Бендиго Шефтер

— Спасена ли ты от заблуждения, девушка? — спросил вдруг ее Финнерли, когда она проходила мимо него. — Разъясняли ли тебе милость Господню?

Каин хотел что-то сказать, но я его опередил:

— Она еще не успела нигде заблудиться, преподобный отец, и спасать ее нужды нет.

— Об этом судить Господу, — повернулся он ко мне.

— Вы правы, отец. Он будет судить всех нас.

Мои слова и я сам не слишком ему понравились. Но, похоже, чувства оказались взаимными, так что я не обиделся. Я уважаю слуг Господних, но мой скромный опыт говорил, что для спасения души многие из них сами нуждаются в помощи своих собратьев. Мы, Шафтеры, всегда почитали Христа любящего и всепрощающего, и вряд ли я ошибся, когда решил, что в Мозесе Финнерли тлеют уголья из дьявольского костра.

Он принялся читать длинную и витиеватую молитву, а я, особенно, когда голоден, предпочитаю слуг Господних, которые умеют сказать то, что требуется, коротко и сжато. Тем более что в его молитве больше всего говорилось о том, что Господь запрещает, а не о том, что Он прощает.

Закончив молитву, Финнерли помолчал, а потом сказал:

— Тот большой дом, что стоит на террасе… он чей?

— Там живет вдова Макен, — сказала Хелен, — прекрасная женщина.

— В этом я не сомневаюсь, — ответил Финнерли.

И тут, легка на помине, постучалась и вошла сама Рут вместе с Нинон. На лице Каина мелькнула тень неудовольствия.

Все, за исключением Олли Троттера, встали. Каин представил приезжим миссис Макен, и я заметил, что их лица стали такими умильными — чуть слюнки не потекли.

— Миссис Макен, мы странники, которым негде приклонить головы, — сказал Мозес Финнерли. — А у вас большой дом. Сможете ли вы нас приютить?

Она поглядела на него холодным, изучающим взглядом, потом улыбнулась:

— Мой дом не так уж велик, а для троих и вовсе мал.

— Для троих?

— Да, святой отец. У меня есть сын. Боюсь, вам придется поискать себе что-нибудь, но обычно вновь прибывшие в наше селение сами о себе заботятся. Мы готовы поделиться едой, хоть у нас самих не густо, но дома наши очень малы.

— Да нам нужна самая малость, — сказал брат Джозеф Паппин. — Уголочек, чтоб от ветра прикрыться. И все.

Рут перестала улыбаться.

— Не сочтите за черствость, но в моем доме для мужчин места нет. Вы и сами должны понимать, что на постой у женщины одинокой рассчитывать неприлично.

Ему это не понравилось, но он все же вежливо поклонился:

— Да, да, конечно. Я не подумал. Вы упомянули о сыне…

— Он еще совсем мальчик.

Она присела. Хелен подала ей кофе, и разговор продолжился. Рут Макен была не дура, так что, похоже, гости пришлись ей по душе не больше, чем нам с Уэббом..

— Издалека ли вы изволили прибыть? — спросила миссис Макен.

— Издалека. Но нет такого пути, который мы бы не одолели, чтоб донести до вас слово Божие.

— Вы приехали с Запада?

Финнерли словно пропустил ее вопрос мимо ушей и принялся разглагольствовать о Боге и делах Его, а я пил кофе, и мне казалось, что это сам дьявол цитирует Писание, чтобы добиться какой-то своей цели. Однако это было несправедливо — что я знал о них и их прошлом? Вдруг окажется, что они достойные и приличные джентльмены? Правда, как я сам себя ни укорял и ни уговаривал, поверить в это все равно не мог.

— Завтра мы устроим службу и будем рады видеть вас всех, — сказал преподобный Финнерли.

— А мы будем рады вас послушать, — ответил Каин и встал. — Уже поздно. Если хотите, устраивайтесь прямо здесь на полу, джентльмены. Сожалею, что не можем предложить вам ничего получше.

Они переглянулись.

— Разве тут нет пустого дома? Может, где-нибудь народу поменьше? Мы очень устали и…

Тут меня словно бес попутал.

— Может быть, у Дрейка Морелла? — предложил я.

Финнерли дернулся, будто в него всадили нож.

— Морелл? Он здесь? И вы приютили такого человека? — Его голос вдруг зазвенел: — Он убийца! Злодей, настоящий злодей!

