Ах, Клавдия, Клавдия, сколько хлопот наделала твоя глупость!»
К дому подъехал Василий Трубников. Вошел, какой-то угрюмый, мрачный, подал Семену конверт.
«Сема! — писала Ирина. — Тебе надо обязательно встретиться с Ружей. Дело не терпит отлагательств. Днем ты работаешь, поэтому давай условимся на вечер. Лучше, если это произойдет в субботу в пять часов в хуторе Красный Лиман. Она будет тебя ждать в магазине. Согласен? Если да, то скажи об этом Василию… Ах, как я соскучилась по тебе!»
Прочитав записку, Семен спросил у Василия:
— Когда в город возвращаешься?
— Рано утром.
— Передай Ирине, что я согласен.
НЕОЖИДАННЫЙ ДРУГ
Семен Метелин настойчиво входил в роль Ивана Бугрова — чахоточного неудачника, апатичного, политически неразвитого, изнуренного болезнью парня из-под Полтавщины. Ходил сгорбившись, еле передвигая ноги, угрюмо глядел на встречных и рядом работающих. В беседах с ними, расхвалив благодетеля Сысоя Карповича, хвастался, сколько вчера или позавчера каждый из них влил в себя «дымки».
Он научился молчать. Прикажет что бригадир, кивнет в ответ головой и беспрекословно приступит к делу. Женщины порой пробовали с ним шутя заигрывать. Семен потупит глаза, теряется, что поощряло их к большему озорству. Так же вел себя и с полицаем, которому нравилось, как он выражался, «начинять чахоточного градусами». Только после известной «начинки» Бугров становился развязным, пел и танцевал, что было явно по нраву Сысою Карповичу.
Сейчас Семен свыкся с избранной им ролью — на улице, на людях без труда держался Бугровым. Только с Василием, Настей или наедине с собой он снова становился Метелиным — рассудительным, подтянутым, деятельным.
В субботу обычной походкой больного человека он проследовал мимо окон деревянных хат. За хутором на горбатом мостике остановился, вслушался в незамысловатую песню мутного ручья.
День играл всеми красками ранней весны. Метелин перегнулся через перила… Спроси через полчаса, о чем или о ком думал сию минуту, он вряд ли ответит. А мысли его были о том вечном и постоянном, что несет человеку природа, независимо от того, кто он и что он. Яркое солнце одинаково обогревает созидателя и разрушителя. Плодами земли питается отец, давший другому жизнь, и убийца, уничтоживший эту жизнь.
Семен протянул руку к вербе, опустившей ветки в струи потока, сорвал набухшую почку, понюхал. Она источала дух пшеничного, свежеиспеченного хлеба. Попробовал на зуб. Вкус мятный, вяжущий.
Цепляясь руками за гибкий кустарник, Метелин по скользкому склону выбрался к полям. Земля парила маревом, плывущим над полями и курганами.
Дыша всей грудью, Метелин шел по бездорожью, напрямик, широко открытыми глазами любуясь на чудо нарождающейся жизни.
Ему, городскому жителю, все в диковинку: и неуемное воробьиное «жив-жив», и хлопоты сорок, свивающих в развилках абрикосов гнезда, и перистые облака, словно сотканные искусной рукой. Да, величественная природа оставалась сама собой, ей нет никакого дела до бед и человеческих печалей.
Семен вошел в хутор, разбросанный вдоль заросшего камышом морского залива. Две его улицы изрезаны оврагами, заполненными водой. На пригорке — каменные коровники, водонапорная и силосная башни. Недалеко пасутся коровы. На них жалко смотреть — кожа да кости.
Магазин, или, по-здешнему, лавка, занимал подслеповатую хату. Направляясь к ней, Метелин не допускал мысли о какой-нибудь провокации.
В лавке, кроме продавщицы, никого не было, покупать, в сущности, тоже нечего. Для видимости спросил махорки. Не отводя глаз от раскрытой книги, продавщица отрицательно мотнула головой. Остановившись на низком крылечке, Семен не знал, что дальше делать. Часы показывали десять минут шестого.
«Что с Ружей, почему опаздывает?» — тревожно подумал он. Она тут же показалась из дверей дома, расположенного рядом с лавкой. Проходя мимо Семена, подала знак следовать за ней.
В хуторе было пустынно, на улицах — ни одной живой души.
Переждав минуту, Семен направился следом. Спустился в овражек. Тропинка нырнула в прошлогодний камыш метровой высоты. Шагов через сто камыш расступился, Семен вышел к лиману. С берега прямо в воду спущено два дощатых настила, видимо для купания и полоскания белья.
