Страница 14 из 85
Разбудил меня легкий шорох крадущихся шагов. Стал всматриваться сквозь жерди сарая. Солнце клонилось к закату От деревьев падали длинные тени И тут я увидел гитлеровцев. Пригнувшись, они подкрадывались к сараю. Времени на размышления не оставалось. Одним рывком я раздвинул жерди со стороны оврага, заросшего крапивой, и нырнул вниз, как в воду. Высокая, густая крапива и руки, вытянутые вперед, смягчили удар. Несколько метров я скользил по жирной и влажной земле откоса. Потом вскочил на ноги и кинулся в чащу кустарника. Сзади раздались выстрелы. Несколько пуль просвистело рядом. Затем все стихло. Ла мое счастье, у преследователей не оказалось собак.
…Снова дорога. Дорога, дорога… Ноги не слушались, в голове шумело, а я все шел и шел, не разбирая пути, уже почти автоматически, изредка прислушиваясь и озираясь. В ранних солнечных лучах засветились беленькие хатки небольшой деревни. Начиналась украинская земля — пройдено больше половины пути. Я укрылся в густой траве и стал наблюдать. Немцев там не было. Чуть в стороне от остальных стояла выбеленная известью хатка. Молодая женщина встретила меня просто и приветливо Еще весной ей удалось засеять просом небольшой участок земли, и теперь нужен был помощник, чтобы убрать урожай. Она обрадовалась, когда узнала, что я немного умею косить. Попросила остаться хотя бы дня на два. Вдвоем с ней мы трудились дотемна. Я так намахался косой, что с непривычки едва передвигал ноги.
Вечером за ужином, чуть смущаясь для порядка, она сказала, что не отказалась бы иметь такого «чоловика» и что, если меня хорошо «погодувать з мисяц», я буду вполне справным мужиком. После ужина разобрала постель горкой подушек, но я сказал, что пойду спать на сеновал. Она только слегка пожала плечами Не было в моем распоряжении времени «з мисяц», и «годували» меня от случая к случаю И сил у меня не было… никаких. Я отправился на сеновал и тут же уснул как убитый.
Поднялся засветло, решил не беспокоить хозяйку, хотелось успеть побольше пройти. Но по деревенскому обычаю, она была уже на ногах. Приготовила завтрак, завернула узелок в дорогу. Когда я прощался, она укоряюще и откровенно грустно улыбнулась. Да и мне ох как не хотелось уходить. Я обнял ее, поцеловал и, не оборачиваясь, зашагал по дороге. До Сум уже оставалось совсем немного.
У одного из перекрестков на столбе я прочитал приказ немецкого коменданта. В нем говорилось о заброске в район Сум группы советских парашютистов-диверсантов. Далее сообщалось, что двое добровольно явились в комендатуру и этим сохранили себе жизнь… Говорилось также, что остальных, в том случае если они не сдадутся добровольно, ожидает смертная казнь через повешение. А местное население предупреждалось, что за укрытие или невыдачу парашютистов-диверсантов — расстрел. Следование по дорогам без специальных пропусков запрещалось… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!. Вот и дошел я почти до заветных Сум.
Не верилось, что двое действительно явились с повинной. Конечно, это было уловкой. Возможно, двоим просто не повезло. Однако засветилась весьма вероятная догадка, что заброска разведгруппы, в которую, может быть, должен был войти и я, все же состоялась, хотя и с большим опозданием, и, конечно, в новом составе. Это подтверждало и мое шаткое предположение, что база Центра продолжала функционировать, и мое решение идти в Сумы было правильным. В то же время приказ коменданта крайне осложнял мое положение, и без того непростое.