— У нас он ведет себя мирно, — сказал Джон Сэмпсон, — и мы не замечаем за ним ничего дурного.

— Он игрок, убийца и насильник! — кричал Финнерли.

— Мне показалось, что он настоящий джентльмен, — сказала Рут Макен. — Я уверена — он честный человек.

Финнерли хотел продолжать, но осекся — что-то в лице Каина или в моем его остановило. Он сдержался, но глаза преподобного сузились и были полны ненависти.

— Его все равно повесят, — заявил он. — Здесь таким не место!

Он резко повернулся и вылетел вон. Паппин и Троттер потащились следом.

— Помолчал бы, — сказала Хелен. — Нечего наседать на мистера Морелла.

Я закрыл было дверь, но Рут сказала:

— Оставьте ее пока открытой, мистер Шафтер. Здесь не мешает проветрить.

— Чтобы проповедовать слово Божие, следует уметь хоть немного прощать, — сухо заметил Сэмпсон. — Мистер Морелл побывал в переделках, не сомневаюсь. Но ведь и у нас всякое случалось.

— Джон, я вот все думаю, — сказал Каин, — не посеять ли нам овес? Я тут видел дикий овес, он должен хорошо расти, а у нас будет чем кормить лошадей.

Женщины занялись бумажными украшениями для рождественской елки. Каин опять принялся за гвозди. Я уткнулся в книгу и, время от времени отрываясь от Локка, прислушивался к тихому журчанию разговора, к едва слышному потрескиванию поленьев в очаге, к тем спокойным звукам, которые исходят от трудящихся рук. Вечер не отличался от многих других, но я, к счастью, уже тогда догадывался, что через много лет именно такие вечера я буду вспоминать с нежностью.

Когда я прочел у Джона Локка о знании и суждении, я снова задумался о Дрейке Морелле и о выходке преподобного Финнерли.

Это вроде той истории со вспорхнувшей птицей, которая предупредила меня, что в кустах притаился Стейси Фоллет. Я ведь не знал наверняка, есть ли там кто, но, раз она вспорхнула, предположил, что есть. Судить же о Дрейке Морелле мы могли только по его нынешнему поведению и по тому, что он рисковал жизнью, спасая чужих детей. Это было то, что мы видели сами и знали достоверно, и мне этого хватало, чтобы не судить его строго, не имея для этого достаточных сведений.

Оторвавшись от книги, я посмотрел на всех, кто был в комнате, и вдруг почувствовал себя отделенным, как бы отрезанным от них. Как будто моя мечта уже осуществилась, и я вот-вот вырвусь в дальние края и стану наконец кем-то. Но кем? Все здесь такие разные, но цельные. Или, может быть, мне лишь только так кажется?

Этан — охотник, неотъемлемая часть гор и лесов, как волк, олень или барсук. Каин — ремесленник, руки которого умели гнуть сталь точными и уверенными движениями, а отложив молот — держать и оглаживать только что созданную вещь. И Джон Сэмпсон — человек добродетельный, богобоязненный, терпеливый и прощающий, но сильный и уверенный в себе.

А кто я?

Мне даны плоть и разум, такие податливые и восприимчивые, и лишь от меня зависит, каким содержимым я их наполню. Конечно, кое-что зависит от предков, кое-что от окружения, в котором я живу, от тех людей, с которыми сталкиваюсь, и все же — главное в моих руках.

Каким человеком мне суждено стать? Что же я должен делать, чтобы стать человеком?

Глава 13

Сочельник был ясным и морозным. Утром выпал легкий снежок и прикрыл прогалины, оставшиеся после оттепели и ветров.

К этому времени преподобный Мозес Финнерли и компания с помощью Нили Стюарта уже успели соорудить себе что-то вроде землянки на склоне холма рядом с поселком.

Этан, Уэбб и я охотились без передышки, чтобы обеспечить рождественский стол свежим мясом. Неплохим охотником оказался и Олли Троттер — ему удалось подстрелить лося и оленя. Так что еды к празднику у нас было вдоволь.

Каждую свободную минуту мы тратили на строительство. Нам удалось подвести лесопилку под крышу и сложить в ней очаг. Теперь до весны тут можно было устраивать общие встречи и вечеринки — пока лесопилка не начнет работать. Потом мы построим школу и церковь. Пока не будет церкви, все службы будут проходить в школе.