Последний Завет

— Стой, я тебе говорю!

Герман заметил, что винтовка снова в руках Носатого. Причем держит он ее наперевес, направив ствол не куда-нибудь, а в грудь Герману. Тут уже не сдюжили нервы у Гнева, он рванулся вперед, клацнули острые зубы, затрещала раздираемая ткань, и Носатый отчаянно закричал:

— А-а-а! Убери его! Убери!

Крысокот терзал широкую штанину с явным удовольствием. Понаблюдав несколько секунд за этой дивной картиной, Герман отозвал зверя и внезапно решился:

— Ладно, так и быть, пойдешь со мной. Только я иду быстро, чур не отставать.

— Я не отстану! — радостно выкрикнул Носатый.

— Имя у тебя есть? Или папа с мамой решили, что и без имени ты неплох?

— Франц, — ответил парень. — Я не подведу, вот увидишь!

— Увижу, — откликнулся Герман и тут же добавил самым мрачным тоном: — если, конечно, переживу эту ночь!

Почувствовав неладное, Франц поспешно обернулся через плечо и шумно втянул в себя воздух. Путь им преграждала шестеро. Трое стояли впереди. Неуклюжие фигуры, заплывшие наростами головы. Мутанты. Безоружные. Трое других явно были людьми и в отличие от своих братьев по клану сжимала в руках копья. К счастью, ни у одного не было ни арбалета, ни лука, ни даже метательного ножа. Мусорщики выбрались из своих нор.

Случайный спутник Германа собирался вскинуть винтовку, но, на его счастье, следопыт Ветродувов обладал отличной реакцией и успел положить на ствол ладонь.

— Погоди-ка, — сказал он, — давай сначала познакомимся с нашими новыми друзьями.

Он сделал едва уловимый жест рукой, и верный Гнев лег на мокрый асфальт, затаившись до поры до времени.

— Привет! — громко сказал Герман.

Из темного провала ближайшего здания вышли еще двое. В руках у Мусорщиков были трубки, стрелявшие — Герман отлично это знал — отравленными паралитическим ядом стрелами, и разделочные ножи. Среди Ветродувов ходили упорные слухи, что Мусорщики иногда поедают своих врагов. Традиция со времен Черных столетий.

На приветствия Германа ребята никак не отреагировали. Мусорщики славились своей нелюбовью к вежливым беседам: любой разговор с ними превращался в монолог, даже мирные переговоры…

— Медленно отступай назад, — сказал Герман, обернулся и понял, что его реплика несколько запоздала — позади, отрезая путь к отступлению, стояли еще пятеро.

— Ну все, нам конец, — забормотал Франц.

— Спокойнее, — сказал Герман, думая о том, что денек выдался неважный, в арбалете совсем мало пороховых зарядов, а умирать почему-то именно сегодня совсем не хочется.

— Бастионовец и Ветродув, — неожиданно заговорил один из Мусорщиков. — Давно не видел такой сладкой парочки. Вы что это, любите друг дружку, да?

— Чего вам надо? — угрюмо спросил Герман.

— А чего ВАМ надо на нашей территории?! — усмехнулся Мусорщик. — Если дома не сидится, то так и быть, мы вам поможем и укоротим ноги, чтобы не устраивали свидания на нашей земле. Взять их, ребята!

Враги двинулись на них. Герман резко вскинул арбалет, намереваясь уже спустить курок, как вдруг… Разъяренный самец жабобыка вылетел из сгустившейся возле высоких зданий мглы и шлепнулся на асфальт в нескольких метрах от них. Все произошло настолько неожиданно, что Герману показалось, будто чудище упало с неба. Распахнув огромную пасть, жабобык раздулся и заклокотал. В отличие от своей маленькой подружки, совсем недавно отправленной Германом на тот свет, этот экземпляр отожрался до тонны, а то и больше. Во всяком случае, при должном умении и желании такая тварь вполне могла проглотить легкий автомобиль Багажников вместе с пассажирами. Похоже, жабобык уже обнаружил гибель своей второй половины и теперь, застав неподалеку от места преступления целую толпу народа, собирался выместить на ней ярость.

— Ситуация осложняется, — заметил Герман, как показалось Францу, почти веселым голосом. Охотник всегда вел себя в минуту опасности именно так, умело скрывая страх. — Сейчас такое на нас на всех радостное настроение снизойдет, что мы даже в желудке себя хорошо почувствуем.

