Бендиго Шефтер

— Похоже на то.

— Ничего не поделаешь. Нужно быть поосторожнее. Я всегда старался быть осторожным.

— Вы смелый человек, Морелл.

— Смелый? Каждому свое, Шафтер. Люди называют героями тех, кто один раз совершил то, что смелый делает каждый день.

Он отвернулся.

— Хотите, прогуляемся? Я только прихвачу свою трубку. Вы прочли Плутарха?

— Нет еще.

— И не торопитесь. Он того заслуживает. — Он закрыл за нами дверь. — Вы счастливее, чем думаете. В отношении книг, конечно. Когда переселяешься на Запад, много с собой не потащишь, а майор Макен, как я слышал, тщательно подбирал книги. Завидую вам, что вы начинаете именно с этих книг. Голова — как дом, который владелец обустраивает по своему вкусу. Если в доме пусто и холодно, никого, кроме себя самого, винить не приходится. А у вас есть возможность сделать свой дом удобным и даже изысканным.

Вдруг он заговорил о другом.

— Шафтер, вы могли бы для меня кое-что сделать?

Я удивился. До того мне казалось, что он так прочно стоит на ногах, что ни в чем не может нуждаться.

— Я говорю о Нинон. Если Стейси Фоллету повезет больше, чем мне, позаботьтесь о ней. Она станет красивой женщиной, Шафтер. Она необычайно талантлива. Здесь она надолго не задержится. В ней таится нечто, что потребует себя выразить. Кем бы она ни стала, у нее не будет тихой, спокойной жизни: помешают страсть, огонь, честолюбие.

— Но она же еще ребенок.

— Долго ли девочке быть ребенком? — Он пожал плечами. — Пока она еще ребенок, а однажды утром просыпаешься, глядь — а перед тобой уже женщина, да не одна. Целая дюжина незнакомых женщин.

— Ей лучше остаться здесь. У нее будет время, чтобы разобраться в себе и понять, кто она такая на самом деле.

— Чепуха, Шафтер. Ты сам это знаешь. Человек — никто, пока сам себя кем-то не сделает. У Нинон эта работа не займет много времени. Глину, из которой она слеплена, я хорошо знаю.

Ужинали мы в тот вечер у Каина вместе с Рут и Будом. Мы говорили о книгах и о сапогах, о таинственных происшествиях и о детских мечтах, о дальних странах, где стоят древние храмы и где когда-то боги бродили среди людей. Пришел с отцом Ленни Сэмпсон и слушал, широко раскрыв глаза, пока Морелл рассказывал об Улиссе и циклопах, о Тесее и Минотавре, об Энее и возникновении Рима. Как хорошо было вот так разговаривать в теплом уютном доме! Когда разговоры иссякли, Нинон спела пару песен, и мы сели пить кофе. Потом дети отправились спать, а мы еще долго беседовали о судьбе нашего поселка.

— Вам нужен шериф, — сказал Морелл. — Скоро пойдут люди. Вместе с мирными появятся и дикие. Если не будет представителя закона, жди беды.

— А вы бы не взялись за эту работу? — спросил Каин.

Морелл ответил не раздумывая.

— Нет, — сказал он. — Я слишком известен в этих краях. Не хотелось бы накликать на всех беду. Если вы меня вытерпите, я останусь, но только не шерифом.

— Это дело для Бендиго, — сказал Сэмпсон. — Он рассудителен, но, когда нужно, может и выстрелить.

— Я же скоро уеду.

— Уэбб? — предложил Морелл.

— Нет, — сказал Каин. — Он горяч. Мне он нравится, но он опасен.

Потом мы заговорили о городских властях. Тут и родилась мысль о муниципальных законах и выборах. Сэмпсон и я предложили в мэры Каина, но он отказался. Сказал, что самый подходящий — Джон Сэмпсон, и мы решили, что, когда будет голосование, мы выдвинем именно его. Каин выдвинет.

Возник вопрос и о собственности на землю. Пока никто ничего не требовал, только Уэбб и Стюарт хотели застолбить приисковые участки у Каменного ручья. Никто, кроме Рут Макен. Она считала своей террасу, на которой стоял ее дом. Там было несколько акров земли и кусок луга за деревьями. На том лугу мы не пасли свой скот, потому что он хорошо просматривался только из ее дома.

Мы подумывали об огородах и пашне. Мы с Каином и Джон Сэмпсон сговорились работать вместе, но ведь я скоро уеду. Их отношение ко мне постепенно и незаметно поменялось: я стал охотником, добытчиком, и теперь они стали считать меня ровней.