Весь день я просидел в укрытии. Мне пришлось еще и еще раз все продумать, взвесить все за и против Итак, я жив и рана почти затянулась, во всяком случае не мешает при ходьбе Против: на оккупированной территории я оказался один, без документов и средств к существованию, не знаю ни пароля, ни адреса конспиративной квартиры. Итог не слишком утешительный, но, как говорится, черт не выдаст — свинья не съест… Ночью я вновь отправился в путь. Вскоре появилась луна и осветила дорогу неярким серебристым светом. Мое внимание привлек листок бумаги, придавленный сверху небольшим камешком, очевидно, чтобы не унесло ветром Я поднял его — долго рассматривал. Это оказался пропуск, выданный немецкой комендатурой. Фамилия, местожительство и пункт следования были вписаны от руки по-немецки. В конце пропуска стояла подпись коменданта и печать с орлом и свастикой. Предвижу и знаю что тут взыскательный читатель поморщится и скажет; — Опять удача?! Неправдоподобно!..
Но что поделаешь, если все это было именно так и никак иначе! Так же. как невезение бывает с некоторым перебором, вот так и везение случается с изрядной долей невероятности и в ущерб общепринятым представлениям о достоверности. В моей судьбе было не мало не только удивительного и труднообъяснимого, но и такого, что заставляло остановиться и крепко задуматься…
Я бы мог в этом повествовании кое-что изменить, кое-какие несуразности выправить, найти более правдоподобное объяснение, но всего этого делать мне не хочется. Пусть все будет так, как было, так, как сохранила память, так, как случалось в этом странном вращении, под названием жизнь.
Между тем пункт следования, указанный в пропуске, не совпадал с тем названием города, куда следовало идти мне. В первый момент я чуть не выбросил этот пропуск, от досады (ну, выбросить я бы его не выбросил, а на дорогу бы положил, ведь кто-то старался, раздобывал, укладывал на дороге). Я засунул пропуск под подкладку картуза и двинулся дальше.
Конечно же, это могла быть простая случайность, но в ней проявились известная российская сердобольность и в то же время сопереживание тому, кто мог оказаться в тяжкой беде. А может быть, это впрямую старались помочь парашютистам?
По дороге мне пришла в голову мысль: вместо названия села, указанного в пропуске, попробовать вписать город Сумы. Но сделать это оказалось не так просто. После встречи с карателями я ничего не держал при себе, а заходить в села днем теперь было крайне опасно. Всю ночь я шел, день снова провел в укрытии возле какого-то села, и оттуда наблюдал за всем тем, что происходило на улице. С наступлением темноты постучался в намеченную еще засветло хату. Хозяйка, немолодая женщина, хотя и впустила в дом, очень боялась, что меня кто-нибудь увидит. К счастью, у нее нашелся огрызок химического карандаша. При свете коптилки я принялся за работу. Ластиком служил собственный ноготь, а когда стал вписывать по-немецки слово «Сумы», с досадой обнаружил, что не знаю, какую букву поставить на конце, ведь в немецком алфавите нет буквы «ы». Поставил на конце что-то среднее между «і» и «j», слегка затер окончание. В общем получилось плохо и показывать такой пропуск было более чем рискованно. Собственно, время было потрачено впустую. Документ никуда не годился. Однако я запрятал его подальше за подкладку картуза и решил воспользоваться пропуском только в самом крайнем случае.
Шел второй месяц моего путешествия. Приходилось не только обходить стороной селения, но и избегать встречных людей. Однажды еле ушел от облавы, несколько раз чуть не попался в руки полицаев. Пришлось полностью перейти на «подножный корм». Хорошо еще, что на огородах уже поспели овощи. Но увы, такое питание плохо способствовало восстановлению сил. И вот настал, наконец, день последнего броска в этом замедленном многими препятствиями продвижении к цели. День, как обычно, я провел в укрытии, а к вечеру решил привести себя в порядок, перед последним переходом. Рядом протекала небольшая речушка. Крутом — ни души. Я спустился к воде, вымылся и постирал одежду. Вода освежила меня, а мокрая рубашка приятно холодила тело. По пути попался огород. Вырвал несколько морковок. Но едва перелез через плетень, как оказался в руках двух полицаев.
Подножкой мне удалось свалить одного из них, но другой навалился всем телом и подмял под себя, даже еще оглушил ударом по голове… Очнулся на каменном полу какого-то подвала. Руки связаны за спиной. Сверху доносился разговор. Я услышал фразу:
— Лазутчика поймали, бежать пытался. Завтра утром его вешать будут!..