Ольга

— Товарищ майор, майор Коротун еще утром ранен в ногу, отправлен в цитадель, на связи его заместитель, капитан Рыбак.

«А сейчас у нас что, уже вечер? 6.21 на часах. Хотя, да… один час войны… он и за день, и за год, и за всю жизнь длинней стать может…»

— Отбой связи. Свяжись с командиром медроты полка.

— Капитан Ефимович на связи.

— Здравствуй, майор Ширков. Готовьтесь, моих уже несут к вам. Работы будет много. Личная просьба. Свяжи меня с майором Коротуном. Как он там?

— Осколок удален, рвется обратно, еле держим.

— А ты не держи. Без него там мышей не ловят.

— А что случилось?

— Извини, времени нет. Вечером спирта нальешь, все расскажу… даже того, чего не было. Где там майор?

— Как раз к его кровати подходим, уже наушники с рук вырывает…

— Майор Коротун на связи.

— Привет Паша, тут такое дело… прижали меня давеча на левом фланге, крепко прижали… аккурат напротив твоих западных валов. И два танка, что мне печень выели, и пехота, все как на ладони… но ни одного выстрела, Паша, с твоих позиций. Не хочу я, твоих командиров перед Батей позорить. Во-первых, точно знаю, виновного он перед строем расстреляет, во-вторых, ладили мы с тобой не плохо, и дальше рядом воевать. Разберись сам. Кто-то из твоих отдал приказ не открывать огонь. Дай ему винтовку в руки, пусть рядовым повоюет.

— Извини, Василий, если все так было… не могу я его в живых оставить. Сам, суку, расстреляю, другим в назидание. И спасибо тебе…

— Не руби с плеча, Паша, разберись сперва. И прошу, не стреляй. Без того меня командиры недолюбливают… не надо, Паша, я все знаю, мне пох, что обо мне думают. Но крови не надо. Разжалуй и откомандируй ко мне, если видеть его не хочешь. Договорились? И возвращайся быстрей, без тебя войны не будет.

— Товарищ майор, вас полковник вызывает.

— Майор Ширков! Почему не докладываете обстановку?

— Ротные еще не доложились, товарищ полковник, нет данных о потерях и состоянии укреплений. На глаз, доты не повреждены, большинство дзотов южной половины валов уничтожены, если не все… о траншеях даже не говорю. Мы подбили девять танков, уничтожено до двух рот живой силы противника, а то и больше. Зарослей много на том берегу, трудно оценить. Раненых начали в цитадель эвакуировать. Пока немец молчит, пытаемся восстанавить позиции.

— Молодец, майор! Такое у вас творилось… страшно смотреть было. Сам не верил, что живые на валу останутся… пушки, пулеметы нацелил, штурмовой отряд приготовил обратно укрепления отбивать. Такие дела… взвод ПТР и взвод станкачей к тебе отправили. Что еще?

— Минометчикам бы пристрелять ориентиры перед валами соседей. Раньше передо мной граница проходила, а теперь можно. А то передо мной пехота накапливается, мои носа высунуть не могут, а как минометы соседей сориентировать никто не знает.

— Сейчас приказ отдам, пока затишье, пусть ориентиры пристреливают. Молодец майор, еще что придумал?

— У генерала минометы есть…

— Так ты огня запроси, майор, и тебе подмогнут, у них с утра все пристреляно! Ты же молчишь, в одиночку войну выиграть хочешь!

— Не до того мне, товарищ полковник. Пока на меня больше других давят, пусть генерал наблюдателя с рацией пришлет, мы ему место выделим, задачи ставить будем…

— Записал. Еще?

— Жара днем будет, трупов много, думаю, немцы захотят убрать. Что мне им отвечать?

— Думаешь ты много, майор! Когда захотят, мля, тогда и спросишь! Доложишь о потерях, решим вопрос с пополнением. Конец связи.

Минут через пятнадцать Ширков снова вышел на связь с полковником.

— Товарищ полковник! Докладываю потери: убитых — семьдесят восемь человек. Подготовлены и запакованы в конверт документы и жетоны семидесяти пяти человек. Отсутствуют документы и тела трех наблюдателей, находившихся в траншеях во время артналета. Двоих, видимо, накрыло близкими разрывами, пока что откопали только одну ногу оторванную. Продолжаем поиски. Третий, лежит убитый перед валами. Предполагаю, в результате контузии, потерял голову и бросился в атаку на противника. Как стемнеет, пошлю ребят за трофеями, и его привезем обратно.

