Суперсвет(ЛП)

К. слегка нахмурился. За все время разговора с Амесом это было единственное выражение чувств, которое он себе позволил.

— Я этим занимаюсь. Но она — отличный оперативник. Именно она разработала маршрут отступления для участников нападения на Ноктис Лабиринтус. Она передала партизанам точные координаты места, куда им нужно попасть, и настроила грист-матрицу, принявшую их на Европе.

— Тем более она должна умереть.

— Да. Должна. Но у нее есть запасной план на случай ее исчезновения. Кто-то в юпитерианской прессе пронюхал о том, что что-то не так. Сейчас я выясняю, кто бы это мог быть.

— Пресса во внешней системе? Это шутка. Я подкармливал ее годами.

— Думаю, проблемы не будет, но я не хочу рисковать.

— Никакого риска. Выясните, кто, убейте их и сотрите всю информацию.

— Именно это я и намерен сделать.

Амес откинулся на спинку кресла. Директор — или, по крайней мере, его физический аспект — не мог заполнить кресло целиком; он напоминал все еще растущего подростка, пытающегося освоить место взрослого. На взгляд К., он был не выше пяти футов и четырех дюймов.

Мог бы и подрасти, подумал К., но предпочитает, чтобы вселенная наклонялась и заглядывала ему в глаза.

И у него это отлично получается.

К. бросил взгляд на деревянную коробочку, стоявшую на краю стола. Амес сразу же это заметил.

— Не беспокойтесь, она еще здесь. Ждет любовника, который никогда не вернется.

К. не ответил. Он замер. Напомнил себе, что надо мигнуть. Мигнул. Мигать ему больше не требовалось, и иногда, в минуты сильного эмоционального напряжения, он забывал это делать.

— Вы войдете туда в последний раз до завершения предприятия с Редакс.

— Понимаю.

— Что ж, идите.

К. прикоснулся к коробке и мгновенно оказался внутри.

Старый деревянный домик в стиле давно ушедшей эпохи. Гостиная. Желтоватый свет за окном. Тени и пыль. Скрип кресла-качалки. В кресле — Лейс Кройр.

Здесь, в блоке памяти, в деревянной коробке, была мечта — алгоритмическая презентация Земли тысячелетней давности. Для К. это различие не имело никакого значения.

Правда — то, что нужно, чтобы кто-то не сошел с ума.

На ней было платье из набивного ситца. На шее — нитка жемчуга. Она смотрела в окно, как всегда, в сторону горизонта. Зеленые глаза горели несбыточным желанием.

— Он не придет, — сказала женщина. — Он никогда не приходит.

Ее голос отозвался в нем знакомыми чувствами. Запретная любовь. Неизбывная печаль. Лейс, от которой осталась лишь это… тень тени. И все же здесь, в деревянной шкатулке, было что-то живое.

— Кто вы? — спросила Оейс.

— Я его друг. Он послал меня сказать, что уже возвращается.

— О… — вздохнула женщина. Поднесла руку к губам. Перестала раскачиваться. — Он правда возвращается?

— Просил передать, что задержится. Может быть, надолго.

Кресло снова качнулось.

— Вы его не знаете, — пробормотала Лейс. — Вы с ним не встречались.

К. пересек комнату и остановился у кресла.

— Вас зовут Лейс. Лейс Кройр.

Женщина не сразу, но кивнула.

— Да, наверно. Я уже и позабыла. — Она снова качнулась. — Он не придет. Никогда не приходит.

— Он просил посмотреть, носите ли вы ту заколку для волос. Стрекозу.

Лейс опять перестала раскачиваться.

— Заколка в столе, — прошептала она. — Во втором ящике справа, рядом со сломанными часами.

К. прошел к столу. Выдвинул ящик, взял заколку. В ней ощущалась тяжесть серебра. Глаза стрекозы, когда он повернул ее к свету, вспыхнули красным и голубым. Он купил ее для Лейс в Динех-баррел, на земле индейцев навахо.

К. положил вещицу на место и осторожно задвинул ящик.

— Он сломал часы перед тем, как уехать, чтобы вы всегда помнили время. — Голос его прозвучал негромко и глухо.

— Да. Десять-семнадцать. Утра. Шестого июля.

