Страница 22 из 82
Для того чтобы сотрудники НКВД взялись за такую работу, их надо было, говоря языком эпохи, «хорошенько встряхнуть», или, выражаясь точнее — подвергнуть культурному шоку.
Источники культурного шока
Прежде всего — это падение прежних местных вождей, их мгновенное превращение из любимых и обожаемых руководителей в омерзительных врагов народа. Впрочем, будучи неплохо осведомленными о теневой стороне их повседневного быта, ответственные сотрудники НКВД могли и не разделять казенного восхищения их большевистской скромностью, принципиальностью и близостью к рабочему классу. Но когда в апреле-мае 1937 г. фактически все городские «тузы» Перми были арестованы, это не могло не смутить чиновников в мундирах с синими кантами. Следы растерянности можно обнаружить даже в отредактированных и сокращенных протоколах партийных собраний[188].
Внезапно выяснилось, что враг скрывается и в партийной среде. «Практика нашей борьбы со шпионско-диверсионными и троцкистскими элементами за отчетный промежуток характерна тем, что во вскрываемых и ликвидированных к/p формированиях, в значительном большинстве случаев руководящая роль принадлежала врагам с партийным билетом», — докладывал начальник Ворошиловского горотдела А. П. Моряков своему партийному патрону А. М. Павловскому[189].
Скажем сразу, постулат о руководящей роли членов ВКП(б) во всех контрреволюционных формированиях будет реализован в ходе кулацкой операции. Из лиц, принадлежащих к социальным группировкам, намеченным для ликвидации по приказу 00447, на Урале «сконструируют» повстанческую организацию под руководством региональных партийных и советских начальников. В протоколы допросов руководящих работников союзного и областного звена впечатывались показания о повстанческом штабе во главе с секретариатом обкома ВКП(б):
«Кабаков мне говорил, что в областной повстанческий штаб входят: от правых, второй секретарь Свердловского обкома партии Пшеницин, в прошлом партизан, хорошо знающий военное дело, и работник свердловского горкома партии — Кормилов; от троцкистов — Головин, бывший председатель Областного исполкома, имеющий широкие связи среди бывших уральских партизан;от военных — Василенко, заместитель командующего УралВО, и руководитель Областной организации Осоавиахима — Васильев; от церковников — свердловский митрополит Холмогорцев»[190].
В пермский окружной повстанческий штаб записали: секретаря горкома Голышева — «от правых», секретаря горкома Дьячкова — «от троцкистов», командира 82 стрелковой дивизии Полянского — «от военных», пермского епископа Глеба — «от церковников», директора пивзавода Бахарева — «от эсеров» и некоторых других[191].
Однако самое сильное, как нам кажется, потрясение вызвали сообщения об арестах в НКВД. На апрельском партийном собрании в Перми этой животрепещущей темы коснулся один из ораторов:
«В наших органах есть случаи отдачи под суд некоторых сотрудников, которые потеряли бдительность, связались с врагами народа. Об этом нам дает сигнал и решение ЦИК об отстранении от работы бывшего наркомвнудела Ягода и отдаче его под суд. Я призываю к жестокой критике, ибо без нее мы не сможем быть сильны в борьбе с врагами»[192].
Под напором информации о многочисленных арестах в составе руководящих органов НКВД стушевались и прежде всесильные начальники. Л. Г. Лососу — начальнику Пермского горотдела — на том же партийном собрании указали, что он
«…тоже беспечно относился к работе и не видел контрреволюционера Дьячкова, орудовавшего в горкоме», более того, запретил «коллективное слушание доклада т. Сталина по радио в ноябре 1936 г. — это вопиющее безобразие, антипартийный поступок»[193].
Через неделю партком ВКП(б) органов НКВД, установив
«факт срыва слушания по радио доклада т. Сталина… из-за деляческого подхода к этому вопросу т. Лосос по мотивам служебной загруженности», укажет начальнику горотдела «на непартийное его поведение»[194].
Критика снизу означала, что пошатнулся неоспоримый прежде должностной авторитет, а с ним и надежды на дальнейшее безбедное существование. Тем более руководители территориальных органов лучше рядовых сотрудников были осведомлены о масштабах арестов. Пройдет два-три месяца, и их самих подверстают к делу о чекистском ответвлении заговора на территории Свердловской области[195].
В партийной среде начинают циркулировать слухи, что в органах нечисто, и от них следует держаться подальше. В этой связи характерна первая реакция партийного работника на предложение принять одного из его подопечных на работу в НКВД:
«Неужели такому парню ты не можешь подобрать лучшую работу и суешь его в такую яму?»[196].
Все эти события, происходившие в считаные недели, не могли не отразиться на настроениях рядовых сотрудников НКВД. Вся их прежняя работа была обесценена, сведена к нулю разоблачением грандиозного заговора, охватившего все звенья партийного, государственного (в том числе и их ведомственного) аппарата. Сами же они, как выяснилось, исполняли жалкую роль подручных врагов народа, их невольных пособников или слепых орудий.
