Признание

Кому-кому, а Ратлиджу не надо было об этом напоминать.

— Придется спросить врача. Сам Рассел намекал на то, что за него говорит морфий.

— Рад, что дело ведете вы, а не я. Хотите забрать труп? Никто пока не объявил о его пропаже. Какой бесславный конец! А ведь у него, наверное, есть родственники… — Адамс выдвинул ящик стола и достал оттуда небольшой сверток. — Вот что было у него на шее. Убийца обшарил его карманы, а этого не заметил.

Адамс протянул сверток Ратлиджу; тот принял его и развернул оберточную бумагу.

Внутри оказался овальный золотой медальон на золотой же цепочке. На крышке была искусно вырезана буква «Е». Сам медальон выглядел или старым, или потертым — скорее всего, и то и другое. Ратлидж нашел сбоку защелку и нажал на нее. Внутри он увидел два гнезда для фотографий. Правый овал оказался пустым, зато слева на него смотрело женское лицо. Несмотря на пятна от воды, сразу было заметно, что женщина со снимка молода и красива — и модно одевается, если судить по вороту платья. Ее волосы были зачесаны назад и уложены в пучок на затылке. О цвете судить не представлялось возможным, но он решил, что волосы у нее темно-русые.

— Я решил, что медальон принадлежал ей, а она умерла. Вот почему покойный носил на шее женскую вещицу, — пояснил Адамс. — Дань сентиментальности.

— Рассел потерял жену, которая умерла родами, спустя немногим меньше года после того, как они поженились. Ни имя ее, ни фамилия не начинались с буквы «Е».

— Вот вам и вся сентиментальность! — буркнул Адамс.

По-прежнему рассматривая лицо в медальоне, Ратлидж сказал:

— Он знал, что умирает. Значит, он ходил к врачу. Скорее всего, в Лондоне. Нужно найти его и поговорить с ним.

— Вы, кажется, сказали, что он жил в Эссексе, на Фарнэм-роуд. Кажется, это где-то на реке Хокинг?

— Особняк, в котором он жил раньше, закрыт. Когда я с ним познакомился, он дал понять, что остановился в отеле «Мальборо». Может быть, кто-то из персонала отеля сумеет больше рассказать нам о нем. — Ратлидж нахмурился. — Вы совершенно уверены, что Рассел не сам выстрелил себе в голову, чтобы избежать более мучительной смерти?

— По словам врача, самоубийство исключается — если, конечно, покойный не был цирковым акробатом. Хотите осмотреть останки?

Ратлидж вместе с Адамсом прошел в больницу, где помещался труп. Внизу, в подвале корпуса, они долго брели длинными коридорами и, наконец, пришли в маленький морг. Адамс объяснил, что еще три находящихся там трупа принадлежат пациентам, умершим в больнице. Они ждали гробовщика. Их покойник лежал в самом дальнем углу.

Едва откинув с головы мертвеца простыню, Ратлидж сразу же узнал Рассела. Сходство было сильнее, чем на фотографии, которую, должно быть, снимали при плохом освещении.

— Да, я бы подтвердил его личность даже в суде под присягой. — Он повернул голову мертвеца набок, чтобы осмотреть входное отверстие. — Ваш врач прав, он никак не мог застрелиться. Кто, вы сказали, нашел тело?

— Паромщик по фамилии Актон. Он втащил труп к себе в лодку и привез нам. Можете побеседовать с ним, если хотите. Он вернется в Грейвсенд часов через пять.

— Вы записали его показания? Они вас устраивают?

— Показания у меня на столе. Да, Актон много лет работает на реке. У меня нет оснований подозревать, будто он имеет какое-то отношение к смерти Рассела.

— Тогда я не стану дожидаться его, а просто захвачу его показания с собой. — Снова накрыв тело простыней, Ратлидж предупредил: — Если узнаете о нем что-нибудь еще… или, если его начнет разыскивать кто-то из жителей Кента, пожалуйста, дайте мне знать. Но, по-моему, вы правы насчет того, что начинать следует с Лондона.

— Я уже проверил списки людей, объявленных в розыск. С его приметами нет никого. И потом, он ведь пропал уже какое-то время назад; если бы его хватились, его бы уже начали искать.

— А как насчет Тилбери на том берегу? — спросил Ратлидж, когда они вышли из больницы.

