Страница 21 из 32
Возня с «Кратким курсом истории ВКП(б)» не увлекала меня ничуть, но приняться за его проработку следовало немедленно. Уже на второй день я созвал кандидатов партии, чтобы начать занятия. За час до занятий появился начальник.
— Как дела, товарищ Бражнев?
— Ничего, товарищ начальник, продвигаются. Еще день-два и все будет налажено. А у вас как? Я вижу, вы все с учебником…
— Да вот насчет этого с вами поговорить хочу.
Мы сели. Я взял книжку, положенную начальником на стол. Новенькая, неперелистанная, разгибается с характерным для нечитаной книги скрипом. Я глянул в лицо моему «ученику», он заметил это. Перелистываю дальше. Дошел до четвертой, «философской», главы.
— Есть трудности, товарищ начальник?
— Признаться сказать… — начальник смутился. — Я, видите ли, товарищ Бражнев, еще не брался за книжку. Времени нет — ни дня, ни ночи. Политотдел не хочет понимать: учи, знай, «Краткий курс» и никаких… Не очень хорошо, конечно, с моей стороны, но…
Некий бес ткнул меня в бок — захотелось подчеркнуть, что начальство мое в чем-то от меня все-таки зависит. Я сказал:
— Ничего! Знаете нашу чекистскую поговорку «Признание смягчает наказание»?.. Смягчим и вашу вину.
Начальник косо посмотрел на меня, и я понял — было бы у него право сейчас же арестовать меня, он это сделал бы.
Пришлось замять.
— Я думаю, что справимся, будете знать «на отлично».
Начальник понял обещание, скрытое в этой фразе, и повеселел.
Сходились прочие слушатели. Через несколько минут занятия начались. Я спросил, кто какую главу знает. Молчание было мне ответом. На самом деле — кого мог заинтересовать этот «труд» товарища Сталина, если и сам по себе «Курс» скучен донельзя, и факты изложены в нем заведомо неверно, фальсифицирована вся история партии?..
Так открыл я занятия по «Краткому курсу». Вел их формально, ни шатко, ни валко, лишь бы «выполнить» план.
Основную свою работу я начал со знакомств: мне нужно было знать, каких осведомителей подобрал мой предшественник, старший оперуполномоченный. Как только закончил я приведение в порядок делопроизводства, составил план и получил одобрение начальника, я сразу и принялся за осведомителей.
Агентурно-осведомительная сеть включала самый разнообразный элемент: чернорабочие, квалифицированные рабочие, служащие, управляющие домами и коменданты, домохозяйки, персонал райсовета, райвоенкомата, даже преступные лица (осужденные в прошлом и потом возвращенные).
Первая моя встреча была с рабочим завода имени Шевченко — Валентином Змеем. Он был когда-то судим, и это заинтересовало меня. В разговоре с ним узнаю, что он состоит осведомителем около года, получает, по работе на заводе, всего 200 рублей в месяц, холост, родители сосланы в Караганду в порядке раскулачивания.
— Как же вы попали в Харьков?
— Да в тридцать втором справку купил в сельсовете, что бедняк. Ну и прописали тут, так вот и живу.
— Сколько вам лет было тогда?
— Пятнадцать.
— Чем вы жили сначала в Харькове?
— Чем? На конном базаре воровал, извините, товарищ начальник.
— А жили где?
— У кореша одного. Вместе воровали. Тем только и мать его содержали, а то задрала бы котелки.
Блатной (воровской) душок еще чувствовался в этом парне. Любопытный тип!
— А потом?
— Потом поймали, дали пять лет по семидесятке.[11] В Темняковские лагеря из Харькова сослали.
— Как там?
— Ой, плохо, товарищ начальник!.. Как мухи дохли от голода. Белоручки хуже всех, интеллигенты разные. А со временем группу я организовал. Новичков привезут, из белоручек-то, чуть который отвернется, сидора[12] и нет. Раздевали их тоже. Обступим: «Делись одеждой, видишь, у меня штаны никуда». Делились, а не делился кто, так смертным боем лупили.
— А на работу гоняли?
— Дураков и без нас хватало. Начальство всегда за нас. Я вылез через оперуполномоченного.
— Осведомителем стали?