— А может он, потерял голову, и в плен побежал сдаваться?

— Никак нет, товарищ полковник! Бросился в атаку на врага с оружием в руках. Погиб смертью храбрых. Я уже документы подписал.

— С оружием в руках ров переплыл… ну, ну. Смотри, майор, не ошибись. Особисты будут копать. Продолжай.

— Раненых — сто тридцать два человека. Сто девять — доставлены в цитадель, двадцать три легкораненых — остались.

— Отправляю к тебе роту, из резерва. Принимай пополнение и вводи в курс дела. Транспарант у тебя сорвало. Мне отсюда все видно. Распорядись.

— Слушаюсь, товарищ полковник!

Вскоре высоко над валами вновь подняли транспорант. На белом фоне с красным ободком по краю, кроваво-красными буквами красовалась надпись:

«Deutscher Soldat! Gehe nicht nach Russland. Dort wohnt dein Tod. Olga»

А бойцы и командиры батальона вновь начали спорить, кто эта таинственная Ольга, от имени которой генерал адресовал врагам сие послание.

Командующий 45-й пехотной дивизией и всей операцией по взятию Бреста, генерал-лейтенант Франц Шлипер, раздраженно выбросил в сторону половинки разломанного в руках карандаша. Его часы показывали лишь 4 часа 25 минут по берлинскому времени, а кругом уже было светло, как днем. Он только что наблюдал, как проходила атака большевистских укреплений. Эту атаку он лично организовал после наглого, вероломного, ничем не спровоцированного артиллерийского обстрела немецких войск, не сделавших ни единого выстрела в сторону советской границы!

А ведь еще полтора часа назад генерал-лейтенант и штаб были уверены, — ничто не может помешать реализации блестящего плана захвата Брестской крепости, который они с любовью и немецкой педантичностью готовили на протяжении последней недели.

Общий план овладения Брестским опорным пунктом заключался в следующем: 31-я пехотная дивизия переправлялась севернее Бреста. Два полка, усиленные батареей 152-мм гаубиц и танковым батальоном, двигаются в направлении укреплений села Мотыкалы. После артподготовки, штурмом захватывают данный опорный пункт. Третий полк, усиленный батареей 122-мм гаубиц и танковым батальоном, движется в сторону северного предместья Бреста, по дороге овладевает двумя северными фортами.

34-я пехотная дивизия переправляется южнее Бреста, и при поддержке танкового полка атакует южное предместье и южный форт.

45-я дивизия атакует и овладевает Брестской крепостью, а затем продолжает атаку на город со стороны Северного острова (Кобринское укрепление).

Идея атаки Брестской крепости пренадлежала генерал-лейтенанту Шлиперу, в прошлом артиллеристу, четыре года командовавшему артиллерийским полком. Она заключалась в коротком, но очень интенсивном артналете (три, максимум, пять минут) артиллерией крупного калибра по атакуемым позициям, после чего огонь переносится на полторы-две сотни метров дальше, а в этот момент, обстрелянные позиции моментально атакует пехота, уничтожая оглогшего и не пришедшего в себя врага. Через три минуты ситуация повторяется: перенос огня, мгновенный рывок превосходящих сил, овладение новым рубежом.

Расчет строился в первую очередь на подавление психики обороняющихся, потерю управления войсками из-за чувства паники, растерянности, частичной глухоты вызванной близкими разрывами снарядов. Именно поэтому, основная огневая нагрузка ложилась на реактивные мины большого калибра. Великолепное фугасное действие этих мин, намного превышающее действие снарядов аналогичного калибра, жуткий вой в полете, это было именно то, что надо.

Именно поэтому войска были выдвинуты на исходные позиции в двухстах-трехстах мертах от атакуемых укреплений. В лодки, на западном берегу Буга, уже были заблаговременно погружены 37-мм орудия, чтоб не возиться во время артналета. Все было рассчитано по секундам, три-четыре минуты на преодоление водного рубежа, выход на дистанцию 150–200 метров до обстреливаемых позиций, перенос огня и моментальный рывок. В течение минуты позиции должны быть заняты, еще две-три минуты на уничтожение отдельных очагов сопротивления, и следующий рывок на новые рубежи.