Цыганка, тасуя колоду карт, сидела в лодке, наполовину вытащенной на берег. Семен подошел к ней.
— Здравствуйте, Иван Бугров! — улыбнулась она. — Садитесь рядом, роднее станем.
Семен тоже улыбнулся:
— Здравствуйте, товарищ Ружа.
— Так вот ты какой, оказывается, а я то думала… Прямо скажу, на вид невзрачный, обыкновенный крестьянин. Впрочем, ты и на фотографию свою совсем непохож. Долго еще по ней тебя искать будут. А ищут, ох, как ищут… Энно Рейнхельт — твой главный враг, он руководит поисками.
— Слышал о таком, — спокойно ответил Метелин. — Я у себя на Родине, а дома, как говорят, и стены помогают. Я сильнее гауптштурмфюрера.
— Сильнее, — согласилась Ружа. — Об осторожности тоже не забывай.
— Не забываю. Вы почему-то задержались.
— Обычная перестраховка. Правда, Рейнхельт снабдил пропуском, поощряет мои экскурсии по городам и селам. Он меня к розыску Метелина подключил. Вот я и стараюсь, — она криво улыбнулась. — Ищу повсюду, даже в этом хуторе. Только чувствую, что и мне гауптштурмфюрер не полностью доверяет: нет-нет да и пошлет хвост за мною. Да и я осмотрительная. Кое-что у Рейнхельта переняла. Вот и сейчас, поджидая тебя, на всякий случай в хату напросилась, хозяйке погадала, успокоила, кусок сала заработала. Возьми — сгодится.
От сала Метелин отказался.
— Приступим к делу, — сказал он. — Чем я могу быть вам полезен?
— На Южном фронте немцы что-то готовят, — подчеркивая каждое слово, сообщила Ружа, — стягивают силы, в городе появились новые штабы. Нам поручено… — Ружа несколько стушевалась, потом решительно произнесла: — От тебя нечего скрывать. Словом, Сергей Владимирович получил задание… штабу фронта срочно требуется язык.
Метелин и сам заметил, что немцы активизируются, к чему-то фундаментально готовятся: по шоссейным дорогам выставлены патрули, запрещен проезд местному населению, по ночам скрытно к передовой подтягиваются танки, артиллерия. Недалеко от Пятихаток в колхозном саду вырублены деревья, очищена площадка — подготовлен запасной аэродром.
— Просто язык — мало, — проговорил Метелин, — хорошо бы язык в чине.
— Ну, а если штабник? — спросила Ружа. — Подойдет? — И рассмеялась.
— Именно штабной…
— Меня к тебе Ирина направила, — сказала цыганка. — В твоей помощи нуждаемся. Сергей Владимирович неподвижен, я к веслам не способна да и в море заблужусь. А плыть не близко, нас в открытом море катер ждать будет.
— Какой катер? — переспросил Метелин. — Я что-то не понимаю вас.
— Сергей Владимирович условился с командованием, и от них придет катер за Отто Нугелем. Он — майор. Добровольно к нам переходит.
— Фашист! Офицер! Добровольно! — воскликнул Метелин. — Нет, товарищ Ружа, вы бредите!
Насладившись его изумлением, Ружа назидательно пояснила:
— Не все немцы — фашисты, и не каждый офицер — гитлеровец, пора знать об этом, товарищ Бугров… Этот достоин сострадания, Сергей Владимирович поверил ему!
Метелин еще больше встревожился. Сергей Владимирович рискует жизнью не только своей!.. Ну, а если неизвестный Отто Нугель — гестаповец?.. Проникнет в самое сердце подполья. А вдруг он матерый шпион? Используя легковерность подпольщиков, очутится в тылу Красной Армии. Что будет тогда?.. Сергей Владимирович болен, Ружа неопытна. Не клюнули ли они на фальшивую фашистскую приманку?
Поняв, видимо, состояние Метелина, Ружа сказала:
— Чего задумался, товарищ Бугров?.. Понимаю, за легкомысленную девчонку меня счел: где, мол, цыганке с немецким офицером тягаться!.. Ошибаешься: научилась распознавать где свой, а где враг, — улыбнулась она. — Но мы засиделись, а я тороплюсь. От имени Сергея Владимировича я обращаюсь к вам с настойчивой просьбой: выделите нам гребцов, знающих море. Только и всего.