— Мы послали его фотографию не только к вам, в Скотленд-Ярд, но и в Тилбери. Кроме того, я позвонил им по телефону. Мой коллега из Тилбери такого не знает. Не числился он и в списках тамошних пропавших без вести. И все же я спрошу еще раз, ведь теперь у меня есть его фамилия и я знаю, что он когда-то жил в Эссексе.

Ратлидж поблагодарил Адамса, забрал с собой медальон, копию показаний паромщика и протокол вскрытия.

Документы лежали в конверте на сиденье рядом с ним, когда он возвращался в Лондон. А за его спиной слышался голос, который он знал так же хорошо, как свой собственный, и которого боялся.

Хэмиш сказал:

«А ты ему не поверил — этому Расселу. Вот если бы поверил, он бы сейчас, наверное, был жив!»

«Нет. Он сам сделал выбор. Он не хотел сообщить мне то, что мне нужно было знать. Сделал тайну из того, что должен был рассказать, потому что не хотел бросать тень на самого себя. Или выдавать другого».

Хэмиш презрительно хмыкнул.

Ратлидж тысячу раз твердил себе, что никакого Хэмиша на заднем сиденье нет, но все без толку. Он прекрасно помнил, что Хэмиш умер и похоронен во Франции, что, впрочем, его нисколько не утешало.

Врачи называли его состояние посттравматическим шоком, последствием контузии. Вот почему он слышит голос, который кажется таким реальным. Ратлидж то и дело вступал в мысленный диалог с Хэмишем, а иногда, к ужасу своему, возражал ему вслух. Капрал Хэмиш Маклауд сражался с Ратлиджем почти с самого начала. Молодой шотландец обладал задатками настоящего полководца, что не соответствовало его возрасту. Между ними, между офицером и капралом, завязалась настоящая дружба. Оба понимали, что на войне самое главное — заботиться о солдатах. За два года ожесточенных боев они насмотрелись на раненых и умирающих и многому научились. Неопытные новобранцы, которые в первый раз шли в бой, почти не имели надежды выжить. Умный командир старался хотя бы удвоить их шансы, что дорогого стоило.

А потом на Сомме, в первые кровавые недели боев, Хэмиш Маклауд поставил Ратлиджа в безвыходное положение: он в присутствии солдат отказался выполнить приказ. На то у него имелись веские причины. Хэмиш понимал, что еще раз подниматься в атаку против надежно закрепившихся на позициях немецких пулеметчиков — настоящее безумие. Многие солдаты погибнут без нужды. И все же командование приказало взять высоту любой ценой до следующей атаки немцев. Ратлидж собирался выполнить приказ ради нескольких сотен британских солдат, которым предстояло вскоре преодолеть ничейную землю. Благо немногих против блага большинства. Таков был выбор. Хэмиш выбрал свой обескровленный, измученный батальон.

Никакие доводы не могли его поколебать. Даже когда, в пример другим усталым и подавленным солдатам, Ратлиджу пришлось пригрозить капралу расстрелом, Хэмиш не передумал. И Ратлиджу пришлось выполнить свою угрозу, вопреки здравому смыслу и вопреки сознанию того, что он сам виноват. Ему пришлось нанести умирающему смертельный удар: достать пистолет и выстрелить в него в упор. Потом он смотрел, как стекленеют глаза, в которых застыла боль.

Он не хотел этого, не хотел, чтобы гибель Хэмиша Маклауда лежала на его совести. Даже его разум отказывался смириться с тем, что он сделал. Груз вины стал невыносимым. И вот его больной разум создал живого Хэмиша как доказательство, что молодой капрал не умер. Он жил в голове у Ратлиджа еще два года войны, наполненные горечью и смертью. И продолжал жить после войны. Ратлидж привез Хэмиша с собой.

Военные нужды превыше всего! Ратлидж почти ненавидел Хэмиша за то, что тот дрогнул, за то, что вынудил себя убить. Но хотя в те дни он и сам был близок к тому, чтобы тоже дрогнуть и сломаться, хотя и сам понимал, что молодой капрал прав, долг оставался для него превыше всего. Состраданию не место на поле боя. На войне самое главное — подчиняться приказам.

Бывали времена, когда самому Ратлиджу хотелось умереть, чтобы прогнать звучащий в голове голос с шотландским выговором. Но умереть он не мог: когда умрет он сам, наконец, умрет и сам Хэмиш. За последние два года войны его не коснулась ни одна пуля. Солдаты называли его зачарованным. И только сам Ратлидж понимал, в чем тут дело. Бог не желал принимать его — убийцу…