— Он вернется после зимы. Как обещал.

Лейс плотнее завернулась в накинутую на плечи коричневую шаль.

— Здесь всегда лето. Зима никогда не придет.

— Зима придет.

— Хотите чего-нибудь? — словно не слыша его, спросила Лейс. — У меня есть ледяной чай и сладкое печенье.

— Нет. — К. помнил свой последний визит сюда. Пластмассовая формочка с единственным кубиком треснула, и лед растаял и протек. Тогда это открытие отозвалось невыразимой грустью. — Не сегодня.

Лейс кивнула. Ей было все равно.

— Когда он придет?

— После зимы.

— Кто вы?

— Меня зовут Кларк.

— Я вас знаю?

— Да. — К. бережно коснулся ее руки. Она еще плотнее закуталась в шаль.

— Он не придет. Никогда не приходит. Когда он придет?

— Мне пора, — сказал К. — Но я вернусь.

— Кто вы?

— Его друг.

— Вы его знаете? — Она пристально посмотрела на него. У нее были необыкновенные ресницы. А он и забыл. Шелковистые, как крылья бабочки.

— До свидания, Лейс. Зима уже скоро. Не забудьте надеть меховое пальто, когда подуют холодные ветры.

— Его он мне подарил. Но я не помню его имени.

— Вы вспомните, Лейс. Со временем.

Он вышел через ту же дверь.

Глава тридцатая

Вас

15:36, четверг, 17 апреля 3017

День битвы

Элвис Дори едва дождался окончания занятий в школе, чтобы поскорее подключиться к мерси. Теперь-то он наконец мог сыграть в «День битвы». Обычно после уроков он выходил из виртуальности и уходил на пару часов на улицу. На пустоши, за жилым кварталом, мальчишки построили форт, к которому планировалось добавить дозорную башню и ров с ловушкой (при условии, что Саманта Нукс раздобудет, как обещала, ядовитый медицинский грист — она собиралась стащить его у отца-фармацевта). Но в форте Элвис не был уже несколько дней.

Вместо этого он садился в полученное на день рождения кресло. То самое кресло, которое обхватывало все тело и обеспечивало полный контакт с виртуальностью. «Реальные ощущения до N+1 степени» — так гласила реклама. Элвис не вполне понимал, что это означает, но знал, что в своем новом кресле может наслаждаться любимым мерси-шоу, совершенно не отвлекаясь на внешний мир.

А его любимым шоу был, разумеется, «День битвы».

Разработанный специально для подростков развлекательный продукт поставлял «Канал Глори». Подключившись, ты сразу попадал к месту событий и во многих случаях испытывал то же, что и непосредственные участники, как солдаты, так и гражданские. Например, вместе с десантниками падал с неба на Тритон. Любой, кто пользовался мерси-каналами Мета, мог стать «хостом» «Дня битвы».

Почувствовать себя в шкуре врага, когда он умирает, — это рипово!

Более того, побродив по сети, можно было отыскать и испытать на себе различные способы расправы с врагом, включая самые жестокие, с максимальным физическим вовлечением (иногда, под настроение, Элвис отыскивал прямо-таки тошнотворно-кровавые эпизоды). Они располагались по категориям: самая героическая смерть, самая трусливая, самая долгая и так далее. Элвис установил фильтры в среднее положение — он всегда заходил туда, где уже побывало не меньше сотни других игроков. Он знал, что таким образом пропускает кое-что интересное, но зато наверняка получит широкий спектр ощущений.

Сегодня главной темой было вторжение на Тритон, и Элвис уже предвкушал удовольствие.

Прежде чем настроиться на текущие события, Элвис коротко пролистал странички «контрольки», пропущенные из-за занятий, и активировал показавшийся наиболее обещающим эпизод. Наградой стало подключение к сознанию фремденского солдата, брошенного на произвол своим трусливым командованием и падающего в атмосферу Нептуна. Прочитать его мысли Элвис, конечно, не мог, но зато почувствовал, как колотится его сердце, как дрожит от страха тело. Он даже подслушал его последний разговор с матерью.

— Лучше бы я остался на шахте, мама, — говорил парень плачущей матери. — Думал, меня ждет лучшая жизнь, а получается, что я теперь мертвее, чем Скважина-Один.