Мусорщики отступили. Жабобык топтался на месте, клокотал и булькал, не зная, с кого начать. И тут один из шестерки Мусорщиков, преграждавших путь к мосту, совершил роковую ошибку. Он швырнул в жабобыка копье. Кидаться в жабобыка копьями было так же неразумно, как обсуждать с Меганиками красоту мутантов — разозлишь их до потери сознания. Тварь обиженно взревела, вспомнила далеких квакающих предков и, взвившись в воздух, всем своим немалым весом рухнула на обидчика, заодно придавив еще троих. Массивный хлыст длинного и тяжелого языка разметал ближайших Мусорщиков по проулку. Воцарилось форменное столпотворение, словно в клан приехали Багажники и, не обнаружив положенную Дань, решили устроить маленькую кровавую разборку. Жабобык клокотал, щелкал языком, Мусорщики орали, стреляли из трубок (паралитические стрелы застревали в толстой шкуре чудовища), швырялись в него всем, что попадалось под руку в ход шли копья, камни, валявшиеся под ногами железки, стекла и ножи.

“Пока ребята резвятся, самое время сделать ноги”, — здраво рассудил Герман.

— Бегом! — рявкнул он, толкнул Франца и помчался вдоль улицы туда, где, охая, приподнимались с земли два чудом уцелевших врага.

Носком сапога он изо всех сил ударил одного из них в лицо, так что тот рухнул навзничь. Другой бросился в ноги Францу, и тот упал, винтовка отлетела в сторону. Чертыхнувшись про себя, Герман вернулся, прыгнул уроду на спину и от души врезал ему прикладом арбалета по затылку.

Затем Герман рванул Франца на себя. Парень отчего-то не желал подниматься, только всхлипывал от страха. Герман дернул его сильнее, но тот безвольно повис у него на руках.

— Да что с тобой?! — заорал Герман и только тут заметил, что в голени у представителя клана Бастиона торчит паралитическая стрела.

— Успел-таки воткнуть! — Герман с ненавистью пнул потерявшего сознание врага под ребра. Затем щелкнул пальцами, призывая Гнева, и взвалил Франца на плечи.

Напоследок он оглянулся и увидел, что разъяренный уколами десятков копий и отравленных дротиков жабобык расшвыривает Мусорщиков таранными прыжками, его длинный язык взвивается вверх, опускается вниз и хлещет из стороны в сторону, устраивая в рядах обороняющихся целые просеки. И все же долго зверю не продержаться… Очень скоро паралитический яд сделает свое дело — и монстр завалится на бок, Мусорщики пустят в дело ножи, добивая чудовище, а потом устремятся в погоню за Германом и его тяжеленной ношей.

Мешок, арбалет, парень из клана Бастиона — со всем этим добром он пробежал добрую сотню шагов, потом понял, что окончательно выбился из сил, свернул в развалины ближайшего здания и кинулся вниз по лестнице, ведущей в темноту. Оказавшись в кромешном мраке, он осторожно положил парализованного и мешок на ступени и сделал знак Гневу обследовать помещение. Крысокот устремился вниз, появился через минуту и прижался мокрым носом к ладони Германа — все в порядке, подвал свободен. Герман снова взвалил на плечи тяжелую ношу, Франц застонал, и пришлось встряхнуть его, чтобы он заткнулся. Они спустились в глубокий подвал, здесь Герман опустил парализованного на заваленный какой-то рухлядью пол, мешок положил поодаль, сам уселся рядом и замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи.

Сидеть в темноте для Германа было делом привычным. Он не сомневался, что вскоре их найдут, а потому приготовил к стрельбе арбалет, достал нож, ткнул его в какую-то доску, торчавшую из пола, потом слегка прикоснулся к шее Гнева — пусть знает: надо быть настороже.

Франц опять издал слабый стон, и Герман приложил палец к его губам, подумал, оторвал от изорванных крысокотом штанов длинный тряпичный лоскут и запихал пареньку в рот.

— Так нам всем лучше будет, — пояснил он.

Когда паралич начнет отступать, ощущения у бедняги будут не из приятных. Он почувствует себя так, словно кто-то решил разом выкрутить все нервные окончания в его теле. Наверняка Францу захочется вдоволь поорать, а кляп не даст ему развернуться на полную мощность и выдать их укрытие врагам. Оставалось ждать и молиться, чтобы Мусорщики их не нашли…