— Ну да. Помогал, конечно, контру дошибать. Раз попробовал, даже оперуполномоченному понравилось — еще велел.
— Расскажите поподробней, что за люди были, на которых вы доносили?
— Анжинеры. Один, Понюшкин по фамилии, про лагерь говорил, что, мол, хуже капиталистического. Будто их кашу есть привезли туда! Контра. Начальника лагеря зверем называли.
— А когда вас освободили?
— Два года работал с оперуполномоченным, справку мне дал хорошую.
— Вы, значит, в Харьков?.. И сразу устроились с пропиской?
— Как сказать… В первый раз начальник паспортного отдела только на месяц разрешил и на работу в микояновский колхоз устроил. Потом мы с ним работали, он меня на завод Шевченко перебросил. Сварщиком на кузнице работаю.
Парень, кажется, гордился своей «работой» в качестве доносчика, охотно рассказывал, как и что.
— За бригадиром приказали мне следить. Однако он помалкивал, хоть и тяжело приходилось. Пришлось провокацию пустить — для пользы. Я говорю: «Бьем, бьем, а шамать нечего, в лагере и то лучше было…» Он ничего не сказал, а в другой уж раз устали очень, он подошел ко мне и говорит: «Ты, малыш, прав. Это не система, а каторга». Я сообщил оперуполномоченному. Вскорости бригадир еще проговорился. Из конторы вернулся, там он заработок проверял, и говорит: «Мы — работать, а орденоносцы — деньги загребать. Сталинские помогалы!..» Обругался, конечно. Ну, после того крышка ему была, по моему, то есть сообщению.
Я отпустил Змея без инструктажа.
Я обходил свои точки — завод им. Шевченко, цементный завод, текстильную фабрику, управления домов и т. д. Намечал часы и места встреч. Меня заинтересовали донесения, бывшие в делах и подписанные «Волк». Вот два из них, в почти дословном изложении:
Оперуполномоченному НКВД
Октябрьского района города Харькова
От осведомителя Волк
ДОНЕСЕНИЕ
Сего числа ко мне подошел рабочий электросварщик М. (фамилии полностью не привожу) в сильном волнении и в повышенном тоне начал мне рассказывать о том, что он работал много часов сверхурочно, но ему не заплатили. Кроме того, он тут же начал ругать советскую власть. Я ему порекомендовал обжаловать завкому, а в отношении того, что вы ругаете советскую власть, то она здесь непричем. Безобразия есть, но это все делают низы, может быть, и враги орудуют, а товарищ Сталин обо всем знать не может. Он говорит, что ему наплевать на всю власть и что ему нужны деньги. У меня, мол, дети и жена голодные дома, а денег ни копья. Я ему ответил как член завкома, что разбирать мы сейчас не будем, а советскую власть прошу не ругать. Он плюнул и сказал, что вас не только ругать, а перевешать до самой верхушки, вы нам всю душу переели. И пошел. Я утверждаю, что М. для нас опасен и на производстве быть не может. Это вылазка классового врага. А то, что он говорит повешать до верхушки, то это по адресу товарища Сталина. Прошу вас немедленно изолировать.
О чем и доношу.
Осведомитель Волк.
Второе его донесение тому же оперуполномоченному:
«Сегодня скончался друг и соратник великого Сталина, нарком тяжелой промышленности товарищ Орджоникидзе. В обеденный перерыв я зашел в столовую и уселся за стол, где уже сидело три человека подозреваемых мною в контрреволюции из механического цеха, два из них рабочие А. и С., а третий бригадир Ц. Нам подали суп. Бригадир говорит: вот, товарищи! Умер Орджоникидзе и суп сегодня хороший, а ведь их 12 и если бы они умирали каждый день по одному, то наверно и нам 12 дней было бы сытно. Рабочий А. говорит: а если бы сдох Сталин! Ц. засмеялся и ответил: тогда, наверно, был бы со свининой. Потом они переглянулись и по одному ушли, не ожидая второго. Но я узнал этих контрреволюционеров. Когда они говорили против покойного Орджоникидзе и т. Сталина, у меня сдавилось сердце, и я готов был наброситься на них, но удержался. О чем доношу, Волк».
11
Статья 70 Уголовного кодекса СССР — кража. (Примеч. авт.)
12
Мешок, сумка с вещами. (Примеч. авт.)