Следующие дни мы продолжали работать. Каменная стена лесопилки уже была готова, мы начали наращивать ее бревнами. К концу недели она уже подросла до крыши.

Нили Стюарт мыл золото. Крофт утеплял дом. А еще он нашел небольшое поле, где весной собирался сажать овощи.

Поначалу Стюарту везло. Каждый вечер он рассуждал о золоте, потом стал говорить мало, но становился все более важным. Видно, дела его шли неплохо. Несколько раз он делал какие-то закупки у Рут, расплачиваясь золотом.

А вот Уэбб не слишком усердствовал, только изредка появляясь на своей золотой делянке. Он предпочитал охотиться или заготавливать дрова.

На охоту мы ходили только парой. Когда я охотился с Уэббом, всегда старался предоставить ему право на самые выигрышные выстрелы. Он стрелял метко и зря патроны не тратил. Случались и разговоры, но мне казалось, что я ему нравлюсь не больше остальных. Иногда он жаловался на Фосса, говорил, что тот ленив. Нужно, чтоб кто-нибудь, еще поменьше, чем он сам, его бы отлупил. Может, это его чему-нибудь научило бы, говорил Уэбб.

От Плутарха я перешел к «Опыту о человеческом разуме» Локка. Основатели нашей страны читали и перечитывали эту книгу. Она и вправду сильно отличалась от всего того, что мне уже довелось читать.

Иногда появлялись группы мормонов, мы давали им приют и пищу, за которую они всегда щедро расплачивались. Стейси Фоллет не появлялся, а когда я осмотрел его давний наблюдательный пост, то не нашел там никаких следов. Может быть, он решил уйти отсюда. Большинство из нас о нем позабыли, потому что надвигалось Рождество.

По воскресеньям, с самого нашего приезда, мы служили мессу. Каин или Джон читали из Библии, а Том Крофт руководил пением. Нам нравилось петь.

А потом к нам приехал Мозес Финнерли.

Мы с Каином только что водрузили наверх толстенное бревно — стропило будущей лесопилки — и остановились перевести дух. Когда на дороге возникли три всадника, к нам подскочил Уэбб с револьвером в руке. Мой винчестер тоже всегда был наготове. Если хочешь прожить подольше, иначе нельзя.

— Как поживаете, джентльмены? — осведомился худой человек с изможденным лицом и глубоко посаженными глазами. — Я — преподобный Мозес Финнерли, а вот брат — Джозеф Паппин, а это — брат Олли Троттер.

Один — приземистый крепыш с пустыми глазами, которые поначалу казались веселыми. Второй — большой, толстый, с отвисшим подбородком.

— Здравствуйте, — сказал Уэбб. — Я — Уэбб. А это братья Шафтеры.

— Очень приятно, — сказал преподобный. — Я весьма польщен. Как мы поняли, тут у вас поселение. Мы решили, что просто обязаны принести вам слово Божие.

— У нас есть слово Божие, — ответил Уэбб. — Библия в каждом доме. А по воскресеньям мы устраиваем чтения.

— Это замечательно. Но Библию нужно разъяснять, сэр. Слово Господне нельзя осквернять, распространять его должны только посвященные.

— Сойдите с лошадей, джентльмены, — сказал Каин. — Мы небогаты, но готовы поделиться с вами тем, что есть.

— Небогаты? — глянул вокруг толстяк Олли Троттер. — Мы слыхали, что у вас тут лагерь золотоискателей..

— Может быть, несколько лет назад тут и шла кое-какая добыча, — улыбнулся Каин. — Но мы здесь недавно. Собираемся заниматься торговлей и пахать землю.

На лицах приезжих мелькнуло разочарование. Но разве я им судья? Тем более что близился полдень, самое время для передышки.

Иногда замечаешь разные мелкие подробности. Например, было видно, что лошади у них не самые лучшие и прошли долгий путь. Всадники путешествовали налегке, и, если бы они не были служителями Господа, я бы сказал, что они, видимо, убрались откуда-то в спешке.

Когда они отправились ставить свою палатку, Уэбб посмотрел им вслед, сплюнул и сказал:

— Бен, тут дело нечисто. У этого Финнерли поганый глаз.

Они сели за стол вместе с нами, и те взгляды, что они то и дело бросали в сторону Лорны, доверия у меня не вызывали.