Страница 7 из 8
Вероятно, именно это является главной, принципиальной причиной истерического неприятия либералами самой этой идеи. Но народ, творя историю, восстановит справедливость: важно лишь, чтобы цена ее не оказалась слишком высока.
14.09.2012
«Бежать от всяких обязательств…»
Таргетирование инфляции, отмена валютного коридора и свободный курс рубля. Таков план денежно-финансовой политики Центробанка на 2015 год. Об этом агентству «Прайм» заявил зампредседателя ЦБ Алексей Улюкаев. Он добавил, что инфляция через три года будет снижена до 4–5 %. Директор Института проблем глобализации Михаил Делягин обсудил ситуацию с ведущим Андреем Норкиным.
— Почему именно 2015 года, можете объяснить, почему такой выбран год?
— Я думаю, что это принцип Ходжи Насреддина: «Или ишак сдохнет, или эмир умрет». А все уж точно забудут, потому что все-таки это будет через два года. В целом, мы вступаем, мы живем сейчас в эпоху мирового кризиса. В этих условиях отказываться от валютного коридора, отказываться от сознательного и целенаправленного регулирования валютного рынка — это преступление.
— Может быть, есть какое-то объяснение, почему Центробанк настаивает на том, что валютный коридор нужно отменять? Пусть не сейчас, пусть через два года.
— Во-первых, любая административная структура склонна стремиться бежать от всяких обязательств. Каким бы широким ни был валютный коридор, он в России имеет обязательства удерживать рубль в рамках этого коридора. Это ограничивает свободу и произвол как свободной игры рыночных сил, так и самих сотрудников Центробанка. Я думаю, вы обратили внимание, что в последние месяцы курс рубля стал очень сильно волатильным, он очень сильно колеблется, вплоть до 80 копеек в один день. Но я сильно удивлюсь, если никто в системе Центрального банка на этих резких колебаниях никакого профита незаконного не делает. У меня на этот счет есть очень сильные подозрения.
— А если отменить валютный коридор, можно как-то предсказать, что будет с курсом рубля?
— Отменить валютный коридор — значит отменить обязанность Банка России поддерживать рубль на стабильном уровне. Это значит, что через некоторое время в мире что-нибудь произойдет, в прошлый раз это было, когда в Европе просто задумались, не обанкротить ли им Грецию, и когда бегство капиталов из России ускорится, то рубль рухнет достаточно сильно и это может привести к дестабилизации всей экономики. С другой стороны, если все будет хорошо — нефть будет дорожать, тогда рубль укрепится до такого уровня, что слишком сильный рубль будет душить российскую экономику, и наша экономика не выдержит этого. Банк России, по сути, снимает с себя обязательства в области сознательной валютной политики, мне это кажется неправильным.
— А что насчет таргетирования инфляции?
— Про таргетирование инфляции я слышу года с 1997-го. И вообще, ситуация, когда рост цен вызван не монетарными факторами, а произволом монополии, возможности Банка России по ограничению инфляции крайне ограничены. И здесь в основном должна быть работа Федеральной антимонопольной службы. Банк России, судя по всему, этого не знает, так что, почему бы не пообещать очередной пряник. Я могу сказать, что в начале 2000-х нам уже обещали инфляцию в 3 %, сейчас обещают в 4–5 %. Некоторое движение к разуму все-таки наблюдается. По структурным соображениям инфляция в сегодняшней структуре российской экономики ниже 6 % не может быть даже теоретически. То есть ее можно сделать ниже, но ценой развязывания жесточайшего кризиса неплатежей. И обратите внимание, что по состоянию на середину сентября инфляция в этом году уже выше, чем она была год назад.
Будни «модернизации»
Рассуждения о модернизации все ближе к перестроечным разглагольствованиям о «новом мышлении» — а ведь из-за либеральных реформ фраза «модернизация или смерть» перестала быть преувеличением.
Прежде всего нужна модернизация нефтедобычи. Россия стоит на нефти: угроза спада ее добычи — угроза существованию страны.
По официальному прогнозу, в 2011 году будет добыто 509,1 млн. тонн — почти на 4 % больше докризисного. Но даже слабый рост требует неимоверных усилий: в 2010 году рост добычи на 2,1 % потребовал увеличения эксплуатационного бурения на 17,3 %; в 2011-м соотношение составило 0,8 % и 10,7 %.
При инерционном развитии добыча начнет снижаться уже в 2012 году, а к 2014-му сократится на 2 % — до 495 млн. тонн.
Хотя бы удержать ее можно лишь интенсивным применением новых технологий. Так, «Роснефть» намерена повысить долю добычи с применением инновационных технологий с 15,3 % в 2010-м до 22,1 % в 2014 году, подняв коэффициент извлечения нефти с 38,4 до 40 %.
Добыча определяется состоянием бурового дела: это нерв страны, который определяет ее будущее вне зависимости от политического и рекламного шума.
Государство понимает это: бюджет увеличивает расходы на воспроизводство минерально-сырьевой базы в 2014 году почти вдвое по сравнению с 2011-м — с 22,3 до 43,5 млрд. руб. Это пятая по темпам увеличения расходов из 95 расходных статей.
Но, хотя мало какую проблему нельзя решить без денег, — еще меньше проблем, которые можно решить только деньгами. И требуемое повышение качества бурового оборудования — не исключение.
Как и везде, в этой сфере в 2000-е шло вытеснение российских производителей импортом. Рынок относительно простого оборудования неумолимо «зачищается» Китаем, еще в 2008 году завоевавшим более половины российского рынка бурового оборудования (за тот год его объем вырос в 3,5 раза — до 1 млрд. долл.; в 2009 году из-за кризиса он сократился вдвое, в 2010 году емкость рынка вернулась на уровень 2007 года, но сейчас она восстанавливается).
Помимо дешевой продукции Китая Россию покоряет оборудование из развитых стран для работы в сложных условиях: за счет надежности и хорошего сервиса в расчете на свой жизненный цикл, несмотря на более высокую цену покупки, оно часто дешевле российского.
Устойчивая тенденция поставила под вопрос судьбу российских производителей бурового оборудования.
Выход, казалось бы, ясен, особенно в свете выдвинутой Путиным идеи реиндустриализации. С одной стороны, чтобы жить, России нужны рабочие места, с другой — доля импорта, без которого нельзя обойтись и который может стать поэтому инструментом внешнего давления, должна быть минимальной. Применительно к производству бурового оборудования это ставит задачу быстрой, глубокой и всеобъемлющей модернизации — вероятно, все еще слишком сложную для правительства, вырабатывающего политику в стиле 90-х: на основе выбора из пожеланий лоббистов.
Результат — введение с 1 января 10-процентной ввозной пошлины на буровые установки. Запугивание импортом китайского оборудования было лишь поводом: при разнице в цене в 33–40 % пошлина не повлияет ни на что.
Она важна для другого сегмента рынка — сложного оборудования для работы в трудных условиях, на котором российские производители противостоят развитым странам. Это лакомый кусочек: наша потребность в современных высокотехнологичных буровых установках уверенно растет на 5–10 % в год.
При этом российские производители этого сегмента часто выступают сборочными цехами: их продукция более чем на 50 % состоит из импортных комплектующих. Поэтому цена сравнима с импортными аналогами, хотя разница в качестве остается.
Но и здесь 10 % пошлины может быть достаточно лишь для временного выравнивания конкурентных позиций. Импортное оборудование остается более надежным, а российские производители не получат ресурсов, достаточных для выхода на новый уровень. Протекционистский барьер сам по себе, без возможностей глубокой модернизации, лишь замедлит процесс утраты рынка, как это было в автопроме.