Так, начальнику Ординского райотдела НКВД Н. X. Малютину бдительные партийные товарищи вменили в вину то, что он, «…состоя членом бюро Ординского РК ВКП(б), а также членом президиума РИК, не мог не знать, что они выполняют вредительские планы по сельскому хозяйству»[197].
Новые командиры, присланные Москвой, должны были направить сотрудников НКВД на путь искупления своих вольных или невольных грехов: потери бдительности, политической слепоты, идиотской беспечности.
Новые чекистские кадры
Руководство НКВД 1937–1938 гг. состояло как из людей, принадлежащих к кадровому составу органов (таковых было большинство), так и из новобранцев из числа ответственных комсомольских работников. И те, и другие были людьми пришлыми. Часть из них работала в центральном аппарате, как правило, в экономическом отделе — вместе с начальником Свердловского УНКВД Дмитрием Матвеевичем Дмитриевым. Вторые были откомандированы из НКВД УССР, третьи — из областных управлений Российской Федерации — из Ростова-на-Дону, Горького. Кадры перемещали настолько стремительно, что канцелярии не справлялись с переводом соответствующих документов.
Начальник Ворошиловского райотдела НКВД 3. М. Тильман в январе 1939 г. почтительнейше просил заместителя Наркома Меркулова «…помочь в вопросе снятия с партучета, который тянется уже полгода». В июне 1938 г. он был переведен из НКВД УССР в Свердловское управление, туда же должны были отправить и партийные документы, но не переслали[198]. Постепенно в команду Дмитриева вошло и несколько местных работников, обнаруживших нужные профессиональные и личные качества. В Перми таким был Мозжерин — начальник особого отдела 82 стрелковой дивизии, в 1937 г. соорудивший вместе с прибывшим из Свердловска Дмитриевым всесоюзную повстанческую организацию из красноармейцев 61 батальона тылового ополчения, «состоявших из числа бывших служителей религиозного культа», за что НКВД СССР был награжден «боевым оружием и металлическими часами»[199].
188
См.: Протокол общего гарнизонного собрания системы НКВД от 3–4 апреля 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 27–40.
189
Докладная записка «О нанесенном оперативном ударе по к/p шпионско-диверсионным и троцкистским элементам за время 1935/36 и 1937 г.». Березники. 22.04.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 59. On. 1. Д. 302. Л. 106.
190
Из протокола допроса Цифриновича Владимира Ефимовича от 5 сентября 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 1. Л. 34.
191
См.: Из протокола допроса обвиняемого А. И. Старкова. 2.10.1937 г. // Политические репрессии в Прикамье. 1918–1980 гг. С. 252–253.
192
Протокол общего гарнизонного собрания системы НКВД от 3–4 апреля 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 32.
193
Там же. Л. 32–33.
194
Протокол заседания парткома ВКП(б) органов НКВД г. Перми. 11.04.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 36.
195
Кроме упомянутого ранее А. П. Морякова (Ворошиловский горотдел) были арестованы Г. М. Файнберг (Кизеловский горотдел НКВД), Другов (Коми-Пермяцкий окротдел), Н. X. Малютин (Ординский райотдел) и др. Такой судьбы избежал в самый последний момент начальник Пермского горотдела НКВД, капитан госбезопасности Л. Г. Лосос, застрелившийся из служебного оружия 31 июля 1937 г. Нельзя сказать, чтобы эти работники не пытались перестроиться на ходу. Л. Г. Лосос даже поощрял одного из первых фабрикантов дел — начальника ОО 82 с. д. Ф. П. Мозжерина, выписывал ему премии, ставил в пример. Моряков, так же как и Файнберг, производил аресты по обвинению в троцкизме (Файнберг арестовывал и своих товарищей по бюро горкома), но делали они все это слишком медленно, осторожно, с оглядкой на прежние правила.
196
Стенограмма V городской партийной конференции. Г. Молотово. 5–6 мая 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 620. Оп. 17. Д. 49. Л. 202.
197
Накаряков — Новоку. С. Орда. 21.08.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 946. Оп. 5. Д. 260. С. 2. Николая Харитоновича Малютина исключили из партии как «пособника врагов народа». Парторганизация райотдела тут же потребовала «…освободить от обязанностей конюха Балахонова как подхалима Малютина». Там же. С. 209. Затем в январе 1938 г. арестовали, но уже 13 июля того же года освободили и дело прекратили «…за недоказанностью предъявленного обвинения». ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16402. Л. 2.
198
Тильман — Меркулову. Г. Березники. 10.01.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 59. On. 1. Д. 336. Л. 31–32.
199
Выписка из протокола допроса Аликина А. М. 17.02.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12396. Л. 120.